честность и отзывчивость. Никто не оспорит то, что Долорес — преданная жена и отличная мать.

Все хором:

— О да, Долорес — это само совершенство!

C: Так вот, по сравнению с Девой Марией, Долорес — ну просто БЛ###ИЩЕ!!!

(А — McAndreev) в политическом манифесте важно каждое словосочетание — почти как в юридическом документе. Любая неосторожная оговорка, сделанная ради придания тексту большей эмоциональной силы, может сыграть злую шутку с гуманистическим движением и с его лидером. Я прошу Валерия Александровича не обижаться на мой резкий стиль и неожиданные интерпретации: опыт показывает, что критика, исходящая от сторонников (а я считаю себя сторонником РГО), всегда полезна. После этой длинной оговорки я перехожу к комментированию.

…В. А. Кувакин: Все мы, граждане России, не можем не видеть глубокого социального, культурного и морально-психологического неблагополучия нашей страны. Особенно тревожна ситуация в области мировоззрения и идеологии. Нельзя не видеть, как расцветают ксенофобия, фашистские и ультранационалистические настроения. Установки на откровенный расизм, насилие, цинизм и нигилизм захватывают всё более широкие слои молодежи. В стране опорочены идеалы демократии, все нормы порядочности. Ценности науки и разума сметаются валом шарлатанства, коррупции и вульгарного прагматизма, информационная среда переполнена идеями консерватизма и реакции, призывами к реставрации — вплоть до возврата к монархии и теократии.

McAndreev: при всем уважении к Валерию Александровичу, я хочу напомнить крылатые слова интернет-журналов: «не следует говорить за всех». Есть граждане России, которым выгодна реставрация авторитарного режима. У этих граждан есть имена и фамилии, есть доли в нефтяном и газовом бизнесе и высокие должности в государственном аппарате. У них есть обслуживающий контингент, состоящий также из граждан России, которым тоже это выгодно. Сегодня им за это платят, а о завтра они не думают («где мы, а где завтра»).

Фашизм не из-за границы импортируется и не на деревьях растет. Не анонимные злоумышленники, а конкретные депутаты государственной думы и сотрудники аппарата президента России создают фашистские движения. Не посторонние злоумышленники, а идеологические работники правительства ведут массированную пропаганду против принципов демократии, либеральных норм международного гуманитарного права и других «чуждых нам западных ценностей». Пропаганда тоталитаризма и теократии не из космоса идет, а с государственных телевизионных и других медиа-каналов, которые тоже не сами ее придумывают, а просто ретранслируют заявления президента России, его наместников в федеральных округах, а также спикеров обеих палат парламента.

Валерий Александрович не хочет называть всех этих людей политическими противниками, а зря. Ведь все сказанное описывается в рамках политического противостояния между двумя моделями ориентации общества: сырьевой (военно-феодальной) и индустриальной (буржуазно- демократической).

К сожалению, Валерий Александрович игнорирует ясную объективную конструкцию происходящего, и потому смешивает в одну кучу совершенно противоположные вещи: тоталитаризм, теократию (контрпрогрессивные неофеодальные тенденции) и нигилизм, прагматизм (прогрессивные необуржуазные тенденции).

В настоящее время из-за высоких цен на природные энергоносители власть полностью монополизирована военно-феодальной партией.

Это было вполне доступно изложено Еленой Голубевой в статье «Пока течет нефть» (28 мая 2006): «Вера в то, что нефть будет течь вечно, превратилась в Главную Национальную Идею. Пока течет нефть — больше ничего не надо. Самое главное во всей российской политэкономии — не думать о том, что будет, когда нефть перестанет течь. Чтобы об этом не думать, нужна хорошо развитая идеология, которая отвлекла бы внимание людей на вымышленные проблемы».

Томас Фридман в статье «Холодная война — в буквальном смысле» (The New York Times, 25 октября 2006) развил и обобщил выкладки Голубевой: «Россия — классический пример явления, которое я называю первым законом петрополитики: согласно ему в петролистических государствах — странах со слабыми институтами и высокой долей нефтяного экспорта в объеме ВВП — цены на нефть и уровень свободы связаны обратно-пропорциональной зависимостью».

