военных и ямских), дьяки подготовляли создание органов управления с новым, функциональным, а не территориальным распределением дел.
Первое, что бросается в глаза при ознакомлении с составом дьяков в годы правления Василия III, — это их значительное число, во много раз превышающее количество дьяков в годы княжения Ивана III. Расширился и круг вопросов, которыми ведают теперь дьяки. Для всего этого были реальные причины. Объединение русских земель в единое государство выдвинуло задачу создания действенной системы управления этими землями, сохранявшими еще черты обособленности. Осуществить ее на практике должен был дьяческий аппарат в его двух основных разновидностях — государственной канцелярии (казны) и дворца.
Говоря о происхождении писарей (дьяков) Ивана IV, Курбский писал, что царь «избирает их не от шляхетского роду, ни от благородства, но паче от поповичов или от простаго всенародна»[1546]. Эта характеристика в полной мере подходит и к составу дьяков Василия III. Из дворян вышло очень мало писарей первой трети XVI в. Елизар Цыплятев составлял в этом смысле скорее исключение, чем правило, но и его отец уже был дьяком князя Михаила Андреевича. Подавляющее большинство коллег Цыплятева происходило из «поповичов» или просто из холопов (холопы-дьяки часто упоминаются в духовных XV–XVI вв.). Поэтому они старались служить как можно добросовестнее, ибо княжеская немилость грозила им катастрофой.
Для времени Василия III характерен уже процесс складывания целых дьяческих семейств (Моклоковы, Путятины, Цыплятевы, Раковы и др.). Дьяческая профессия становится наследственной, а дьяческий штаг приобретает корпоративную устойчивость. Конечно, пребывание при дворе несло с собой не одни только блага. Скорый на гнев, Василий III за малейшую провинность отстранял от должности провинившихся. Этим объясняется то, что многие лица исчезли быстро из наших источников, не оставив сколько-нибудь обеспеченными своих наследников. Понимая переменчивость судьбы, дьяки стремились обеспечить своих детей и родичей в годы фавора. Большинство их получало в наследие от своих чиновных отцов землю в поместье или вотчину, вливаясь в состав привилегированной части господствующего класса, наиболее преданной великокняжеской власти.
В первой трети XVI в. только еще намечается распределение функций в дьяческой среде. Большинство из 145 выявленных дьяков находились на великокняжеской службе, 24 служили в уделах. Удельные дьяки при ликвидации уделов, как правило, не входили в великокняжеский аппарат. Великокняжеские дьяки разделяются в источниках на три группы: великокняжеские (77), дворцовые (16) и ямские (28). Обычно это деление строго выдерживалось. Источником складывавшейся приказной системы была как казна, так и дворец. При этом дворцовые и тем более ямские дьяки обычно считались рангом ниже великокняжеских, хотя дворцовые иногда исполняли сходные с ними поручения. Один и тот же дьяк мог исполнять самые разные функции, участвовать в дипломатических приемах, ведать выдачей льготных грамот и т. п. По дипломатическому ведомству у них был целый штат толмачей, переводчиков с латинского[1547] и восточных языков[1548]. Некоторые из них (как, например, Елка Сергеев) делались потом дьяками. Приобретенный дьяками опыт практической деятельности давал правительству возможность использовать их знания преимущественно в одной какой-нибудь области. Но функциональное распределение обязанностей только в середине XVI в. привело к сложению новой (приказной) системы управления.
Изменения в составе ведущей части дьяков отражают перемены в политической линии правительства. Так, сразу же после прихода к власти Василия III исчезли из источников упоминания о таких видных дьяках его отца, как Ю. Безобразов (последний раз упоминается в 1504 г.), В. Кулешин, М. Горин (1504 г.), немного позднее перестают упоминаться Д. Мамырев, Б. Паюсов (до 1508 г.). Вторая «волна» дьяков исчезает в 10—20-х годах: Л. Семенов (после 1512 г.), Т. Д. Долматов (1517 г.), Е. Суков (после 1517 г.), В. Тетерин (после 1520 г.); в 1523 г. исчезают сведения о И. Телешове и И. Харламове. К управлению приходит новое поколение придворных дельцов: М. Путятин и Т. Ильин (с 1517 г.), А. Курицын и Е. Цыплятев (с 1520 г.), Т. Раков (с 1522 г.) и Ф. Мишурин (с 1525 г.).
