Новый, 1969 год многие специалисты встретили на космодроме.
В начале января прошумели снежные бури, вволю нагулялся степной ветер, показали силу казахстанские морозы.
Когда прилетели космонавты, то город в степи был залит холодным солнцем.
Дым из высоких труб ТЭЦ столбом тянулся к небу – верная примета морозных дней.
Звенел от холода металл, как стеклянные елочные игрушки, лопались под ногами степные колючки, а в передвижной телевизионной станции после перенесенных холодов разогретая аппаратура сначала запотела или, как говорят связисты, «начала плакать».
Зимние мотивы нашли отражение в творчестве местных художников. Космонавтов рисовали в тулупах! Веселым получился новогодний номер «Нептуна». У стенгазеты толпились острословы. С загадочными лицами мрачно рассматривали рисунки врачи. На одном рисунке был изображен страдающий от насморка человек с чемоданом в руках.
— Врачи-то какую силу взяли: специалиста «по подозрению в гриппе» в Москву отправили!
Космонавтов оберегали. Каждому входящему в дом врачи надевали марлевую повязку. Через каждые 3 – 4 дня всему основному и дублирующему составу космонавтов, медицинским и другим работникам, которые общались с экипажем кораблей, вводился специальный препарат с целью предупреждения гриппа.
Командиром нового космического корабля был назначен Владимир Александрович Шаталов.
Традиционными стали встречи радиожурналиста с космонавтами накануне старта. Тогда Владимир Александрович так рассказал о своем детстве, о работе, о том, что предшествовало полету:
— Родился в Казахстане, в Петропавловске, в 1927 году. Второй своей родиной я считаю Ленинград, потому что вся жизнь моя с двух лет и до начала Великой Отечественной войны проходила там. Сейчас и папа, и мама гостят у меня в Москве. Я надеюсь, что им удастся услышать этот репортаж, и хочется сейчас, перед стартом, пожелать им самого-самого хорошего, поблагодарить за все, что они сделали для меня, за воспитание. Они воспитывали во мне волю, настойчивость и – может быть, это нескромно будет сказано – трудолюбие, чувство ответственности и чувство долга. То, что поручено мне, в большом или малом, приучен доводить до конца, не останавливаться на достигнутом, стремиться все время к чему-то новому. Этому я учился у отца. Он никогда не был удовлетворен собой. Ему было больше сорока лет, а он учился заочно в институте. Работал машинистом на паровозе, сутками находился в командировке, а потом вечерами и ночами занимался. Вышел на пенсию, и то нашел себе занятие: переделал весь двор. Сам на машине ездил за город и сотни четыре кустов, деревьев привез. Сейчас целый лес во дворе вырос. Это там, где раньше пустырь был...
Ну, а о маме и говорить не приходится. Я не видел, чтобы она отдыхала больше чем пять минут подряд. Все время она о чем-то хлопочет, что-то делает, или шьет, или готовит, или прибирает.
Всю финскую кампанию отец находился на фронте. На фронте был и с первого дня Отечественной войны. Он строил «дорогу жизни». В 1943 году за это строительство ему присвоено звание Героя Социалистического Труда.
Наш полет готовится давно. Владимир Михайлович Комаров начинал отрабатывать эту машину. Затем последовал полет Георгия Тимофеевича Берегового. Я готовился вместе с ним как дублер. Очень много полезного я извлек из полета Георгия Тимофеевича Берегового.
Разговор перескакивал с одной темы на другую. Снова заговорили о войне.
Владимир вспомнил, как все парни их двора рвались на фронт, как он приставал к отцу и добился своего:
— Зачислили меня в часть, как сына полка. Жил вместе со всеми солдатами, ходил на пост, доверяли мне, правда, охрану не очень важных объектов.
Когда последние эшелоны уходили из Ленинграда, то тут отец, сыграв на том, что я теперь уже взрослый и забота о матери должна лежать на мне, отправил меня с матерью к бабушке в Петропавловск.
