новгородского дворецкого[1535]. Ликвидация самостоятельности Твери привела к сложению там Тверского дворца (до 1503 г.). Позднее к Тверскому дворцу были присоединены земли бывшего Волоцкого удела[1536]. После падения самостоятельности Рязанского княжества создается Рязанский дворец. Существовал также Нижегородский дворец. В 20—30-е годы XVI в. на месте старых удельных княжеств возникли Дмитровский и Углицкий дворцы. Великокняжескими землями на основных территориях Русского государства ведал дворецкий, позднее получивший название «большой».
Функции его были довольно обширными. Дворецкий ведал в судебно-административном отношении населением великокняжеского домена, выступал часто в качестве судьи последней инстанции. Принимал самое активное участие и в решении общегосударственных дел, подчас даже более непосредственное, чем члены Боярской думы. Важнейшим чином, очевидно, был конюший. Даже дворецкий на лестнице чинов рассматривался вторым, т. е. «под конюшим первой»[1537]. Из двух братьев Челядниных старший (Иван) был конюшим, а младший (Василий) дворецким. Конюшие упоминаются впервые при Василии III. В это же время в связи с возросшим значением огнестрельного оружия появился дворцовый чин оружничего. Меньшим почетом пользовались ясельничие, сокольничие, ловчие и постельничие. Но тем не менее лица, ведавшие охотой, всегда находились вблизи великого князя. Об особом пристрастии Василия III к «потехе» (охоте) сохранилось много известий в источниках.
Видную роль в организации всей текущей работы правительственного аппарата играли казначей и его непосредственный помощник — печатник. Казначеями назначались не представители княжеско- боярской знати, а лица, хорошо знавшие финансовые дела и вопросы внешней политики. В первой трети XVI в. должности казначея и печатника находились в руках Траханиотов и Головиных (Ховриных), особенно близких к самому великому князю. Траханиоты выехали на Русь вместе с его матерью Софией Палеолог. Ховрины также происходили «из грек».
Дворцовые чины не включались еще в думский аппарат — у них был свой, строго очерченный круг дел[1538]. В задачу дворца входили кроме всего прочего и хозяйственные заботы (обеспечение государева двора хлебом, медом, рыбой и другими припасами)[1539]. И вместе с тем влияние деятелей дворцового аппарата на управление страной в целом было весьма значительным. Достаточно вспомнить фигуры братьев Челядниных, казначея Юрия Траханиота, М. Ю. Захарьина и др. Но все же преувеличивать роль дворца как центра управления государством нельзя. Часто власть сосредоточивалась у тех или иных лиц не по должностному признаку, а по степени близости к великому князю. Так, М. Ю. Захарьин продолжал занимать главенствующее положение в государственном аппарате, хотя уже в начале 20-х годов перестал быть тверским дворецким, а И. Ю. Шигона Поджогин был чуть ли не фигурой № 1 после Василия III, хотя дворцовый чин получил только в 1532 г.
Большинство лиц дворцового аппарата, особенно в первый период правления Василия III (до начала 20-х годов XVI в.), вышли из среды старомосковского нетитулованного боярства или вообще из незнатных кругов служилого люда, не имевших прочных поземельных связей и остатков прав суверенных властителей. Этим объясняется их преданность делу великокняжеской власти. Правда, во второй период правления Василия III картина несколько изменилась. Влияние приобрели такие представители ярославских княжат, как И. И. Кубенский, или стародубские княжата (И. Ф. Палецкий). Это находит объяснение в общей политической линии правительства 20-х — начала 30-х годов. Но и в этом случае во дворец вошли те княжата, которые давно потеряли свои суверенные права на местах.
Усиление роли дворца в первой трети XVI в. было явлением временным, переходным. Оно напоминает известное возрастание власти наместников. Развитие наместнической системы имело свое позитивное значение, ибо пришло на смену удельной разобщенности земель, но само явилось результатом сохранения отдельных ее элементов. Дальнейшее слияние земель воедино привело к торжеству функционального (приказного) управления, пришедшего на смену территориальному (дворцовому).