Все эти, кроме Т. Ильина, очевидно умершего вскоре после 1529 г., в период смертельной болезни Василия III занимают ключевые позиции при великокняжеском дворе [1549]. В годы боярского правления все они были отстранены от власти. Ф. Мишурин казнен в 1538 г. Сведения об А. Ку-рицыне обрываются на 1537 г., о М. Путятине — на 1541 г., а о Е. Цыплятеве и Т. Ракове — на 1542 г.
Смена действующих лиц, однако, смогла только на время задержать торжество бюрократической системы управления. Новые деятели, пришедшие на смену дельцам школы Василия III, стали в середине XVI в. творцами приказного управления, подготовленного еще в первой трети XVI в.
Местное управление России XVI в. не в меньшей, а, пожалуй, даже в большей степени, чем центральное, сохранило черты старых порядков. В конце XV — первой половине XVI в. это управление на основной территории государства осуществлялось наместниками и волостелями, собиравшими в свою пользу с местного населения «кормы» и осуществлявшими суд над местным населением. «Кормленщиками» были как представители феодальной аристократии, так и верхушка служилых людей. Все зависело только от доходности «кормления». «Кормлениями» вознаграждалось и исполнение дворцовых должностей. Территория, которая была подведомственна какому-либо представителю дворцовой администрации, называлась путем (были сокольничий путь, ловчий путь и т. п.). Натуральный характер вознаграждения за службу соответствовал еще слабому развитию товарных отношений в стране.
Кормления в волостях давались чаще всего на год, но «перепускались» (продолжались) иногда на полгода, иногда на год, иногда на два. По Герберштейну, Василий III раздавал кормления «по большей части в пользование только на полтора года; если же он содержит кого в особой милости или расположении, то прибавляет несколько месяцев; по истечении же этого срока всякая милость прекращается, и тебе целых шесть лет подряд придется служить даром» [1550]. Размеры кормов были строго определены доходными списками, нормы которых установились еще в середине XV в. и в начале XVI в. не менялись[1551].
Власть кормленщиков ограничивалась и регламентировалась уставными грамотами, выдававшимися местному населению, и доходными списками (их получали сами кормленщики). Ограничение шло и по линии изъятия из функций наместников все большего числа дел. «Городовое дело» переходило в руки городовых приказчиков, которые вместе с таможенниками, данщиками, мытниками и тому подобными агентами государевой казны собирали всевозможные подати и пошлины в великокняжескую казну. Многочисленные писцы и специально посланные судьи решали поземельные споры, которые раньше были подведомственны исключительно наместникам и волостелям.
Правительству Василия III успешно удалось справиться с проблемой удельных княжат. Были отстранены от управления страной и служилые (северские) княжата, сохранившие свои позиции в очень урезанных размерах в своих вотчинах-княжениях на окраинах страны. Гораздо сложнее обстояло дело с княжатами Северо-Восточной Руси. Этим княжатам удалось укрепиться в важнейших центрах Руси в качестве наместников и сохранить известное влияние в Думе.
Ведь наместник не только являлся высшим судебно-административным лицом в городе. Он возглавлял в качестве верховного начальника и местные войска.
Ограничение власти наместников было сопряжено с усилением политического влияния дворянства на местах, особенно ярко выразившимся в появлении института городовых приказчиков, вербовавшихся из среды провинциальных детей боярских. Впервые городовые приказчики упоминаются в одной из грамот 1511 г.[1552] Постепенное распространение Этого института в различных районах страны было в значительной степени вызвано обстоятельствами борьбы Василия III с его удельными братьями. Городовые приказчики пришли на смену многочисленным агентам дворцово- вотчинной администрации в городах. Еще Н. Е. Носов высказал предположение, что их прямыми предшественниками были «городничие»[1553]. И действительно, одни летописи под 1533 г. называют Д. Волынского городским приказчиком, а другие — городничим[1554]. Городовые приказчики осуществляли административно- финансовую власть на местах, прежде всего в городах как административных центрах уездов. Им было подведомственно городовое дело во всех его видах. Городовые приказчики раскладывали эту повинность по сохам. Они следили за выполнением «ямчужного дела», т. е. варки селитры
