падали фашистские бомбардировщики, сбиваемые зенитной артиллерией с новых мест расположения. Группа бомбардировщиков расстроилась и начала в беспорядке отходить в море. Но тут появились наши истребители, которые стали преследовать отходящие бомбардировщики и сбивать их. Враг потерял 6 или 8 бомбардировщиков. Николай Герасимович обратил внимание на три истребителя, которые умело маневрировали и сбили несколько бомбардировщиков. «Ермаченков, чьи это истребители? — спросил Николай Герасимович, — поедем в эскадрилью, поблагодарим летчиков-героев». Когда мы приехали в эскадрилью, весь личный состав был выстроен на летном поле, кто-то успел предупредить командира эскадрильи. В это время истребители совершали посадку. «Командир, представьте мне летчиков, сбивших фашистские бомбардировщики, и скажите, чем я могу их отметить?» — спросил Николай Герасимович. «Товарищ народный комиссар, — доложил весьма бойкий командир эскадрильи, — летчики — младшие командиры, они давно мечтают стать лейтенантами». В это время подошли три возбужденные боем летчика. Увидев живого народного комиссара, которого видели только на фотографии, они были крайне смущены. Николай Герасимович каждого поцеловал и перед строем объявил им благодарность, присвоил им звание «лейтенант» и наградил часами. «У тебя с собой нет часов?» — обратился он ко мне. «Нет», — ответил я. «По приезде в Москву дай указание Управлению кадров немедленно оформить присвоение званий, награждение часами и выслать часы. Кстати, необходимо отметить начальника ПВО за точное выполнение приказа в тяжелых условиях обстановки». Николай Герасимович всегда достойно отмечал заслуги людей.
Летом 1946 г. Николай Герасимович инспектировал Северный флот. Прибыли на одну из военно- морских баз. Командир базы четко и бодро докладывал, что на базе все благополучно и нормально. «А как живут семьи командиров?» — спросил Николай Герасимович. «Нормально, товарищ Адмирал флота». Николай Герасимович посмотрел на командира базы лукаво и сказал: «Давайте пойдем к женам и послушаем, что они нам доложат». Зашли в одну из квартир. Не успели осмотреться, как квартира заполнилась женами с маленькими детьми из других квартир. Николай Герасимович обратился к ним: «Расскажите, как вы живете, какие у вас трудности?» Ну жены и начали «докладывать»: «Мы живем на сухих овощах, наши дети редко видят масло, мясо и молоко, посмотрите на них!» И прочие жалобы. Николай Герасимович терпеливо выслушал все жалобы и сказал: «Товарищи жены, обещаю вам сделать все возможное, чтобы улучшить снабжение ваших семей». Командир базы и его заместитель по политической части стояли, опустив глаза вниз, и интересно было знать, о чем они думали: ругали или хвалили своих боевых подруг за правдивый доклад. Мы возвратились в штаб. Николай Герасимович спокойно, не осуждая командование базы, сказал: «Вот жены сделали правдивый доклад. А вы — все благополучно, все нормально. Зачем обманывать себя и меня, говорите, как есть на самом деле, ведь не вы виноваты в плохом снабжении. Запомните, что от благополучия в ваших семьях, от настроения ваших боевых подруг намного зависит боеспособность вашего соединения». Встретившись с командующим флотом, Николай Герасимович дал ему указание: впредь семьям командиров в отдаленных базах выдавать по два пайка из неприкосновенного запаса. В Москве Николай Герасимович такое же указание дал своему заместителю по материальному снабжению С.И. Воробьеву. Тот предупредил, что будут большие неприятности, но Николай Герасимович сказал: «Благополучие семей командиров, боеспособность флота для меня выше, чем мое благополучие». Потом уже А.И. Микоян пожурил Николая Герасимовича и порекомендовал ему впредь в подобных случаях испрашивать разрешения Правительства.
В соединении контр-адмирала Заостровцева были осуждены и отправлены в штрафной батальон три матроса за то, что они, увидев, как два хулигана избивали офицера их части, вступились в защиту его, изрядно расправившись с хулиганами, которыми оказались сотрудники НКВД. Николай Герасимович по кремлевскому телефону позвонил М.И. Калинину и обратился с просьбой о помиловании матросов. Михаил Иванович посоветовал написать ходатайство в Комиссию по помилованиям Верховного Совета СССР. Это было быстро сделано. Матросов освободили и вернули в соединение. Заостровцеву было сделано порицание за бездеятельность в этом случае.
