Кроме того, не совсем справедливо судить об империи только по тому, как она решала свои национальные вопросы, В самом лучшем случае здесь можно ожидать только каких-то сдерживающих действий, которые являются наименьшим злом при решении нерешаемых проблем. Однако в экономическом отношении последние десятилетия своей жизни империя была вполне благополучна. Даже венгры, бесконечно жалующиеся на свое зависимое положение и эксплуатацию, в действительности сильно выигрывали от существования монархии и единого рынка. Венгрия сумела более или менее избежать последствий великой депрессии 1873 года, и, по самым скромным оценкам, ее экономический рост между 1870 и 1913 годами составлял ежегодно 3,8 процента, что для того времени было довольно высоким показателем. Дело было не только в том, что вся австрийская монархия являлась превосходным и, может быть, незаменимым рынком для венгерского экспорта, но и в том, что «способность Венгрии проводить индустриализацию в значительной степени зависела от неограниченного доступа к австрийскому рынку ценных бумаг».
Наряду с интенсивным экономическим развитием, которое постепенно сокращало отставание страны от французов и британцев, Австрия пользовалась беспрецедентным авторитетом в качестве центра мировой культуры. На рубеже веков вклад Вены в искусство, музыку и науки был огромен. Разумеется, габсбургский режим напрямую не участвовал в создании этих новых культурных ценностей, подобно тому, как несколько веков назад он создал барочную Контрреформацию. Но это и не входит в обязанности либерального режима в плюралистическом обществе. В лучшем случае он просто не мешает и не запрещает. Как раз это Габсбурги и делали. Культурное богатство Вены было бы немыслимо без существования империи или внутри одного из небольших национальных государств региона. В очень большой степени эта культура была еврейской, что, безусловно-, было результатом покровительства и толерантности, гарантированных евреям имперскими властями. В этом вопросе империя сильно выигрывала по сравнению со своим российским соперником, с большинством преемников империи и даже с Пруссией и Францией.
К 1900 году Австро-Венгрия во многом уже начинала выходить за рамки исторического определения империи и двигаться в направлении демократической многонациональной федерации, способной предложить своим народам экономические выгоды огромного рынка, защищенное законом равенство в правах, а также безопасность, считавшуюся прежде традиционным благодеянием империй. Разумеется, этот процесс ни в коем случае нельзя было считать завершенным, к тому же он сопровождался межнациональной враждой и конфликтами. Однако, учитывая исторический контекст, достижения Австрии впечатляют, Вене не просто приходилось иметь дело с разными видами ранней стадии национализма - наивными, брутальными и эгоистичными. Ей также приходилось по мере сил смягчать тяжелейшее воздействие, которое оказывала на социальную стабильность и массовое сознание стремительная индустриализация, урбанизация и миграция огромных масштабов. Одновременно с этим происходило еще и гигантское расширение стабилизирующей и формообразующей роли государства в социальной жизни общества, что неизбежно становилось причиной усиления борьбы между национальностями и социальными группами за контроль над бюрократической машиной. Тогда же общество впервые познакомилось с демократическими идеями и состоялось пришествие массовых политических партий. Предполагать, что одновременное развитие всех этих тенденций не вызовет больших осложнений, значит отказать себе в праве называться реалистом.
Однако в противовес всем вышеизложенным позитивным моментам необходимо принять в расчет управление Венгерским королевством между 1867 и 1918 годами, а также внешнюю и военную политику Австрии, которая привела в 1914 году к тому, что она едва не стала могильщиком всей европейской цивилизации, одним из главных оплотов которой была она сама.
