карьерное унижение. Не правда ли, есть о чем поразмыслить и Бурбулису, и Шахраю, да и всем прочим, кто будет в этих условиях спровоцирован на так называемые крайние меры. И планы этих крайних мер будут сданы заблаговременно — это можно предсказать с полной определенностью. А значит, итог любой операции, планируемой «за семью замками», тут же утекающий чуть ли не в открытую печать, окажется весьма и весьма плачевным.

Но… Будучи плачевным для наших противников (что должно было бы нас радовать!), он станет таковым и для России (что нас не может не беспокоить!). Но интересы России для любого государственника стоят неизмеримо дороже поэзии аппаратных подстав.

Нам надо делать выводы.

Первое. В конце съезда (28 апреля) Ельцин выступил с компромиссной речью. Иначе трудно было бы закрыть съезд. Да и сам Ельцин сейчас не очень-то нацелен на драку, в которой он выиграть фактически ничего не может, а проиграть может все. И, скажем прямо, не может не проиграть.

Второе. Была сделана пауза, после чего в Череповце заявление о разгоне съезда удалось-таки навязать немного разгоряченному непростой обстановкой президенту России. И сразу же раздуть это заявление до невероятных размеров так, чтобы ему было как можно труднее идти на попятную.

Третье. Момент был выбран таким образом, чтобы мгновенная реакция парламента исключалась (праздники, отпуск, все в разъездах). Отсутствие этой реакции было опять-таки раздуто в эпохальное событие.

Постараемся, пользуясь любезным намеком Вощанова о хитро-сплетенности и тщательной продуманности, построить график действий, запланированных господами советниками президента.

Итак, интервал первый — от закрытия съезда до открытия сессии Верховного Совета России. Посередине этого интервала — заявление в Череповце. Разведка боем. Потом — контроль и взаимное маневрирование. На этом фоне — попытка обозначить новую кадровую политику в российских силовых структурах, прежде всего МВД, политику, мягко говоря, накаляющую обстановку до крайности. Маневр с уходом в тень Шахрая и Бурбулиса понятен. Геннадий Эдуардович начинает заниматься «вопросами большой политики», а Сергей Михайлович готовится на обещанный ему пост министра МВД.

Дальше — интервал в месяц. За это время депутатов Верховного Совета России, образно говоря, «проверят на вшивость». Одно из двух — либо, предупрежденные всеми кому не лень, они начинают действия по созыву чрезвычайного съезда, либо пасуют. Но в любом случае в плане стратегическом если уж и имело смысл наносить по ним удар, как говорится, «на полном серьезе», то лишь гораздо позже.

Ближе к 14 июня пройдет, по-видимому, офицерское собрание. Не позднее середины июня окончательно встанет большая часть промышленности в ключевых регионах. Забастовки бюдюжетников скорее всего приобретут перманентный характер. Альтернатива — мгновенное добивание рубля за счет печатания суперпорции денежной массы (200–300 миллиардов). Чтобы как-то скомпенсировать эмиссию (а она в любом случае окажется огромной!), возникнет необходимость в новом (втором!) повышении цен на энергоносители. А это имеет свое название — «агония экономики».

Параллельно с этим и пропорционально этому, естественно, возрастает количество межнациональных конфликтов. Время для референдума фатально упущено, а Верховный Совет, буде он не состоит из абсолютных идиотов, вынесет, кроме вопроса Ельцина, еще и свои вопросы на референдум.

«Воевать — так воевать!» Кто же в выигрыше? Только не Россия! Напомним также, что единственный источник легитимности треклятого Федеративного договора — это съезд. Если его нет, то и этот «вшивый консенсус», как говорится, — «псу под хвост».

Дальше — главное, ради чего этот сыр-бор.

Президент России, испуганный ситуацией внутри страны и «накачиваемый» советниками, получит во время визита в США ультиматум. Его суть — отсутствие самостоятельной политики в Европе; абсолютная подконтрольность России со стороны США во всем, что касается действий в третьем мире; отдача островов Курильской гряды; некий жесткий режим — как минимум на год. Без всякой демократии де-факто, но с какой-то имитацией ее де-юре; новый тип структурирования российского общества. Новая кадровая политика. Новая стратегия приватизации. Новый аграрно-сырьевой промышленный контур и т. д. Ну и всякая «мелочь» по поводу Кубы, например.

