внук был гуманитарием.
Страна тем временем все активней перестраивалась, коммунисты пытались задушить ростки демократии, а турецкий ширпортеб завоевывал рынок.
Именно на митинге в защиту гласности он познакомился с Ариной, студенткой-первокурсницей филологического факультета, изучавшей французский. И «подорвался» с первого раза. А кого бы не контузило? Она была красива до отчаяния. Глаза — два бриллианта по три карата, брови — колосятся под знаком Луны, волосы — водопад Ниагара, губы — две створки в ворота рая, талия — осиновый ствол, грудь — спелый виноград. И прочие человеческие достоинства. Одним словом, вся такая-растакая. Да и политическая ориентация: «Коммунистов — в Неву» — вызывала определенную симпатию. Все-таки демократия была еще слишком молода и слаба, как невылупившийся пингвин, девушка рисковала учебой, но выражать свои мысли не боялась. Когда омоновцы, сомкнув, словно тевтонцы, пластиковые щиты, двинулись на демонстрантов, Миша с Аришой оказались рядом. И вместе получили по революционным задницам жесткой резиной. И потом вместе поползли в травматологический пункт, шепча молитву «Рок-н- ролл жив».
Она оказалась из интеллигентной профессорской семьи, и провинциальный студент-разночинец, выходец из великобельских трущоб, поначалу чурался ее выражений вроде «метаболизм» и «измененное сознание», но уже через час обвыкся и даже получал удовольствие. Она была не такой, как остальные — по крайней мере никогда не курила в туалете, а только в специально отведенных для этого местах. Жила в Ленинграде с родителями и младшим братом. Учила французский на факультете филологии и мечтала съездить в Париж.
На следующий после митинга день они пересеклись в студенческой столовке. Миша предложил ей кофе с молоком и сосиску в тесте. Арина не отказалась, что сулило определенные перспективы. Тем же вечером он напросился проводить ее до дома.
Его любовный опыт пока ограничивался приглашением одноклассниц на танец во время школьных дискотек, поэтому первый поцелуй в подъезде ее дома вышел скорее любительским, нежели профессиональным. Но Арина взяла инициативу в свои руки. И чем-то напомнила дятла, извлекающего личинку из коры дерева длинным язычком. Потом она призналась, что постоянного ухажера у нее нет, а всякие прыщавые мажоры-прилипалы с потными руками ее не интересуют. Ибо она девушка серьезная, с дворянскими корнями. И вообще — чувства у нее на первом месте, а наличие у любимого человека жилплощади или богатого наследства желательно, но не обязательно. Поэтому Миша, не имевший возможности похвастать достойным происхождением и солидным состоянием, тем не менее не получил от ворот поворот. А ведь конкурентов, которые на «ты» с метаболизмом, хоть косой коси. Получив шанс, приступил к конфетно-букетной стадии. А соответственно количество разгружаемых вагонов увеличилось вдвое.
Через неделю он погряз в любви совершенно, и даже принц Евгений временно отошел на второй план.
Миша берег в душе каждый ее взгляд, каждый жест. Ее звенящий голос постоянно звучал в сердце. Нет, он никогда не сможет разлюбить ее… По ночам он кричал от горя, если ему снилось, что она с другим… Не хотел верить, что когда-нибудь придет разлука… И не сбудутся мечты…
Как-то она сказала, что романтика — это флер, который мы набрасываем на нашу унылую жизнь, чтобы она не казалась совсем уж беспросветной. Это не могло не радовать. Миша тоже был натурой романтической и даже на овощебазу ездил, словно за алмазными подвесками.
Иногда она затаскивала его на крыши домов, и они смотрели на город. И не только. С ее слов, если присмотреться, можно увидеть весь мир. А то и вселенную. Обычное, в общем, дело в таком возрасте.
Новый год они отмечали вместе, у нее. С предками и братом. После боя курантов пошли гулять на Невский, где пьяный и счастливый от свободы народ уже громил витрины. Возле Казанского собора он указал на памятник Кутузову.
— Знаешь, почему слева от собора стоит Кутузов, а справа Барклай? А не наоборот?
— Не знаю… А не все ли равно?
— Видишь мост? Его проектировал отец Кутузова. Поэтому сына решили поставить поближе к отцу.
