понять, что не в медлительности «политических трезвенников», т. е. революционных государственников, нужно искать причину того, что «вышедшая из терпения стихия» ударилась во все тяжкие Октябрьской революции. Я утверждаю, пока этого не доказывая (впрочем, так же утверждает, не доказывая свои положения, «Революционная Россия»), — я утверждаю, что Февральская революция не только не медлила в своем стремлении удовлетворить революционное нетерпение масс, но что она в этом своем стремлении подошла к самому краю пропасти. В той исторической обстановке, в условиях военного времени, больше дать государство, хотя бы сто раз революционное, никаким массам не могло. Мы были на пределе, за чертой которого был уже хаос, закруживший в огненной пляске Россию после Октября. Ту стихию, которая кинулась во все тяжкие большевистской реакции, не могли удовлетворить никакие другие уступки, кроме тех щедрых даров, которыми влекли их за собой ленинские демагоги — агитаторы: похабный мир, бесстыдный грабеж и безграничный произвол над жизнью и смертью всякого, кого угодно будет темной толпе назвать «буржуем».
Неужели же теперь, когда сама трезвеющая стихия все больше и больше сознает, как обманули ее, надругались над ней большевики, разбудив в ней зверя; неужели и теперь, когда в самых темных низах все чаще вспоминают о 1917 годе и к Февралю возвращаются разум и совесть народная, — неужели теперь мы сами начнем повторять эти, навсегда ушедшие в небытие, ударные лозунги из большевистских листков лета 1917 года: а почему землю не делят, почему мира не заключают, зачем вместо свободы «декларацию солдатского бесправия» объявляют и т. п.
Еще раз, трагедия 1917 года не в государственности революции, а в том, что в урагане военного лихолетья в один мутный поток смешались две стихии — стихия революции, которой мы служили, и стихия разложения и шкурничества, на которой играли большевики вместе с неприятельскими агентами. Величайшее несчастье заключалось в том, что, издавна привыкнув с первого взгляда опознавать обычную реакцию в «мундире», генерала на «белом коне», многие вожди революции и сама их армия не смогли вовремя распознать своего самого опасного, упорного и безжалостного врага — контрреволюцию, перерядившуюся в рабочую блузу, в солдатскую шинель, в матросскую куртку. Привыкли ненавидеть представителей «старого мира», но не сумели со всей страстью революционеров вовремя возненавидеть гнуснейших разрушителей государства, бессовестных поработителей трудящихся! Привыкнув долгие десятилетия видеть государство олицетворенным в царском жандарме, стыдились, под напором анархической демагогии, своей революционной государственности, стыдились поддерживать авторитет своей Власти, пока не оказались в государственных тюрьмах под высокой рукой воскресших жандармов — чрезвычайщиков!
И вот теперь, когда с совершенной ясностью вскрылся весь дьявольский обман большевистской «революционности» и ленинской «коммунистической» государственности, когда вместо дымящихся головешек октябрьской реакции нужно снова зажигать маяки свободы и права, труда и социальной справедливости, жертвенной любви к Родине и государственности; когда пришло время звать народ к этим маякам Февраля, — теперь эти маяки хотят загасить в братоубийственной распре, возлагая на измышленных «кунктаторов» все «ошибки» целой эпохи и оправдывая невольно их медленностью большевистских «скачек в неизвестное».
Опять берут слово «государственности» в иронические кавычки, забывая, что уже и так горькую чашу невыносимых страданий и испытаний выпила Россия за эти проклятые кавычки!
Зачем же все это делается? Зачем понадобилось искать козлов отпущения за собственные прегрешения, за ошибки всей революции? Оказывается, это нужно потому, что старые грехи 1917 года мешают сейчас «созданию единого революционного фронта». Не надо забывать, говорит «Революционная Россия», что тяжелой гирей на центристских элементах социализма доселе висят их ошибки в прошлом, их кунктаторство, их топтание на одном месте, вынужденное связью с правым крылом — связью, которой трудно было избежать ввиду бешеного натиска безумных элементов слева. Эти ошибки нужно еще загладить.
Прежде всего, о каких «центристских элементах социализма» идет здесь речь? Очевидно, только о русских, ибо небезызвестно, что «центристские элементы» Запада медленно, но верно отходят от своих недавних большевистских увлечений, стремятся сбросить с себя «тяжелую гирю» именно этих «ошибок» и все смелее выходят к линии английской «Labour Party».
