моложе всех присутствующих <…>. Как мне сказали, это врач по профессии, и больше ничего не сказали. <…> Как я потом узнала, да я и очень скоро это поняла, что это заместитель Николая Николаевича в жизни Анны Евгеньевны. Она ему улыбалась, она делала вид, что она страшно счастлива. Сидел Пунин и смущенная Анна Андреевна, которая даже посмеивалась, подавала какие-то довольно остроумные реплики, не имеющие отношения ко всем присутствующим <…>. Вот так мы сидели и даже выпивали.
Экспансивный, со своим тиком и хозяйственными дрязгами, Николай Николаевич ни на кого не был похож.
«Муж» уехал в загранкомандировку, Ахматова пишет ему.
30 марта 1927 года.
Милый друг,
сейчас Анна Евгеньевна предложила мне написать Вам несколько слов, потому что отправляет первое письмо в Токио. <…> Здоровье не лучше.
А. А. Ахматова — Н. Н. Пунину.
2.05.1927.
Сегодня получила письмо Пунина от 15.04.1927 из Токио. Получила письмо и А. Е. Пунина — первое письмо (до сих пор он посылал ей только открытки, и она была страшно обижена и огорчена, видя, что АА получает письма).
А. Е. Пунина получала от Н. Н. Пунина письмо из Москвы и очень довольна, что письмо получила именно она, а не АА. АА подозревает, что не Лиля ли Брик является причиной такого невнимания к ней. (Лиля Брик влюблена в него. Он бросил ее, но не она ли теперь хороводит им там?) Пунин пишет А. Е. Пуниной, что в четверг не приедет, так как у него в четверг назначен доклад. С АА он уговорился, что приедет на сутки раньше, чем будут знать. Для А. Е. Пуниной выдуман этот доклад или на самом деле так — АА не знает.
Что до Лили Брик — ее да, иногда бросали. Тогда бросала и она. Но теми, кто попадал в ее орбиту — «хороводила» она.
Шереметьевский дом передают в какую-то другую организацию. Куда же переедут Пунин с семьей и А.А.?
П. Н. Лукницкий.
«Николай Николаевич уехал с Ирочкой и Анной Евгеньевной в Сочи. Он оставил нам паек, но у нас нет денег, чтобы выкупить его».
Они оба ослабели от голода, даже курево не на что было купить. Потом они, видимо, заняли у кого-то из знакомых немного денег. Тем не менее Лева сдал последний экзамен на тройку, потому что у него от голода кружилась голова. Тогда я вплотную столкнулась с особенностями домашней жизни Ахматовой. Николай Николаевич Пунин жил на две семьи. Все жили в одной квартире на общем хозяйстве. Только Ахматова и ее сын — немного похуже.
Она разливала чай. Вошел мужчина с бородкой, в руке у него была раскрытая книга. Нас познакомили. Пунин сел по другую сторону стола и тотчас погрузился в чтение. Читал, не поднимая глаз от книги и не обращая ни малейшего внимания ни на присутствие Анны Андреевны, ни на ее гостя. Он словно хотел показать, что ее жизнь — вовсе не его жизнь. Мы с Анной Андреевной проговорили еще час, а Николай Николаевич так и не изменил своей позы и вышел, не простившись.
Подали блюдо с уже нарезанными кусками жаркого. Каждый должен был класть себе в тарелку сам. И Пунин угрожающе вскрикивал: «Павлик!», «Лева!»
Как несладко было жить за Пуниным, вернее, за Пуниными.
Мы быстро дошли до Ахматовой и застали ее лежащей на диване. Вошли Пунин с женой, и нас всех пригласили в столовую пить чай. Жена Пунина Анна Евгеньевна сидела за самоваром. Пунин расположился в кресле с книгой в руках.
«Вы не можете себе представить, как он бывал груб во время своих флиртов. Он должен был все время показывать, как ему с вами скучно. Сидит, раскладывает пасьянс и каждую минуту повторяет: «Боже, как скучно… Ах, какая скука» <…>. Чувствуй, мол, что душа его рвется куда-то».
Самое простое было бы предположить о ее склонности к страданиям и поискам их. Но никакого мазохизма в этих рассказах не чувствуется. Как не чувствуется и страдания. Она неуязвима в войне полов, лишенная болевого синдрома. Ахматова видела все эти детали, долженствующие доставить страшные страдания любой нормальной женщине, видела, отмечала, предъявляла публике их, требовала возгласов «Ах!», не допускала, чтобы ее заподозрили в бесчувственности, претендовала на полное знание любви.
Не раз я слышала от нее слова: «Я всегда за развод».
А вот и после «развода»: после «брака» наступил «развод». «Наши» — это то, что всегда было «нашим» — его и Анны Евгеньевны.
Лошадь везла дрова. «Дрова, которых у меня нет, — сказала Анна Андреевна. — Их некуда положить. Весь сарай доверху занят дровами Николая Николаевича». Я спросила, как она думает, нарочно ли Николай Николаевич делает ей неприятности. «Нет, не нарочно. Он даже был сконфужен, когда сообщил мне, что для моих дров места нет. «Понимаете, Аня, оказывается, наши дрова занимают сарай до самого верха».
Мельком жалуется: «Шумят у нас. У Пуниных пиршества, патефон до поздней ночи… Николай Николаевич очень настаивает, чтобы я выехала». — «Обменяли бы комнату?» — «Нет, просто выехала».
Воспоминания Ирины Пуниной
История переезда Анны Андреевны из кабинета тоже совсем не так освещается, как оно было в самом деле. Я вышла замуж, и многое в нашей жизни поменялось. Николай Николаевич с большим терпением и очень упорно просил Анну Андреевну вообще уехать с Фонтанки. Он считал это естественным,