Стать летчиком мечтал с шестого класса. Был друг у меня, Олег Корытов, с которым мы учились с первого класса, так он мечтал идти в военно-морскую спецшколу, я – в авиационную. У него отец плавал, был моряком, а у меня отец после гражданской войны служил в одном из воздухоплавательных отрядов, летал на этих «фарманах»... И когда я узнал, что в Караганду эвакуирована шестая Воронежская спецшкола ВВС, то поступил в нее. Закончил там восьмой, девятый, десятый классы и попал в училище.
Я слушал Владимира Шаталова и вспоминал свою первую беседу с Владимиром Комаровым. Он тоже во время войны учился в авиационной спецшколе. Много книг написано о Великой Отечественной войне, кажется, подняты разные пласты жизни, рассказано о подвиге на фронте, о партизанской войне, о труде в тылу, об эвакуации, но не встречал я страниц о спецшколах. А это тоже интересная страница. Страница, которая могла бы поведать о гуманности нашего общества, о великой заботе партии и народа о подростках.
Спецшколы, артиллерийские, военно-воздушные, военно-морские, были созданы незадолго до войны в разных городах. В эти школы принимали юношей, успешно закончивших семь классов. Учеба шла по программе средней школы; кстати, спецшколы входили в систему Наркомпроса, но командирами рот, батарей были военные. «Спецы» к окончанию десятого класса овладевали основами военной службы, проходили строевую подготовку, во время летних каникул закаляли здоровье в лагерях. Будущие летчики имели возможность познакомиться с аэродромами и совершить несколько полетов, артиллеристы – побывать на полигонах, будущие моряки – набить мозоли веслами шлюпок... У «спецов» была соответствующая форма. Стоит ли говорить, с какой гордостью носили ее юноши в пятнадцать лет, как лихо отдавали честь на улице при встрече с командирами!
В спецшколе были лучшие преподаватели. Учащиеся этих школ занимали первые места на различных математических, физических и химических олимпиадах. После окончания спецшколы учащиеся получали аттестаты зрелости и направлялись в военные училища.
С началом войны спецшколы из Москвы, Ленинграда, Одессы, Воронежа были эвакуированы в Сибирь и Казахстан. Отеческую заботу проявил народ о юношах в военной форме. Местные власти, воинские организации делали все, чтобы ребята могли нормально учиться. Правда, иногда учебу приходилось прерывать и заниматься разгрузкой вагонов, работать на лесозаготовках, помогать убирать урожай. Но учеба шла! Военные училища получали хорошее пополнение.
Поступить в спецшколу было нелегко. Нужно было иметь хорошие отметки за семь классов и успешно сдать вступительные экзамены. Естественно, что при зачислении, работала строгая медицинская комиссия. Такой отбор юношей в пятнадцать лет дал свои плоды. Сейчас среди бывших «спецов» есть и генералы, и адмиралы, доводилось мне встречаться с инженерами, дипломатами, конструкторами и журналистами, а двое из них стали космонавтами.
Но вернемся на космодром и послушаем рассказ бывшего «спеца» Владимира Шаталова, перелистаем стенограмму беседы перед стартом.
Шаталов вспомнил запуск первого спутника:
— Это взволновало, потрясло меня. К тому времени я закончил академию и был летчиком, командовал эскадрильей, вроде уже взрослый человек, серьезный, но, как мальчишка, каждый вечер я смотрел расписание, когда проходит спутник над той точкой, где мы служили, и наблюдал. А потом полетел Юрий Алексеевич Гагарин. Это потрясло меня! Так хотелось посмотреть с космической высоты на родную землю, но я чувствовал, что вроде бы я опоздал... А когда узнал, что есть возможность поступить в отряд космонавтов и что я по своему возрасту, росту, весу и образованию вписываюсь в габариты, которые предъявляют к космонавту, то потерял покой.
На стартовую площадку Шаталов приехал за 2 часа 10 минут до старта. Направился к лифту. Короткое приветствие с верхней площадки – и сразу за работу. Очень все просто и деловито.
«Союз-4» стартовал 14 января в 10 часов 39 минут московского времени.
Через сутки состоялся старт «Союза-5» с экипажем из трех космонавтов: командир корабля Борис Валентинович Волынов, бортинженер Алексей Станиславович Елисеев, инженер-исследователь Евгений Васильевич Хрунов.