Летом 1946 г. Николай Герасимович, В.Ф. Трибуц и несколько командиров штаба флота возвращались из Хельсинки или из Ханко (уже не помню) на большом охотнике в Таллин. Вдруг корабль правым бортом коснулся камня. Корабль накренился так, что все мы упали на палубе и едва не вывалились за борт. Трибуц в ярости набросился на флагманского штурмана флота, который и без того был потрясен случившимся. Николай Герасимович спокойно, как всегда, сказал: «Трибуц, что кипятишься, что напал на человека?! Может быть, вешка вчерашним штормом смещена или какой-либо финский злоумышленник переставил. Надо проверить». Проверка показала, что вешка была действительно смещена.
В декабре 1941 г. ко мне зашли батальонный комиссар и два матроса. Это оказалась депутация от одной из морских бригад морской пехоты, оборонявших Москву. Они от имени бойцов бригады привезли Николаю Герасимовичу подарок — новенький немецкий автомат с выгравированной на нем соответствующей надписью.
Батальонный комиссар доложил, что матросы и офицеры бригады послали их, чтобы вручить Народному комиссару подарок, но, знаете ли, нам как-то страшно. «Что страшно?» — спросил я. «Да мы еще ни разу не видели его живого, только на фотографиях». «Нет, не бойтесь, народный Комиссар очень добрый человек, он будет вам рад». Я доложил Николаю Герасимовичу. Он сказал присутствующим у него посетителям: «Товарищи, на минуту прервем доклады, прибыли делегаты с фронта, надо их принять». Делегаты, крайне смущенные, зашли в кабинет. Все встали. Николай Герасимович вышел из-за стола и подошел к делегации. Он очень тепло приветствовал их, принял подарок и расспросил о боевых делах бригады. Затем он также тепло с ними простился, передал бойцам и офицерам благодарность за подарок, привет и добрые пожелания, затем дал мне указание покормить их как можно лучше. Делегация ушла, растроганная оказанным приемом.
В конце 1946 года А.А. Жданов и нарком обороны Булганин вызвали Николая Герасимовича в Кремль и потребовали доложить, как были допущены такие-то недостатки и кто в этом виноват. С Николаем Герасимовичем были Л.М. Галлер, И.В. Рогов, вице-адмирал Исаченков и еще несколько человек, и в их числе я.
Николай Герасимович доложил причины, которые вызвали недостатки, и сказал: «В возникновении недостатков виноват только я». «А почему вы?» — спросил Жданов. «Я возглавляю ВМФ и за все недостатки, которые возникают в ВМФ, ответственность несу я». А.А. Жданов возражал Николаю Герасимовичу, не соглашаясь с тем, что всю ответственность он берет на себя. Вдруг Рогов выступает и говорит, что Николай Герасимович действительно не принял должных мер, чтобы не допустить эти недостатки. Мы были шокированы выступлением Рогова. Жданов резко поворачивается к Рогову и задает ему вопрос: «А вы кто такой?» Рогов растерялся и говорит: «Я — заместитель по политической части и начальник политотдела ВМФ». «Так что же, вы не виноваты, вы к этому непричастны? Для чего вы там находитесь?» Через неделю Рогов был назначен в Прибалтийский военный округ (если мне не изменяет память).
Несколько наших училищных товарищей: Б. Птохов, Ф. Кравченко, И. Зайдулин, Д. Вдовиченко пристрастились к вину. Они не могли справиться со своим недугом. Это были хорошие товарищи и очень способные офицеры, достигшие ответственных должностей. Николай Герасимович ценил их. Он переживал их несчастье и делал все возможное, чтобы помочь им стать на ноги, но ничего не получилось. Они были сняты с занимаемых должностей, а некоторые из них уволены из ВМФ.
Вспоминаю капитана 1 ранга Б. Птохова. Это был добрый товарищ и очень способный офицер, с которым я еще с училища поддерживал дружеские отношения. Я пытался ему помочь справиться со своей болезнью, но ничего не получилось. Он был уволен из ВМФ, заболел туберкулезом, потом перестал пить, но было уже поздно. Я переживал за его жену и сына-подростка, которые тяжело переносили трагедию своей семьи.
Как-то Николай Герасимович прибыл в Ленинград. Улучив свободное время, я поехал навестить своего друга. Встреча была безрадостная. Он рассказал, как тяжело переживает происшедшее с ним несчастье, как много переживаний причинил жене и сыну, что он уже прекратил пить, что чувствует, что жить ему уже осталось мало, что его мечта — вернуться во флот и умереть в его рядах, чтобы как-то искупить свою вину перед сыном, который мечтает стать моряком. «Я хотел обратиться к Николаю Герасимовичу с просьбой восстановить меня во флоте, но не могу решиться, уж очень много я, Зайдулин и другие принесли ему неприятностей», — сказал Птохов и заплакал.