Венгерское королевство в последние десятилетия монархии представляло собой резкий контраст Цислейтании, К 1910 году 54 процента его населения составляли мадьяры, и в Венгрии не было никакого эквивалента чехам - экономически развитым и с многочисленным средним классом, - которые могли бы составить мадьярам конкуренцию. Их элита была гомогенной, уверенной в себе, политически искушенной и вдобавок сугубо национальной. Венгерская аристократия разделяла многие ценности и посылки цислейтанского высшего общества и даже самого Франца Иосифа. Это облегчило компромисс 1867 года и до некоторой степени защитило его от драматических призывов Вены к венгерским массам и невенгерским меньшинствам против венгерской элиты. Эта элита, вышедшая в основном из старинного дворянства, полностью контролировала государство. Она исключила большинство взрослого мужского населения из процесса выборов, но все равно занималась подтасовкой результатов. Она оправдывала это, не без оснований утверждая, что любое движение в сторону демократии угрожает интересам собственности и уменьшает шансы превращения королевства святого Штефана в настоящее венгерское национальное государство. Кальман Тиса, долгое время бывший премьер-министром, утверждал, что в случае введения всеобщего избирательного права «целые регионы страны будут потеряны из-за местного национализма и падут легкой добычей антивенгерской подрывной деятельности, окрашенной социализмом; 200-300 мадьярских депутатов окажутся противостоящими 150-200 немадьярам, причем определенная часть блока будет контролироваться агентами международного социалистического движения. Сельские избиратели станут жертвой демагогии самого низкого пошиба, а серьезных, ответственных деятелей национальной политики можно будет пересчитать по пальцам одной руки». В начале двадцатого века такие заявления были более уместны в устах русского, а не австрийского государственного деятеля. Но, как яростно настаивали ее лидеры, Венгрия и не была Австрией.
Тиса Кальман (1830-1902) - венгерский политический и государственный деятель, премьер-министр Венгрии в 1875-1890 годах.
В 1867 году Франц Иосиф передал контроль над внутренними делами королевства мадьярской элите, До тех пор, пока она не пыталась распространить этот контроль на армию или внешнюю политику император до самого конца своего правления не делал попыток вмешательства во внутреннюю венгерскую политику. Другими словами, он предоставил невенгров самим себе. Например, лояльные солдаты-колонисты южного пограничного района (Военной границы), ранее управлявшиеся непосредственно из Вены, были принесены в жертву уже не в первый раз, когда Габсбургам понадобилось договориться с венгерской элитой. Однако в 1867 году были некоторые оправдания компромиссу, даже помимо горячего желания Франца Иосифа укрепить стабильность в Венгрии, чтобы развязать себе руки для возобновления борьбы с Пруссией в Южной Германии. Хорваты, с 1849 года не имевшие никаких выгод от абсолютистского правления, были относительно удовлетворены автономией, первоначально предоставленной им Будапештом после 1867 года. Другие национальные лидеры оставались недовольными, но в основном на бумаге, и в первое время, пока венгерское правительство соблюдало национальное законодательство, его национальная политика была гораздо менее в тягость подвластным народам, чем перед 1900 годом. Заслуживает порицания неспособность Вены в эти последние десятилетия воспользоваться случаем и вмешаться в венгерские дела, Особенно неприглядно выглядит ее нежелание навязать венгерским олигархам значительное расширение круга избирателей во время кризиса, разразившегося в 1905-1906 годах из-за статуса имперской армии. Вполне может быть, что> имея перед глазами тяжелые последствия межобщинных конфликтов в Цислейтании, Франц Иосиф хотел сохранить хотя бы наружное спокойствие в Венгрии, Возможно, он просто считал, что мадьярская элита слишком сильна чтобы становиться ей в оппозицию, и что никакой стабильный порядок в Венгрии невозможен без признания ее гегемонии. Не подлежит сомнению и то, что резкий поворот в сторону демократии вызвал бы в Венгрии более радикальные последствия, чем в Австрии, Это было в целом более бедное общество с историей, изобилующей жестокостями, и с несравненно более слабыми традициями компромиссов. Иметь дело с радикальными аграриями, славянскими националистами и социалистическими партиями, которые неминуемо вышли бы на передний ялан, было бы гораздо труднее, чем с христианскими социалистами Карла Люгера или социал-демократами Карла Реннера в Австрии. Тем не менее отдать просто так хорватов, Военную границу и румынских крестьян Трансильвании на произвол
