князем Силой Гагариным и Никитой Вышеславцевым очень доходчиво объяснил грозящую всем сторонникам царя Василия Шуйского перспективу в случае, если им не удастся отстоять Ярославль: «И от воров повольским и завольским городом никак будет от тех воров не устояти, быти все в разоренье, как Кострому или Романов разорили»[366].
Царь Василий Шуйский обнадеживал недовольных москвичей скорым приходом рати князя Михаила Васильевича Скопина-Шуйского. Ее ждали на Николин день — к 9 мая. Однако поход из Великого Новгорода к Москве начался только на другой день после этого срока, 10 мая 1609 года[367]. В распоряжении царского боярина оказалось более 18 тысяч наемников из Англии, Франции, Шотландии, Любека и Швеции. Обещанные войска, привлеченные жалованьем и возможностью хорошей добычи, все подходили и подходили, идя через Выборг и Ругодив на службу в Великий Новгород. Один вид необычного строя и железных доспехов рыцарей и драбантов (пеших воинов) устрашал противника. В Тушине даже рядовым людям было известно, что «князь Михаил Васильевич идет с рускими и немецкими людми с великим собраньем, а немцов с ними десять тысяч окованых, да простых конных десять же тысяч, да пять тысяч дрябей (драбантов. —
Князь Михаил Васильевич Скопин-Шуйский был верен своей осторожной тактике и двигался вперед со всем войском, только будучи уверенным, что города и уезды по московской дороге поддержат его. Он действительно был хорошим полководцем, и главным для него было не личное участие во всех битвах, а создание армии, обучение и сохранение ее. С помощью своих воевод он осуществлял общий стратегический план. Выйдя из Новгорода, князь остановился на какое-то время в Устюжне Железопольской, превратившейся в своеобразную ставку, где собирались войска и откуда шла переписка[370]. 16 мая он получил известие из Торжка, все жители которого, местное духовенство, дворяне, дети боярские и посадские люди «били челом» царю Василию Шуйскому «о своих винах». Сразу же туда был послан воевода Корнила Чоглоков, о чем князь Михаил Васильевич Скопин-Шуйский немедленно известил царя: «А велел ему в Торжок идти на спех, чтоб в Торжок пришед твоим государевым делом промышляти и Торжок и Новоторжской уезд до моего, холопа твоего, приезду от воров оберегати». Следом к Торжку отправили другого воеводу Иваниса Одадурова с «рускими и немецкими ратными многими людми», а затем еще отряд под командованием воеводы Семена Васильевича Головина и Федора Васильевича Чулкова. Туда же пришли воевать и «немецкие ратные люди». Рассказывая вологжанам о своих действиях, «Михайла Шуйский» (именно так, без упоминания княжеского титула и каких-либо других чинов) писал в мае 1609 года: «А городы, господа, Торжок, Старица, Осташково, да дворяне и дети боярские ржевичи, и зубчане, и тверичи, клиняне, да после того городы ж Холм, Торопец, Ржева Пустая, Невль, Луки Великие, посады и дворяне и дети боярские государю добили челом»[371] .
Тушинцы тоже подготовились и отослали к Торжку своего «грозного пана» полковника Александра Зборовского[372] и снова вынырнувшего в безбрежном море Смуты князя Григория Шаховского. По сведениям Николая Мархоцкого, там же оказались запорожские казаки под командованием Яна Кернозицкого, провалившие новгородскую операцию тушинцев. Всего отрядам из войска воеводы князя Михаила Скопина-Шуйского противостояло около четырех тысяч человек. События первого крупного столкновения 17 июня 1609 года под Торжком в Тушине воспринимались как рядовая и даже успешная операция. Там говорили, что Зборовский «провел удачную битву, уложив до шестисот немцев» из двух тысяч шведского вспомогательного войска, пришедшего под Торжок во главе с их командиром Эвертом Горном. После этого, якобы узнав от языков, «что наступает сильное войско», тушинский полковник отошел к Твери, послав за подмогой к гетману князю Роману Ружинскому. Иначе и, очевидно, ближе к действительности толковал этот бой князь Михаил Васильевич Скопин-Шуйский, отметивший его как веху на своем пути из Новгорода: «Под Торшком литовского полковника Александра Зборовского побили». В грамотах царя Василия Шуйского приводились подробности о том, как «литовских многих людей побили, и языки многие, и набаты, и знамена, и коши, и от Торжку Збаровской и Шаховской побежали врознь»[373].