В обмен на это будет обозначена некая поддержка и помощь.

Ельцин возвращается 18 июня. И ему надо выполнять обещания. Ну и Верховный Совет, конечно же, должен быть побыстрее отправлен в отпуск.

С этого момента до середины сентября наступает золотое время советников и прочих представителей исполнительной власти. Экономику добивают. Указ о банкротстве, об инвестициях и о вывозе капитала за рубеж. Третье повышение цен — на энергоносители. Конвертация рубля по безумно низкому курсу (перед этим рубль еще больше могут опустить, чтобы потом все смирились). Сознательный выпуск из-под контроля безработицы, сознательный биржевой и банковский крах. 20 сентября — сдача Курил во время поездки в Японию.

Парламент выйдет из отпуска лишь в конце сентября. И… либо окажется перед закрытыми дверями, либо будет втянут в долгие, вплоть до ноября-декабря, «дискуссии» о некоем референдуме.

Одно ясно — по этому плану с демократией, ребята, распроститесь надолго. Ну хотя бы до конца 1993 года. Да-да, не удивляйтесь. Впрочем, и то, что возникнет к середине 90-х годов по этому плану, к демократии должно иметь отношение весьма и весьма приблизительное.

Нам-то что, Бог бы с ней, с демократией, была бы Россия. Но ее-то как раз-таки и не будет. Потому что все это, увы, химеры, прожекты очень неглупых, достаточно решительных (в отличие от бедолаг из ГКЧП), но — вы уж не обижайтесь, пожалуйста, — не слишком осведомленных и компетентных людей.

Что же касается нас, следящих за всей это бесовщиной, то нам-то важно, чтобы Россия была.

«День», 17–23 мая 1992 г.

Первое и самое главное — это невозможность сослаться на измену, локализованную где-то. Она, безусловно, существовала и существует. И есть лица, которым уже сегодня можно предъявить счет в национальной измене. И мы называли и называем эти лица. И им уже можно предъявить счет в преступлениях против человечества. Думаю, что если когда-нибудь состоится международный трибунал, то на нем ряд поступков маршала Шапошникова, например, будет квалифицирован именно так. И никогда те люди, которые исполняли чьи-то преступные приказы, не смогут уйти от ответственности, объясняя, что выполняли чью-то волю свыше. Ибо честь офицера, генерала, честь военного не позволяла дать приказ о передаче, например, молдавской полиции установок типа «Ураган». Ибо такие установки в условиях существующего сейчас конфликта означают просто борьбу против мирного населения. Ибо это оружие массового уничтожения.

Один человек в Азербайджане, когда я приехал туда в 1988 году в тот момент, когда там творились страшные вещи, близко пододвинувшись ко мне, сказал: «Ты пойми только главное: мы живем в обществе „ням-ням“, которое может зарезать один волк… И до тех пор, пока мы не перестанем быть обществом „ням-ням“, с нами можно делать все что угодно». Вот это и происходит.

Я не снимаю при этом ответственности прежде всего с интеллигенции. Эта ответственность велика.

Нынешняя русская интеллигенция наследовала от своих предшествующих поколений и нигилизм. Этот нигилизм нынче возобладал над разумом. И то, что она сделала сегодня, тоже может быть отнесено к коллективным преступлениям против народа. Ибо, взяв заказ на дискредитацию каких-то там консервативных сил и всяких ортодоксов, она фактически устроила народу социокультурный шок. Она расстреляла его короткими информационными очередями. Я даже знаю компоненты этого расстрела. Это прежде всего выпадение из истории под видом покаяния. И сделано было это, в частности, с помощью известного грузинского фильма. Я люблю авангард в искусстве, сам режиссер-авангардист, но почему его нужно было демонстрировать по всей стране? И почему грузинским крестьянам в ряде клубов готовы были