Интерес к И цзипу, а также к Шу цзипу и Ши цзипу привел Буве к заключению о том, что в своей основе китайская классика восходит к до–Потопному наследию Иудеи. Около 1704 г. он укрепился во мнении, что центральным текстом китайской культуры является И цзин отражающий традицию «иероглифической науки» древнего мира, а легендарный составитель гексаграмм И цзина Фу–си был отождествлен нм с ветхозаветным патриархом Енохом. Буве все более склонялся к идее изучения китайской классики на основе предпосылки о единстве человечества, сотворенного одним Богом. Буве заключил, что обнаружил в И грине следы изначального Откровения, потерянного в других культурах или искаженного там до неузнаваемости. Классические тексты в Китае изменялись, поэтому фигуралисты должны были отделить в них от позднейших искажений исконный смысл, переданный сыновьями Ноя. Сделать это было нелегко — никаких оригиналов мифических до–Потопных книг не сохранилось, а прямое текстологическое сравнение китайских классиков с древнееврейскими или древнеегипетскими текстами было затруднительным. Наиболее неповрежденным фрагментом до–Потопной древности фигуралисты сочли схему гексаграмм И цзина и потому решились искать тайны Божественного Откровения прежде всего в них. Знакомство фигуралистов с материалами китайской истории побудило их отказаться от попыток обоснования происхождения мудрости язычников из Поднебесной от пророка Моисея. Им пришлось идти к истокам библейской истории до Ноя и Еноха, получившего традицию в устной передаче от Адама. В изложении Премара концепция согласованной «синобиб–лейской» истории по Буве сводится к тому, что Ной собрал книги Еноха[60] и взял их с собой на Ковчег для обращения к вере людей после Потопа. Впоследствии из этих книг выросли все религиозные писания иудеев, при этом книги Еноха и пять конфуцианских канонов суть одно и то же, отличия же китайских текстов от произошедших из того же источника писаний Моисея и книг древнееврейских пророков относятся к расхождениям языкового характера, но не к доктрине. Более того, у китайцев нет исторических записей, восходящих к периоду до эпохи Чжаньго. Хотя их монархия существует уже 4000 лет, она основана Симом, сыном Ноевым. На этом основании все содержащиеся в китайских книгах упоминания о событиях, произошедших до этого периода, есть «фигуры», или прообразы. Потоп при императоре Яо из китайских книг и Потоп при Ное — одно событие, описанные в Шань хай цзин океаны и горы есть образы жалкого состояния мира после грехопадения, а Великий Юй есть «фигура» Иисуса Христа. Упоминаемое же в летописи Чунь цю царство Лу не имеет ничего общего с нынешней провинцией Шаньдун — это Иудея, где и был пойман чудесный зверь Цилинь. Шэн, или Иисус Христос, есть единственный предок всех людей, и лишь ему иод именем Хоуцзи и Шанди приносили жертвы китайские императоры древности (из письма Премара, апрель 1716 г.) (см. [1лтс1Ьаек 1991, с. 116]). Таким образом, европейские скептики были посрамлены — ведь оказалось, что Китай был причастен к библейской истории человечества уже с момента Творения!