Лето 1609 года стало переломным в противостоянии с тушинцами. Желание завоевать сразу много городов и уездов в конце концов погубило польско-литовское войско и казаков, деморализовало их и превратило из организованной военной силы в сформировавшиеся банды карателей и грабителей. В противостоянии с такими «войсками» никто уже не верил в историю про «царя Дмитрия». Кроме того, с началом похода рати князя Михаила Васильевича Скопина-Шуйского тушинцы должны были сами узнать, что такое война на разных направлениях. 5 и 25 июня 1609 года в двух битвах под Москвой Тушинский лагерь едва не прекратил свое существование под ударами правительственной армии[374]. Об этих боях как о великих победах сообщалось в грамоте царя Василия Ивановича ярославским воеводам князю Силе Ивановиче Гагарину и Никите Васильевичу Вышеславцеву: «Да июня в 5 день, назавтрие Троицына дни, в понеделник, приходили воры и литовские люди под Москву, на Ходынку, со всеми с рускими и с литовскими людми, и мы на них посылали бояр наших и воевод по полком со многими людми». Царские воеводы одержали победу над тушинцами, и, как сказано в грамоте, «топтали и побивали их на пяти верстах, и языки многие поимали; а живых в языцех взяли литовских людей и руских воров сто девяносто семь человек»[375]. От захваченных пленных узнали, что «с Вором в таборех литовские и руские люди немногие». Основные же силы Лжедмитрия II ушли из Тушинского лагеря воевать против рати князя Михаила Васильевича Скопина-Шуйского. По сказкам «языков» вообще можно было понять, что Тушинский лагерь чуть ли не близок к распаду, а его оставшиеся немногочисленные обитатели готовы сняться с насиженных квартир и бежать с награбленным добром в Литву. Скорее всего, в грамоте желаемое выдавалось за действительное, но быстро справиться с немногочисленным войском Лжедмитрия II казалось очень заманчивым. И царь Василий Шуйский едва не достиг этой цели в битве на реке Ходынке 25 июня 1609 года. Была применена хитроумная тактика боя с использованием «гуляй-городов». Участник того боя Николай Мархоцкий, кстати, получивший тогда ранение, описал это сооружение: «Гуляй-городы представляют собой поставленные на возы дубовые щиты, крепкие и широкие, наподобие столов; в щитах для стрельцов проделаны дыры, как в ограде»[376]. Ничего не зная в начале битвы о гуляй-городах, тушинская конница вышла на бой с московским войском, перед которым в открытом поле она обычно имела преимущество. Бой шел с переменным успехом, войско гетмана князя Ружинского даже «разорвало» гуляй-городы, «завладело пушками» и «посекло» московскую пехоту. Но в итоге и конница, и пехота самих тушинцев под натиском московских сил стали удирать к своему «обозу». Только ответная стрельба донских казаков под командованием Ивана Заруцкого из-за укреплений у реки Химки остановила наступление войска царя Василия Ивановича и спасла тушинцев от полного разгрома[377]. В грамоте земским воеводам сообщали только о победе, умолчав о том, что битва могла закончиться и по- другому: «Бояре наши и воеводы литовских полковников и рохмистов, и литовских людей, и воров руских людей многих побили, и наряд, и знамена, и набаты, и литавры поимали; а живых литовских людей взяли двести человек, да руских людей взяли человек с сорок, а побили их, потоптали до табар воровских, и многие литовские люди и руские воры с того бою побежали мимо табар за Москву реку и в реке многие потонули»[378]. Так, дважды, с перерывом в год, на реке Ходынке решалась судьба московской осады. Если в 1608 году удача была на стороне гетмана князя Ружинского, то через год царь Василий Шуйский взял реванш. По словам автора «Нового летописца», описавшего «побой» литовских людей под Москвою, «токо бы не отстоялися московские люди у речки, и оне б, и таборы покиня, побежали: таково убо московских людей храбрство бысть… Литовские же люди с той поры под Москву въяве не начаша приходити»[379].
Провалился хитроумный план штурма Троице-Сергиева монастыря, придуманный и осуществленный Яном Сапегой в ночь с 28 на 29 июня 1609 года. Семь «добрых панов» и несколько сотен казаков, погибших под стенами Троицы, стали жертвами этого стремления Сапеги во что бы то ни стало добиться результата своего многомесячного стояния под Троицей[380]. Лжедмитрий II
