так.
— Мне это не по силам.
— Это легко, — заявил он великодушно.
— Как сказать, — возразила Анхела. — Я не отличаю правую руку от левой.
Цицерон изумился. Разве еще существуют люди, которые не знают, где правая, а где левая рука?
— Не может быть!
— Раньше я всегда носила на левой руке перстень, и это помогало, но два года назад у меня опух палец, и его распилили.
— Палец?
— Нет, осел, перстень.
— Вот как!
— Так что теперь я не знаю, какая моя рука левая.
Цицерон не сразу смог воспринять такой вздор.
— А в какой руке ты держишь ложку?
— Все зависит от того, к какой руке она ближе.
— Я тебя спрашиваю, какой рукой ты подносишь ложку ко рту.
Анхела была странной девушкой.
— А я тебе отвечаю, что все зависит от того, какая рука окажется ближе ко рту. Мне здесь без разницы.
— Ты… тебе все равно, какой рукой пользоваться?
— Вот именно. Я пишу одинаково плохо обеими, плохо режу обеими и ни одной из них не умею причесываться.
— А как ты аплодируешь?
— Никогда не обращала на это внимания.
— А если бы у тебя был пистолет?
— Ты хочешь спросить, с какой руки я стала бы стрелять?
— Да.
— Откуда мне знать! Я бы промахнулась с обеих, это точно.
Цицерон никогда еще не встречал столь скромной девушки. Она ему нравилась.
— Хватай пистолет! — крикнул он, вытаскивая из кармана руку, сложенную в форме пистолета.
К его удивлению, Анхела взяла его руку одновременно своими двумя.
— Значит, ты не шутишь…
— Конечно, нет.
— Ты играешь в теннис?
— Пробовала в детстве, но рассекла бровь своей лучшей подруге, после чего та уже не была моей лучшей подругой.
Удрученный Цицерон признал, что у него получился самый долгий за последние три года разговор с существом из невиртуального мира. Неплохо. Его даже заинтересовала эта тема. И дело не в том, что умение одинаково действовать двумя руками вызывало у него восторг, оно просто показалось ему необычным. Он почувствовал прилив безграничного великодушия.
— Я могу тебя научить.
— Играть в теннис?
— Сражаться двумя руками. Обращаться со шпагой, кинжалом и саблей.
Анхела смотрела на него глазами, сделавшимися большими, как тарелки.
— Парень, ты меня пугаешь. Ты не из тех шутников, которые нападают на родителей, когда их не пускают в кино?
Цицерон немного осмелел. Мысль о том, что он кому-то страшен, придавала ему сил. Никто никогда не говорил ему столь ободряющих слов.
— Пока я на них не нападал, но об этом стоит подумать!
— Не удивительно, что тебя задержали.
— Меня задержали из-за кровяной колбасы!
Что было очень трогательно.
— Не напоминай мне об этом! Я больше никогда не дотронусь до колбасы, — заявила Анхела с ухмылкой.
Цицерон обнаружил, что чувствует себя неожиданно бодро и оптимистично, и даже с удовольствием смотрит на уличные фонари, мимо которых они проходили.
Он не собирался объяснять Анхеле, что в действительности никогда не держал в руках шпагу, не говоря уже о кинжале, и что у него нет ни малейшего понятия, сколько весит сабля, и он совершенно не знает, какое движение надо делать рукой, чтобы отрубить голову врагу или остановить его. Зато он ловко орудовал мышью!
Цицерон был виртуальным бойцом 20-го уровня. Жаль, что Анхела сейчас не на экране монитора. Она могла бы принести ему много пользы, став его надежной спутницей во время набегов. Он представил, как Анхела размахивает двумя саблями, по одной в каждой руке, и наводит ужас на врагов своими двухцветными глазами.
К сожалению, она была настоящей…
Так же, как настоящими были Антавиана и Луси, которые, к его удивлению, сидели в Интернет-кафе каждая перед своим монитором.
Обе страшно обрадовались при их появлении. Но радость Цицерона была обратно пропорциональна их радости. Ему хотелось завязать более близкие отношения с Анхелой. Они уже начали доверять друг другу, и та могла бы рассказать ему о своих волшебных связях, а теперь эти двое путались у них под ногами.
Цицерон остался доволен, убедившись, что Анхела испытывает то же самое.
— Чем вы тут занимаетесь?
Антавиана улыбнулась во весь рот.
— Потом скажете, что вы незнакомы. Вы сбежали через окно, в одиночестве прогулялись по парку, а теперь пришли сюда немного побродить по Интернету!
Цицерон с ужасом взглянул на Анхелу, заметив подобные эмоции и в ее глазах. Оба принялись энергично опровергать столь наглое обвинение чересчур любопытной коротышки.
— Ты ошибаешься!
— Никто не видел, как она вылезла в окно.
— В парке была собака и какой-то ирландец.
И вдруг Анхела произнесла противным голосом, словно речь шла о совершенно незнакомом человеке, погрозив Антавиане указательным пальцем:
— И он вовсе не мой дружок!
— Вот как? И поэтому вы совершенно неразлучны?
Цицерон собирался вырвать зло с корнем, но Анхела опередила его.
— Этот тип мне совершенно не нравится!
Цицерону тоже не понравилось, что эта наглая девица стыдится его дружбы, называя его, как ей вздумается. Хотя что оскорбительного в том, что они вроде как подружились?
Он обиделся. К тому же его унизили. Однако Анхела явно так не считала и подбросила дров в огонь.
— Он слишком тощий, слишком смуглый и слишком странный.
Цицерон рассердился. Разве нельзя быть смуглым, тощим и странным? Каким же должен быть ее эталон? Ростом два метра, с волосами цвета жареных помидоров, ртом акулы и руками гориллы?
— Ты мне тоже не нравишься со своими плохо прокрашенными волосами и примитивной внешностью! И как тебе не надоело!
Цицерон заметил, что глаза Анхелы, точно ножи, разрезают его на кусочки. Ей совсем не понравились его слова, как и ему не понравилось ни единое произнесенное ею слово. Все это случилось,