себе еще одну главу, на этот раз своим физическим данным. Это может стать навязчивым, даже просто невыносимым.
Я знаю и никогда не забываю, что местоимение 'я' надоедливо, и позволяю себе злоупотреблять им только в свете уже процитированного, заимствованного у Стендаля высказывания, написавшего в 'Воспоминаниях эгоиста': 'Я совершенно убежден, что лишь полнейшая искренность может заставить читателя забыть вечное выпячивание автором своего 'я'. Главное — мне хочется дать совет и ободрить тех многочисленных юношей, которые пишут мне, спрашивая, какими физическими данными надо непременно обладать, чтобы преуспеть в спелеологии, и какие упражнения помогут стать хорошим спелеологом?
Вероятно, мои юные корреспонденты представляют себе меня гигантом 'могучим и грозным, перед которым ничто не может устоять', нечто среднее между подземным Тарзаном и Самсоном, сокрушающим встречающиеся на его пути колонны, или Сизифом, катающим огромные камни! Мне легко в это поверить, так как часто, встречаясь с незнакомыми людьми, я читал в их глазах удивление и разочарование, и не менее часто мне говорили: 'Как странно! Я-то думал, вы человек высокого роста и крепкого сложения…' Затем, как правило, фраза повисала в воздухе, но я мог бы ее продолжить, не рискуя ошибиться: 'А на самом-то деле вы… такой, как вы есть!'
Но вернемся к моим действительным данным и сообщим, к разочарованию многих, но к счастью для меня, что мой рост всего один метр шестьдесят шесть сантиметров, вес шестьдесят шесть килограммов. К счастью, сказал я: ведь лишние десять сантиметров роста и десять килограммов веса становятся под землей препятствием. Что касается тех, чей рост метр восемьдесят и кто обладает соответственно большим весом, то заниматься спелеологией им трудно, даже мучительно, так как им будет очень неловко в узких маленьких лазейках.
Скромный рост 1 метр 66 сантиметров (скажем, средний рост, ибо средний рост француза составляет 1 метр 65 сантиметров) я приобрел не сразу. Я рос до двадцати двух лет.
Ребенком я был слишком мал для своего возраста, всегда был самым маленьким в классе, что было для меня источником многих обид. Каждый раз, когда дома кто-нибудь упоминал о моем маленьком росте по сравнению с братьями, рост которых был 1 метр 76 и 1 метр 77 сантиметров, мой отец (его рост — 1 метр 71 сантиметр) говорил, смеясь: 'Этому никогда не стать артиллеристом!' (В те времена, чтобы двигать пушки и управляться с ними, нужны были 'силачи'.)
Теперь пушки несравненно больше и тяжелее, но управлять ими стало легче. И, несмотря на отцовское предсказание, я как раз стал артиллеристом!
Из спелеологов, которые помещаются под планку антропометра, не поднимая ее выше 1 метра 65 сантиметров, я хочу назвать моих непосредственных коллег — Гатте, Дельтейля и моего сына Рауля. А как не вспомнить, что рост моей матери, жены и четырех дочерей колебался в пределах от 1 метра 52 сантиметров до 1 метра 57 сантиметров.
Не могу не упомянуть также моего коллегу Рене Жана, великолепного спелеолога из Карпентра, точного роста которого я не знаю, но часто я бывал свидетелем того, как он пролезал не хуже крысы в ходы и трещины, куда никто не мог за ним последовать.
В некоторые особенно сложные и узкие лазейки я отправлял младшего брата Марсиаля, пока он был меньше меня. Также, будучи 'противоестественным отцом', я использовал маленький рост собственных детей, когда они были еще совсем юными. Они прекрасно — с большой охотой и преданностью — справлялись с подобными ответственными заданиями, для которых были незаменимы. Они не уступили бы своего места за полцарства!
Из спелеологов, маленький рост которых ставил их в выгодное положение, самым 'большим' был Э. А. Мартель — 165 сантиметров.
Небольшого роста, но хорошо сложенный, он держался очень прямо, двигался быстро и решительно. Короткая вьющаяся бородка подчеркивала энергичное выражение лица. У Мартеля были правильные черты лица, четко выделялась линия профиля, которую, казалось, лучше всего было определить как профиль 'исследователя и завоевателя'; обращали на себя внимание трепещущие ноздри, но больше всего запоминались ясные голубые глаза, которые, по прелестному выражению моей жены, 'позволяли ему даже в самых глубоких и темных пропастях всегда нести с собой куcочек голубого неба'.