Перед кем же русские «центристские элементы социализма» должны загладить свои ошибки в прошлом? Перед всей страной за недостаточную энергию в отстаивании в прошлом новой государственности от натиска «варваров» слева? Нет, ибо тогда не было бы обвинения в трезвенности, в кунктаторстве. Перед крестьянством, которое лютою ненавистью ненавидит все и вся, что напоминает коммуниста? Нет, ибо, во — первых, все эти ошибки центристских элементов для него темная вода «во облацех небесных», а во — вторых, «по отношению к распыленной, рассеянной, атомистически- бессвязной деревенской Руси» руководящую роль будет «по — прежнему играть город». А в городе, конечно, пролетариат «самый сплоченный и отзывчивый элемент населения».
Задача и заключается в том, чтобы «загладить ошибки», очистившись от всех этих «правых элементов», от всех политических трезвенников, то бишь государственников, — «вести самую упорную идейную борьбу с большевиками за сердца и умы»… всех рабочих, скажете вы? Нет! Сама пролетарская масса «дезорганизована», но зато в ней есть небольшой процент «упрямых энтузиастов». Эти энтузиасты — «самые энергичные волевые, действенные элементы, задающие тон всем остальным». Эти энтузиасты «не дрогнули…. они неизменно становятся в первых рядах красных бойцов за существующий режим». И пока это так, «сплошь и ря — дом не будет подниматься рука на этот режим у многих таких элементов массы, которые всем своим существом и всей логикой положения влекутся на борьбу против него».
Вот этих?то «красных бойцов» необходимо во что бы то ни стало увлечь прочь от большевиков в стане очистившихся от всякой скверны «центристских элементов социализма». Для них нужно зажечь «новые маяки яркие и ослепительные, а не дымящиеся головешки» старых наших лозунгов. Но какие новые маяки ослепительнее большевистских призывов осени 1917 года можно изобрести? Что можно еще обещать «несбыточнее», «огненнее», «революционнее»? Ничего.
Поистине, такая цель — овладеть умами этих верных Ленину «красных бойцов» — бессмысленные мечтания! Есть две категории этих бойцов. Одни — бескорыстные идейные коммунисты, настоящие фанатики пролетарской диктатуры в ее нынешнем виде, верящие в новое социалистическое Царствие Божие, уже осуществленное Лениным на земле. Эти — погибнут на боевых постах, сгорят на кострах, но «от писания» не откажутся. В этих обреченных последняя ставка московских диктаторов, с которыми они и погибнут, если, конечно, вовремя не предадут. Никакие чужие маяки, хотя бы яркие, как звезды небесные, таких «бойцов» никуда не увлекут.
Есть еще другие — просто властолюбивые, честолюбивые, первобытные классовики, Марковы — Валяй наизнанку. Им плевать на все социализмы, вместе взятые, но им нравится быть «господами жизни». Им нравится, когда «за пролетарское происхождение» их выпускают на волю за то, за что «бывших буржуев» и простых крестьян расстреливают. Это они комиссарствуют в Красной армии и гонят во славу пролетарской диктатуры на убой мобилизованную «святую скотинку», согнанную с разных концов «распыленной деревенской Руси». Это они вместе с фанатиками коммунистами неистовствуют в чрезвычайках, но только те бескорыстно, а эти и себя не забывают. Это они так же, как в 4–й Государственной думе Замысловские[189] и Марковы[190], гогочут при рассказах о пытках и истязаниях в ленинских застенках. Этих тоже никакими новыми маяками не проймешь! Эти первобытные «классовики» такое же зло, такая же проказа для государства, для нации, как и отошедшие в вечность доблестные представители «объединенного дворянства»!
Строить новые маяки для красных бойцов — фанатиков бессмысленно, для Валяй — Марковых от пролетариата — постыдно! А если, как утверждает «Революционная Россия», существование преданных большевистской диктатуре рабочих «держит в сфере притяжения коммунизма многих идейных людей из интеллигенции, в частности из молодежи, которая не может жить без потрясающих утопий…» — то этим идейным интеллигентам и молодым утопистам нужно наконец разъяснить, что следует служить идеям, а не создавать идолов, хотя бы они и назывались «рабочими и работницами»; что нужно быть не с теми рабочими, которые расстреливают и сажают в тюрьмы, а с теми, которые этим операциям подвергаются. Пора этих юношей, гоняющихся за «потрясающими утопиями», вернуть к не менее потрясающей