— Надо же, не знала… Слушай, а тебя, кроме войны двенадцатого года, что-нибудь интересует?
— Конечно. Деньги, слава, власть. И этот, как его… Метаболизм. Как всех нормальных людей.
— А-а-а… Слава Богу, а то я черте что думала…
На летние каникулы Миша поехал в Великобельск, на родимую сторонушку. Большая демократия еще не добралась до дома, привокзальную площадь по-прежнему украшал лозунг «СЛАВА КПСС». Отдохнув с недельку и попив с друзьями портвейна, он устроился на заработки в археологическую экспедицию рядовым землекопом. Навыки обращения с лопатой не помешают — неизвестно, сколько землицы-матушки придется перекидать в будущем. Да и связями надо обзаводиться, команду подбирать. В одиночку, как дед, он все равно ничего не найдет. Экспедиция искала не наполеоновские клады, а захоронения тринадцатого века. Раз в неделю звонил Арине, оставшейся на каникулах в родном городе. В августе она с родителями уехала под Сочи, и связь временно прекратилась.
В сентябре каникулы и раскопки закончились, Миша вернулся в Ленинград. Накачанные лопатой плечи, суровый взор, щетина. Практически Индиана Джонс, только без шляпы и хлыста. Арина осталась ему верна и с югов нового кавалера не привезла.
Вновь потянулись серые студенческие будни, скрашенные вечеринками и ночевками у Арины. Бунтарского задора у молодых людей поубавилось, и предложи им сейчас пойти резать коммунистов, они, скорее всего, отказались бы. Да и рок-н-ролл незаметно все-таки умер. Арину теперь интересовало не столько измененное сознание, сколько цены на женскую обувь и косметику на барахолке. Лирика с романтикой постепенно выдавливались прагматизмом, как бездушный предприниматель выдавливает с рынка конкурента.
Однажды он заикнулся о будущем. И не пора ли, к примеру, узаконить отношения по типу его соседей по общежитию? «Сначала я хочу закончить учебу», — без раздражения ответила Арина. «Да, ты права, — согласился Миша. — Учеба и семейная жизнь сочетаются так же плохо, как сосиска с тестом».
Иногда, как все идущие вместе по жизни люди, они ссорились. Арина не снилась ему неделями, сны пролетали, словно белая метель, тая в воздухе. Потом он покупал тюльпаны, и они мирились. Ее подруги уже воспринимали Михаила как потенциального жениха и отбить не пытались. Да и родственники, рассчитывавшие на более удачную партию, смирились и уже потихоньку размечали гостиную для будущей перегородки. Правда, ухажеры попыток не оставляли. Один прикладной математик с пятого курса, ездивший на потертой «восьмерке», вообще целый год порог квартиры обивал. Пока с крыши не сорвался и ногу не сломал. Хотел спуститься по веревке и метнуть в форточку букет сирени. Да не рассчитал с земным притяжением, формулы подвели.
Будущий жених уже не ездил на овощебазу, а добывал хлеб и зрелища написанием рефератов и курсовых за нерадивых сокурсников.
Студенческая пора не тормозила на виражах. Семинары, зачеты, сессии, практика, каникулы, защита дипломного проекта, выпускная пьянка на кораблике. Именно там, проплывая мимо Петропавловки, Миша решил открыться. Что не по собственной воле прибыл он в Ленинград, а по поручению ныне мертвого деда, передавшего внуку секретную карту наполеоновского полководца Евгения Богарне.
— Прикинь, Аринка, теперь только мы с тобой в целом мире знаем о сокровищах! Представляешь?
— Представляю… И что ты предлагаешь?
— Ну как что? Распределений больше нет. Поедем ко мне, я сколочу бригаду, и будем искать!
— К тебе — это куда? В Великобельск?
— Конечно! Не в Техас же… Представляешь, мы будем жить в палатке, умываться росой…
Арина призадумалась и даже протрезвела.
— Давай поговорим об этом завтра. Сегодня — не место и не время.
И они продолжили веселье, хотя подруга как-то заметно потухла.
На следующий день, выспавшись на раскладном диване в ее родительской квартире и выпив пива, он возобновил вчерашний разговор.