Увы, экспедиция, о которой так долго мечтал Михаил Геннадьевич Шурупов, ни хрена не нашла. Ни обоза принца Евгения, ни следов древних землепашцев, ни хоть какого-нибудь завалявшегося клада. Молдаване честно махали лопатами, пока не ударили первые заморозки. Потом заявили, что без отопления жить в палатках не желают. Они цивилизованные землекопы и прекрасно разбираются в трудовом законодательстве. Не можете создать условий — нечего и наемных рабов эксплуатировать. От отчаяния археолог даже хотел обратиться к яснослышащему, чье объявление об оказании соответствующих услуг прочитал в газете «Житуха». Вдруг услышит, где спрятан клад? Но в последнюю секунду передумал.

Поиски пришлось свернуть. Мало того, надо было отчитаться перед казной за деньги. Дедушкиного друга тоже подводить нельзя. Отыскал тот самый камень возле первой шахты. В принципе, царапины на нем могли сойти за древние руны. Правда, с большой натяжкой. Да и любая экспертиза сразу установит истину. Посоветовался со Степаном Антоновичем, хранителем музея. Тот осмотрел находку, затянулся из своей трубки и, подумав, сказал:

— Существует, Мишенька, одна красивая легенда… В двадцатые годы большевики без разбору сносили храмы и церкви. Но в одном местный краевед нашел табличку с текстом. Текст утверждал, что здесь похоронен не кто иной, как Андрей Рублев. Большевики призадумались: все-таки Рублев — хоть и контра, но в мире авторитетная. На всякий случай отправили табличку в Москву, к светилам истории. Пусть подтвердят, что это не фальшивка. А краеведа пока посадили под ружье. Если окажется, что табличку он сам смастрячил, чтобы храм уберечь, — тут же к стенке. А храм — под снос.

Московская профессура находку изучила и даже без экспертизы поняла — подделка. В тексте попадались речевые обороты, которых во времена Рублева просто не существовало… Да и самой могилы, скорее всего, быть не могло. Рублев, по некоторым данным, — творческий псевдоним нескольких монахов… Но ни одно из светил, узнав подоплеку, не дало правильного заключения. Все, рискуя жизнью, написали: табличка подлинная… Храм остался… Я это к чему, Миша? Большевиков сейчас хоть и нет, но музей наш снести хотят… Место здесь хлебное для всяких бутиков… Так что не волнуйся… Все, кто надо, подтвердят, что скрижали на твоем камне — настоящие…

Молодой археолог через Родиона тут же оповестил СМИ, на место раскопок слетелись спецкоры десятка изданий, в том числе федерального уровня, вроде деловой газеты «Калейдоскопъ». Не обошло вниманием и телевидение — сюжет о находке прокрутили даже в программе «Бремя».

Артефакт подняли и перевезли в музей. Как и обещал Степан Антонович, ряд авторитетных ученых мужей подтвердили, что скрижали — подлинные. После чего целый десант командированных столичных историков сошел на перрон Великобельского вокзала для расшифровки текста. Снос музея власти пока отложили, решив переждать ажиотаж.

В силу бесконечных семинаров, интервью и ученых советов Михаил Геннадьевич не смог выбраться в Ленинград, к Арине, по которой безумно скучал. А тут еще Степан Антонович призвал его и сделал неожиданное предложение.

— Миша… Я уже стар, и пора мне готовиться в дальнюю дорогу в Валхаллу. И не хочу я оставлять наш музей на растерзание проклятых кооператоров, мечтающих устроить в нем бизнес-центр или ночной клаб. Поэтому прошу тебя занять мое место. Я знаю, ты не подведешь, ты — весь в деда. Не пустишь врага на порог. Денег нам, конечно, подают мало, но не хлебом единым, как говорится… Надо сохранить культуру, надо.

— Хорошо, Степан Антонович… Я принимаю бой. Я сохраню культуру. Клянусь памятью деда.

— Спасибо… А теперь принеси мне указку. Я хочу уйти как воин, с оружием в руках…

Михаил Геннадьевич прикинул, что, заведуя музеем, ему легче будет продолжить поиски обоза. В том, что он их продолжит, сомнений не возникало. Он почувствовал азарт расхитителя гробниц. Подцепил заразу… И остановить его теперь не смог бы даже стопроцентный налог на добавленную стоимость. Бороду пока не сбривал, лишь привел ее в более пристойный вид.

Поездку в город над вольной Невой вновь пришлось отложить. Передача дел, обязательные застольно-культурные мероприятия, проводимые в стенах музея, отнимали кучу времени. Ехать же на два- три дня не имело смысла — только гусей дразнить. Он позвонил Арине и пообещал выбраться на новогодние праздники, благо до них недалеко. Арина, как показалось бойфренду, отнеслась к известию спокойно. Не умоляла приехать пораньше, а обронила простое «Хорошо». Вообще в последних телефонных разговорах избранница не проявляла должного любовного настроя, что несколько озадачило молодого человека. Но он успокаивал себя тем, что она устает на новой работе.

Сам он и не помышлял даже о легком флирте с местными дамочками, хотя многие были не прочь заарканить симпатичного и успешного археолога.

А местная предпринимательская братва действительно сразу приступила к осаде, пытаясь передать муниципальную собственность в частные руки. И даже заинтересовала кого надо в комитете по управлению городским имуществом. Но новый директор музея тут же, через Родиона подключил телевидение и первую атаку отбил. Когда же в кабинет пожаловали бритые любители искусства и пригрозили похоронить Шурупова под камнем со скрижалями, он позвонил другу Кефиру, который уже примерил милицейские погоны. Кефир забил визитерам стрелку и заявил, что музей крышует МВД совместно с ЮНЕСКО. Здесь принимают присягу молодые сотрудники, и целый зал выделен на экспозицию о великобельской милиции. И всех, кто посягнет на культуру, ждут Ельцинские лагеря.

Последствия первого наезда не прошли даром, зрение у впечатлительного Михаила Геннадьевича упало еще на пару единиц, и теперь он почти не вылезал из очков.

Жалование ему назначили скромное, не подобающее великому археологу, но, пока семьи не было, на жизнь хватало.

В последних числах декабря, подкопив денег и купив на вещевом рынке французские духи, он отправился в Ленинград. Бороду не сбривал, она добавляла дикой мужественности. Сел в купе и под аккомпанемент храпящего попутчика стал представлять встречу с любимой. Арине он о дате приезда не сообщал, решил сделать сюрприз. Она, конечно, была в курсе его достижений. Что раскопки перенесены на май следующего года (если найдет средства), что он стал директором музея.

Ленинград уж переименовали в Санкт-Петербург, а Ленина на Московском вокзале заменили Петром. Грязи на улицах от этого не убавилось. Хорошо, что их родной Великобельск не переиначили после Октябрьской революции в какой-нибудь Первомайск или Пролетарск. А то был бы Шурупов сейчас не гордым великобельцем, а позорным первомайцем.

Впрочем, в настоящий момент подобные вещи волновали Михаила Геннадьевича меньше всего. Предстоящая встреча с любимой женщиной, женщиной любимой — вот что будоражило сознание, а не Ленин с Петром. Вокзальные часы показывали девять вечера, Аришка наверняка дома. Правда, у родителей