В. А. Кувакин: Процесс заполнения идеологического вакуума, возникшего после крушения коммунистической идеологии, подходит к концу. И только «наркотик нефтяной трубы» пока что предотвращает наступление социального хаоса. Все мы так или иначе задумываемся о завтрашнем дне, о судьбах страны, в которой родились наши родители, мы сами, наши дети, где предстоит родиться и жить нашим потомкам. Я, также как и вы, как большинство россиян, испытываю при этом чувства тревоги и большой неопредёленности.

McAndreev: Статистика ясно показывает, что большинству людей свойственно задумываются не «о судьбах страны», а о судьбе своей собственной семьи. При угрозе социального хаоса большинство склонно задумываться о том, как запастись солью, сахаром, крупой мылом и спичками, а меньшинство — либо о переезде в другую страну, либо о том, как сделать бизнес на будущем хаосе.

То есть, все мы так или иначе задумываемся о завтрашнем дне, но несколько иначе, чем это описывает Валерий Александрович. Мне кажется, что гуманисту вообще не следовало бы ставить такой акцент на теме «Фатерлянда». Для гуманиста судьба стран и государств должна, наверное, стоять не на первом месте, а где-то на пятом (после уровня жизни людей, качества экологии, прогресса и мировой культуры). Опыт показывает: где сперва думают о человеке, а потом уже о стране — там и люди и страна процветают, а где делают наоборот — там все нищие, и люди, и страна.

В. А. Кувакин: Если принять и смириться с существующими тенденциями развития, то наше неизбежное будущее — это консерватизм, такое укрепление «вертикали», которое может завершиться только одним — новой формой тоталитаризма. Не нужно особого воображения, чтобы представить себе, чем всё это обернётся. Только одним — очередным тяжким испытанием российской цивилизации, неисчислимыми человеческими бедствиями, нищетой и бесправием, экологическими и техногенными катастрофами, выпадением из мирового цивилизационного процесса, как бы мы его ни понимали.

McAndreev: Мне непонятно, почему Валерий Александрович пишет о нынешнем положении дел в будущем времени. Россия уже управляется тоталитарным режимом, население уже бесправно и уже выпало «из мирового цивилизационного процесса». Но еще более странно видеть в письме гуманиста словосочетание «российская цивилизация». Когда национал-патриот пытается доказать, что у его страны (России, Ирана, Зимбабве, etc.) «свой особый путь» — это понятно, у него отсталый трайбалистский менталитет. Но гуманист потому и гуманист, что для него человеческая цивилизация — это не кучка частных цивилизаций, злобно зыркающих на соседей из-за дверей национальных комнат в планетарной коммуналке, а единое социально-политическое явление.

…В. А. Кувакин: Среди всех факторов, которые могли бы противостоять реставрации, превращающейся в консерватизм и реакцию, я выделяю просвещение в широком смысле этого слова. Почему я считаю исключительно важным делать ставку именно на просвещение? Потому что и сегодня, и завтра всё во многом зависит от того, что в головах россиян. Именно за них идёт борьба государства и властных элит.

McAndreev: Идея противопоставить тоталитаризму просвещение исторически проверена. Де Ривароль сказал однажды: «Когда народ просвещеннее властителя, он очень близок к революции». Неясно лишь, о борьбе каких сил говорит Валерий Александрович. Ведь государство и властные элиты — это одно и то же. На мой взгляд, такая неопределенность в политическом ориентировании недопустима для серьезного общественного движения.

В. А. Кувакин: Каким будет россиянин: тупым, покорным, прикормленным властью, запуганным, ничтожным в собственных глазах, управляемым и манипулируемым сверху, злобным и завистливым, враждебным по отношению к ближнему и дальнему, или разумным, критичным, свободным, имеющим достоинство, уважающим закон и его верховенство, способным открыто говорить и договариваться, идти на разумные компромиссы, видеть мир таким, каков он есть на самом деле, во всём его многообразии? Вот вопрос, который решается сегодня и на который гуманисты могут и обязаны дать не только глубоко