Эти спокойные и порой мечтательные глаза смягчали своим добрым выражением резкость профиля. В изгибе губ таилось что-то лукавое, чуть-чуть насмешливое: ведь Мартель часто бывал очень весел и остроумен.
Мартель обладал совершенно удивительной способностью видеть и запоминать местность. Там, где он прошел, редко кому удавалось после него открыть что-нибудь новое. У него был орлиный взгляд, и ничто не ускользало от его внимания. Даже при очень беглом осмотре или исследовании, проведенном в тяжелейших условиях при плохом освещении, каким пользовались в те времена, он делал очень точные зарисовки и давал подробные описания.
Насколько точно и верно он запоминал места, пройденные им хотя бы однажды, было как-то продемонстрировано в гроте Демуазель около Ганж в департаменте Эро.
Через сорок три года после исследований Мартеля этот грот оборудовали для туристов с редкой роскошью: фуникулер, искусственный вход в виде туннеля, великолепная высокая терраса из армированного бетона, головокружительные лестницы, художественно оформленное освещение и т. д. Работы были закончены, и грот открыт для публики. Вдруг спохватились, что Мартель когда-то сообщал о существовании в этой пещере естественного двадцатипятиметрового колодца, которого никто не заметил во время производства этих сложных и длительных работ. Попытались отыскать колодец, но безуспешно. Тогда написали самому Мартелю с просьбой указать местонахождение колодца более подробно. Мартель ответил и точно указал место, где находится узкий вход в этот колодец. Однако его все же не смогли отыскать и решили, что со времени первого исследования могло произойти опускание почвы или обвал, которые и закрыли вход в колодец. Вновь написали Мартелю, уверяя его, что никаких следов колодца не осталось и что, возможно, он спутал эту пещеру с какой-нибудь другой. Мартель ответил совершенно категорически, что колодец существует, что он сам в него спускался и, конечно, смог бы его отыскать, если бы вновь попал в пещеру. Исследователи начали обыскивать всю пещеру в надежде найти колодец в другом месте, считая, что за столько лет воспоминания Мартеля могли потерять точность. Были и более решительные и обидные предположения. Время шло, 'дело о колодце' положили на полку, если не забыли, и вот через три года в том самом месте, на которое указывал Мартель, один спелеолог, сунув голову за завесу из сталактитов, несколько отступающую от стены, обнаружил наконец вход в знаменитый колодец, которого так долго не могли найти.
Мартеля очень позабавила эта любопытная история. Но что самое удивительное — он был близорук. Правда, близорукость его была незначительной, однако ему приходилось носить очки. И знаменитый исследователь мира мрака, проделавший столько акробатических номеров на веревках и веревочных лестницах, всегда под землей и на земле носил на шее старомодное пенсне на черном шнурке.
У нас с моим учителем был общий для исследователя недостаток, и однажды мы с ним имели случай обсудить сравнительные преимущества и недостатки пенсне, к которому он питал большое пристрастие, и очков, которыми я всегда пользовался. 'Как вам удается протирать стекла, когда они заляпаны глиной, запотели, забрызганы грязью, а руки перепачканы землей?' — спросил он.
Заметив мое замешательство, поскольку я довольно часто испытывал такого рода затруднения, он взял свое пенсне и, к моему великому удивлению, провел языком по стеклам, заявив: 'Вот так! Не надо колебаться, поскольку под землей часто язык — единственная чистая вещь, которую вы имеете при себе!' Мне это никогда не приходило в голову, но он был прав, и с тех пор я ничего другого для протирки очков и компаса не употребляю.
После отступления, посвященного Мартелю, поскольку никогда не надоедает говорить о таком человеке, каким был он, вернемся к нашим соображениям о росте спелеологов.
Мне бы не хотелось, чтобы мое выступление создало впечатление, что рост, скажем, выше метра семидесяти не оставляет никаких надежд на занятие спелеологией. Я очень далек от такого категорического заявления, поскольку встречал среди спелеологов людей высокого роста: Феликс Тромб, Макс Козине, Жозе Бидеген, Марсель Лубан и многие другие. Но я видел, как трудно им приходилось в узких извилистых ходах, не представлявших особых трудностей для людей маленького роста, и я даже видел, как они признавали себя побежденными, ибо не могли преодолеть особенно узкие лазы.