Мысль о том, что старший сын Ноя Сим принес до–Потоп–ную культурную традицию на Дальний Восток, стала определяющей для исследований иезуитских фигуралистов. Для Буве наиболее естественным путем объяснения присутствия упоминаний о Мессии в И цзине было предположение, что эта книга не является китайской и принадлежит к иудеохристианской традиции [там же, с. 112]. Исследуя древнекитайские тексты, Буве пришел к выводу, что китайцы изначально имели представление о Боге, Святой Троице, Мессии, грехопадении и Судном Дне, а также наказании за зло, ангелах, первочеловеке Адаме, Потопе, Воплощении Христа, Искуплении. Многие исторические и мифологические имена представлялись фигуралистам прообразами Бога, Троицы или Иисуса Христа. Отождествлявшийся с Енохом и Гермесом Трисмегистом первый китайский правитель Фу–си выступал «фигурой» Христа, так же как Желтый император Хуан–ди и чудесный зверь Цилинъ,возвещающий в китайской традиции не только мир и благополучие, но и рождение Мудреца. Предполагалось, что при правильной трактовке китайцы легко узнают в ицзиновском понятии о «мудреце–святом»> (тэн) самого Иисуса Христа. В отличие от Риччи и других первопроходцев миссии иезуитов в Китае, Буве практически не интересовался конфуцианской традицией. В письме к Премару он заявил, что считает Конфуция «мифологическим» и «чистым образом Сына Божия» (цит. по [Rule 1994,с. 321])·
Теории фигуралистов невозможно судить по одним лишь критериям научности, рациональности и доказательности. Буве был миссионером, движимым и одержимым идеей своего долга, звавшего его к поиску следов пророчеств о Спасителе в неведомой западным христианам китайской культуре. Он полагал, что древние восточные пророки и святые учителя естественного закона обладали таким же божественным знанием принципиальных тайн закона Иисуса Христа, как и Святые Отцы Церкви. Цитируя текст Ли ipu. Буве утверждал, что упоминаемое там Великое Единое (тай и), в результате разделения которого пояь–ляются Небо и земля (это разделение трактовалось Буве не только в креационистском, но еще и в тринитарном ключе), есть синоним Всевышнего Владыки (Шанди). Ссылаясь на Ши цзи, он доказывал, что в древности китайцы приносили жертвы н поклонялись тай и как единому наивысшему Богу. Китайские иероглифы представлялись фигуралистам вместилищем сакральных тайн, смысл которых был утрачен в результате деформации письменности. Буве пытался дать обоснование своим гипотезам со ссылкой на анализ иероглифов. Он отметил, что знак ? фу из имени Фу–си состоит из компонентов ? жшь (человек) н ? цюпнь (собака). На этом основании Буве интерпретировал знак фу как обозначение человека–собаки, утверждая, что Гермес Трисме–гнст также представляется с головой собаки на человеческом теле, и находя здесь подтверждение тождества «фигур» Фу–си и Гермеса. Трисмегиста. Второй знак си был истолкован как имеющий отношение к жертвоприношениям и роли Фу–си в качестве распорядителя жертвоприношений, что подтверждалось ссылкой на близкий по написанию знак ? си?указывающий на жертвен–ное животное. Буве также утверждал, что Фу–си именуется другим именем — Тайхао ??,истолкованным как «трижды великий», тот же смысл имеет имя Трисмегист (см. [Mungello 1977, с. 54–55]).
Многие библейские образы были обнаружены Буве непосредственно в гексаграммах И цзина. К примеру, шесть черт гексаграммы трактовались им как динамические этапы, соответствующие шести дням труда Бога в процессе Творения, три непрерывные линии триграмм представляли Троицу, а прерванные — грех и разрушенное единство человечества. Можно понять, почему Руле охарактеризовал методологию христианской ицзини–стики Буве как «простую до крайности» [Rule 1986, с. 164].
Позднее Буве обратился к разработке теории трех этапов развития мира на основе И цзина. Увязывая свою концепцию с китайскими представлениями о культурной истории, Буве сопоставил китайское понятие о трех И цзинах, в соответствии с которым до нынешнего текста существовали еще два утраченных (при этом первый вариант принадлежал лично Фу–си), с тремя нормативными стадиями христианского понимания истории: совершенство «золотого века» до грехопадения; период после изгнания из рая, когда люди и ангелы бунтовали против Бога; период после прихода Спасителя, когда мир обретает возможность вернуться к его изначальному состоянию. Содержащееся в И цзине понятие сянътянъ (доприродное) трактовалось как период от Творения до Вознесения Господа, а хоутянъ (послеприрод–ное) — как указание на период от Вознесения до «конца света». Эта почти циклическая доктрина движения от совершенства к упадку и поиску восстановления совершенства, отраженная также в китайской литературе, согласуется с общими понятиями христианства. Заметим, что идея библейско–ицзинистской теории трех периодов Буве заинтересовала Кан–си, что могло быть связано с ее близостью к китайским представлениям[61].
