изобретали дворяне и дети боярские, чтобы не возвращаться на службу. Но для царя Василия и столицы, рядом с которой в Тушине находилось сильное и боеспособное войско Лжедмитрия II, наступали самые тяжелые дни. Царь оставался один на один со своими врагами. Автор «Карамзинского хронографа» арзамасский дворянин Баим Болтин писал: «С Москвы дворяне и дети боярские всех городов поехали по домам, и осталися замосковных городов немноги, из города человека по два и по три; а заречных и украинных городов дворяне и дети боярские, которые в воровстве не были, а служили царю Василию и жили на Москве с женами и детьми, и те все с Москвы не поехали и сидели в осаде и царю Василью служили, с поляки и с литвою, и с рускими воры билися, не щадя живота своего, нужу и голод в осаде терпели»[344].

Настало время выбора для всего государства. Теперь линия политического разлома проходила повсюду. Люди, узнававшие о приходе «царя Дмитрия Ивановича» в Тушино под Москвой, могли не догадываться, что это еще один самозванец. Однако присылавшиеся из Тушина отряды «помогали» сделать им нужный выбор. Судя по всему, тушинцы, кроме планов расхищения Троицы, имели виды и на владычную казну в Суздале, Ростове, Коломне, Переславле-Рязанском, Твери, Вологде, Пскове, Новгороде, Казани, Астрахани, словом, во всех городах — центрах епархий. Овладев, где это удавалось, такими малыми «столицами», тушинцы продолжали экспансию и на другие города, используя поддержку присягавших им местных архиереев, подчиняли крупные монастыри и близлежащую округу. Модель подобного захвата была впервые опробована в Суздале. «Новый летописец» писал «об измене в Суждале» сразу же за статьей о начале осады Троицкого монастыря. Перешедшие на сторону Тушинского Вора суздальцы целовали крест самозванцу, и «архиепискуп Галахтион за то не постоял». Сапега из-под Троицы прислал в Суздаль полковника Александра Лисовского, который сразу же установил там тушинский режим и посадил в городе подчинявшегося Лжедмитрию II воеводу Федора Плещеева. Другой отряд, посланный из войска Яна Петра Сапеги из-под Троицы, захватил и разграбил Ростов в начале октября 1608 года, «потому что жили просто, совету де и обереганья не было». И там тоже был взят в плен ростовский и ярославский архиепископ Филарет — бывший боярин Федор Никитич Романов.

Об этих событиях писали в городовых грамотах, которыми стали обмениваться своеобразные «городовые советы», создававшиеся в условиях начинавшегося двоевластия в стране: «…и литовские де люди Ростов весь выжгли и людей присекли, и с митрополита с Филарета сан сняли и поругалися ему, посадя де на возок с женкою, да в полки свезли»[345]. Еще одно свидетельство о подневольном приезде митрополита Филарета в Тушино содержится в «Сказании Авраамия Палицына»: «Сего убо митрополита Филарета исторгше силою, яко от пазуху матерню, от церкви Божия, и ведуще путем нага и боса, токмо во единой свите, и ругающеся, облкоша в ризы язычески и покрыта главу татарскою шапкою и нозе обувше в несвойствены сапоги». Однако, несмотря на такие издевательства, митрополит Филарет остался в Тушинском лагере и даже получил там почетный чин патриарха. Авраамий Палицын объяснял это так: «Приведену же бывшу ко лжехристу и к поляком, советовавше же врази, да им инех прелстят, и хотяще к своей прелести того притягнути, — и нарицают его патриарха, и облагают всеми священными ризами, и златым посохом почествуют, и служити тому рабов, якоже и прочим святителем даруют»[346]. И действительно, никого более родовитого, чем Филарет, каким бы путем он ни появился в Тушине, в окружении самозванца не оказалось. Несомненно, что нахождение в Тушине митрополита Филарета влияло на выбор городов в том, присягать или нет «царику».

Тушинский самозванец пытался поставить под свой контроль все города, окружавшие столицу, и как можно дальше продвинуть форпосты по идущим от Москвы дорогам. Первой оказалась захвачена дорога через Александрову Слободу, Переславль-Залесский, Ростов на север Замосковного края. Следующим после Ростова пал Ярославль. Как писали в тех же городовых грамотах, «а из Ярославля де лутчие люди пометав домы своя разбежалися, а чернь со князем Федором Борятинским писали в полки повинныя и крест де целовали, сказывают, царевичу князю Дмитрею Ивановичу». Это означало, что в городах начинался раскол, дополнявшийся социальной рознью. После перехода того или иного города на сторону тушинского «царика» следовала посылка представителей присягнувшего самозванцу города с челобитной Лжедмитрию II. Дневник Яна Петра Сапеги упоминает о таких приездах с повинными в октябре 1608 года из Переславля- Залесского, Юрьева-Польского, Ярославля, Углича, Ростова, Владимира, Вологды. Дальше следовала посылка в присягнувшие города тушинских воевод, после чего жители Московского государства узнавали истинную цену новоявленных правителей, озабоченных одним — быстрым обогащением.