История Боярской думы в изучаемый период может быть прослежена только в самых общих линиях, что объясняется скудостью сохранившихся источников. В первую треть XVI в. в Думу входили всего два чина — бояре и окольничие. В 1517 г. И. Ю. Поджогин называется сыном боярским, «которой у государя в думе живет»[1540]. Обычно на это свидетельство ссылаются, когда говорят о зарождении чина «думных дворян». Но до 1553 г. аналогичные сведения в источниках отсутствуют. Очевидно, в 1517 г. речь шла еще о личной близости Шигоны к великому князю, а не о формирующемся особом чине.
Характеризуя деятельность Боярской думы, надо иметь в виду две стороны. Во-первых, не все члены Думы играли в деятельности Думы равную роль (М. Ю. Захарьин, например, был в конце правления Василия III наиболее значительной фигурой из бояр), и, во-вторых, не всегда важнейшие государственные дела поручались членам Боярской думы. Дворецкий с его ведомством, казначеи, да и просто любимцы великого князя, вроде Шигоны Поджогина, решали часто больше, чем те или иные бояре. Четкой регламентации деятельности лиц и учреждений в это время не было. Но в целом бояре занимали важнейшие посты в центральном и местном аппарате. Великий князь не мог еще нарушить традицию формирования состава Боярской думы, но мог для ведения практической деятельности привлекать лиц, наиболее ему послушных и необходимых.
Не сохранилось ни одного сведения о заседаниях Боярской думы в целом. Обычно все дела решали, если можно так назвать, «боярские комиссии», возглавлявшиеся только боярином (или двумя); состояли они также из лиц дворцового ведомства и дьяков или тех, которым на время их миссии (например, посольской) боярство «сказывалось»[1541]. Поэтому за формулой «приговорил князь великий з бояры» (например, о пожаловании Абдул-Латифа в 1508 г.) скрывалось не заседание Василия III со всей Думой в целом, а решение, принятое великим князем с близкими ему лицами, не все из которых были боярами. Пожалуй, самый яркий пример этого — решение о судьбе Пскова в январе 1510 г. Василием III в Новгороде по приговору великого князя с боярами («приговорил з бояры»), но половина личного состава Думы в это время находилась в Москве[1542] . «Боярские комиссии» вели переговоры с иностранными представителями, судили различные дела, присутствовали на их докладе великому князю, а иногда были высшей судебной инстанцией. В литературе считалось, что «введенным» боярином назывался боярин, введенный в состав Думы, или боярин, получивший дворцовую должность[1543]. Вторая из них ближе к истине. Введенный боярин — боярин, которому доверено исполнение какой-либо должности (например, наместника, судьи и др.) или поручения. Эти-то введенные бояре и осуществляли на практике реальную политическую линию правительства.
Только в годы малолетства Ивана Грозного, когда роль самого монарха почти сводилась к нулю, Боярская дума стала приобретать более широкие полномочия.
Порядок назначения на думные, равно как и на другие высшие судебно-административные и военные, должности определялся положением феодала на сословно-иерархической лестнице. Он зависел, как правило, от знатности рода (т. е. от происхождения) и от службы данного лица и его предков у великого князя. Обычно этот порядок называется местническим. Но в первой трети XVI в. местничество имело скромные размеры[1544]. Для более раннего периода у нас сохранились совсем отрывочные данные, главным образом содержащие предания о местах, которые занимали во время приемов ближайшие к великому князю бояре. Этот порядок описывал и Герберштейн[1545]. Местничество при назначении на военно-служилые должности соблюдалось у старомосковских бояр, происхождение которых не давало оснований для предпочтения одного рода перед другим. Тем более не могли местничать в знатности неродовитые бояре с княжатами. Первоначально местничество носило служилый, а не родословный характер. Только со времени боярского правления, когда служилые князья вошли в Думу, они сравнялись с верхушкой старомосковской аристократии и включились в систему местнических отношений. После этого к служилому принципу добавился еще и родословный, а местничество вступило в период своего расцвета.
Реальными исполнителями предначертаний великокняжеской власти были дьяки. Они образовывали аппарат Боярской думы, казны и дворца. Из их состава вырастают крупные политические деятели. В их среде зарождается новый государственный аппарат, получивший во второй половине XVI в. название приказного. Специализируясь на выполнении определенных поручений (финансовых, дипломатических,