Так, по всему северу городовые общины пересылали грамоты о том, что произошло после присяги тушинскому царю в Вологде. Туда очень скоро привезли и зачитали на городской площади грамоту (текст записан со слов человека, слушавшего объявление этой грамоты): «Велено собрата с Вологды с посаду и с Вологодского уезда и со архиепископских и со всяких с монастырьских земель с сохи по осми лошадей с саньми, и с верети, и с рогожами, да по осми человек с сохи, а те лошади и люди велено порожжие гонити в полки». Кроме обременительной подводной повинности, наложенной на церковные земли, Вологодский посад и уезд обязаны были поставить с каждой выти (податной единицы) огромное число разных продуктов, несколько утомительное перечисление которых, вероятно, было заготовлено каким-то тушинским Фальстафом: «столового всякого запасу, с выти, по чети муки ржаной, по чети муки пшеничной, по чети круп грешневых, по чети круп овсяных, по чети толокна, по чети сухарей, по осмине гороху, по два хлеба белых, по два ржаных, да по туше по яловице по болшой, да по туше по баранье, по два полти свинины свежия да по два ветчины, да по лебедю, да по два гуся, по два утят, по пяти куров, по пяти ососов^{2}, по два зайца, по два сыра сметанных, по ведру масла коровья, по ведру конопляного, по ведру рыжиков, по ведру груздей, по ведру огурцов, по сту ретек, по сту моркови, по чети репы, по бочке капусты, по бочке рыбы, по сту луковиц, по сту чесноку, по осмине снедков, по осмине грибков, по пуду икры черныя, да по осетру по яловцу, да по пуду красныя рыбы, да питей по ведру вина, по пуду меду, по чети солоду, по чети хмелю». Все это добро надо было везти в Тушино на других подводах, взятых у мирских уездных людей. Иногда такие грубые «материальные» детали лучше всего объясняют высокую политическую материю. Выслушав присланный указ, «вологжане против тех грамот ничего не сказали, а иные многие заплакали, а говорят де тихонько друг с другом: хоти де мы ему и крест целовали, а токо б де в Троицы славимый милосердый Бог праведный свой гнев отвратил и дал бы победу и одоление на враги креста Христова государю нашему царю и великому князю Василью Ивановичу всея Руси»[347].

Аппетиты тушинских правителей узнавали в разных городах, по каким-либо причинам (чаще всего под давлением польско-литовских отрядов и казачьих станиц) отказывавшихся от присяги царю Василию Шуйскому. На сторону Лжедмитрия II перешли вслед за Суздалем и Владимиром другие близлежащие города по Оке — Муром и Касимов с царем Ураз-Мухаммедом. Угроза перехода под тушинский протекторат нависла над Нижним Новгородом. Рать боярина Федора Ивановича Шереметева, безуспешно пытавшаяся привести к присяге царю Василию Шуйскому Астрахань, зимой 1608/09 года находилась в Чебоксарах и прикрывала Нижний Новгород от наступления с «Низа». Сами же нижегородцы организовали первое ополчение во главе с воеводами князем Александром Андреевичем Репниным и Андреем Семеновичем Алябьевым и воевали вокруг города, чтобы отстоять его от набегов сторонников тушинского самозванца.

Последовательно поддерживали царя Василия Шуйского Переелавль-Рязанский, где находился на воеводстве думный дворянин Прокофий Петрович Ляпунов, и Смоленск во главе с боярином Михаилом Борисовичем Шеиным. Но вся подмосковная округа находилась уже во власти тушинцев. Сложная ситуация была и в городах «от Немецкой украйны» (на северо-западе). Псков очень рано перешел на сторону Лжедмитрия II. А Новгород Великий удерживался благодаря присутствию посланного туда набирать вспомогательное шведское войско боярина князя Михаила Васильевича Скопина-Шуйского. Словом, Иосиф Будило имел все основания написать: «Отказывалась от Шуйского и поддавалась тому царику вся земля»[348].

В самом Тушине осенью 1608 года больше помышляли не о захвате Москвы, а о немедленном обогащении за счет присягнувших Лжедмитрию II городов и уездов. Николай Мархоцкий писал об этом благодатном для сторонников царя Дмитрия времени, забывая, что оно было оплачено горькими слезами ограбленных и ввергнутых в междоусобное противостояние жителей Московского государства: «С волостей, разделенных на приставства, везли нам воистину все, что только душа пожелает, и все было превосходным. Подвод приходило на каждую роту до полутора тысяч. Имея множество подданных, стали мы строиться