Геннадия на новгородскую архиепископию возводится 15 января 1506 г. Серапион, троицкий игумен, с которым повздорил незадолго до смерти Иван III[297]. Серапион пользовался большим влиянием в высших клерикальных кругах как ревностный защитник прерогатив церкви. Он был близок и к митрополиту Симону, который, будучи избран в 1495 г. на московскую митрополию, оставил именно его в качестве преемника на троицком игуменстве. На соборе 1503 г. Серапион энергично отстаивал незыблемость монастырского землевладения.

Не менее колоритны и другие назначения. 18 января 1506 г. архиепископом Ростовским стал брат Иосифа Волоцкого Вассиан[298]. Немногим позднее, в феврале 1507 г., епископом Коломенским назначили андронниковского архимандрита Митрофана. Фигура этого бывшего духовника Ивана III была более чем определенной[299]. Еще весной 1503 г. именно к нему обращался Иосиф Волоцкий с просьбой сподвигнуть великого князя на гонение «отступников веры Христовы»[300]. В Андронниковском монастыре в 1504 г. была заложена каменная трапеза как знак особой милости великого князя, 8 сентября 1506 г. она была торжественно освящена[301].

Епископат пополнился наряду с Митрофаном еще одним горячим сторонником иосифлян. 23 января 1508 г. крути-цкую епископию получает Досифей (Забела)[302].

Таким образом, воинствующие церковники получали явное и прочное большинство среди высших иерархов. Но и только. В финансовой и земельной политике Василий III не спешил с раздачей благ своим клерикальным союзникам. Линия на резкое ограничение монастырских иммунитетов, проводившаяся в последние годы правления Ивана III, продолжалась и в первые годы княжения его сына, во всяком случае до 1511 г.[303] Сохраняя свою старую привязанность к иосифлянам, как противникам вольнодумия и политических притязаний Дмитрия-внука, Василий Иванович продолжал политику утеснения прерогатив духовных корпораций, унаследованную им от отца и его окружения. Вот уж поистине: дружба дружбой, а деньги врозь! И это не было чем-то новым для Василия III. Еще на соборе 1503 г., когда встал вопрос, быть или не быть на Руси у монастырей вотчинам, он и Дмитрий Углицкий «присташа к совету отца своего» (в отличие от князя Юрия)[304].

Не только монастыри, но и княжата-наместники вызывали к себе более чем сдержанное отношение великого князя с первых месяцев его правления. Уже весной 1506 г. он выдал уставные грамоты, ограничившие судебно-административный произвол наместников в Галиче и Переяславле-Залесском, т. е. в самом центре страны[305].

Грозной опасностью для России оставалась Казань. Сразу же после вступления на престол Василия III казанский хан Мухаммед-Эмин официально провозгласил разрыв отношений с Москвой.

Открытая борьба Москвы с Казанью была только делом времени. Поэтому необходимо было заручиться поддержкой Крыма. 7 декабря 1505 г. ко двору Менгли-Гирея был отправлен Василий Наумов с извещением о вступлении на престол Василия III. Основной задачей его миссии было укрепление если не дружеских (что было бы наилучшим вариантом), то хотя бы добрососедских отношений [307]. Самое главное состояло в том, чтобы не допустить поддержки Крымом Казани в неизбежном русско-казанском вооруженном конфликте.

Обстановка благоприятствовала миссии Наумова. В Литве в это время находился на положении полупленника-полусоюзника злейший враг Менгли-Гирея хан Большой орды Ших-Ахмет. Это вызывало явное неудовольствие в Крыму. В августе 1505 г. большой набег на земли Великого княжества Литовского совершил старший сын крымского царя Мухаммед-Гирей с братьями. Его «загоны» (передовые отряды) доходили до Вильно и Минска[308].

Особую роль в предстоявшей игре должен был сыграть брат Мухаммед-Эмина и Абдул-Латифа царевич Куйдакул, находившийся в это время на Руси под присмотром архиепископа Ростовского. По рассказу летописца, Куйдакул обратился к митрополиту с просьбой о крещении и 21 декабря 1505 г. принял православную веру, получив при этом имя Петра. 28 декабря он принес присягу на верность Василию III и был выпущен из «нятства»[309].

Чтобы прочнее удержать новообращенного царевича, великий князь 25 января 1506 г. женил его на своей сестре Евдокии. В качестве удела царевич Петр получает Клин, Городен и пять сел у Москвы «на приезд». Впрочем, уже через год с небольшим (в феврале 1507 г.) Клинским уездом распоряжается сам московский государь[310].

Царевич Петр становится самой удобной фигурой претендентов на казанский престол. В случае успешного завершения предполагавшейся Казанской войны царевич Петр мог стать своего рода казанским удельным князем.

Свадьба царевича была только одним из матримональных мероприятий Василия III. 8 апреля 1506 г. он выдает замуж за князя Василия Семеновича Стародубского «своякиню» (сестру своей жены) Марью Сабурову[311]. В условиях осложнившейся восточной политики московский государь решил примириться с двоюродным братом казненного в 1499 г. князя С. И. Ряполовского, тем более что сам В. С. Стародубский был уже достаточно хорошо известен как один из военачальников успешного Казанского похода 1487 г.[312]

Стремясь обеспечить себе спокойный западный тыл, Василий III продолжал длительные, но бесперспективные переговоры с литовскими послами. Прибывший с посольством в Москву 15 февраля 1506 г. витебский наместник Юрий Глебович настаивал на возвращении «литовских» городов и полоняников. В ответ на это Василий III отправил в Вильно Ф. С. Еропкина с повторным требованием не «нудить» (принуждать) Елену Ивановну (свою сестру, жену Александра Казимировича) к переходу в католичество[313].

Примерно в это время готовился мирный договор со старым союзником России Данией, который должен был подтвердить соглашение 1493 г.[314] Дания в то время была крайне заинтересована в русском союзнике, ибо ей приходилось вести сложную борьбу с ганзейскими городами, Швецией и даже Империей[315].

Тем временем в апреле 1506 г. начался тщательно готовившийся казанский поход. Для участия в нем были привлечены не только конные ратники-дворяне, но и вспомогательное войско-посоха, набиравшееся с черных земель[316]. Возглавлять русскую рать должны были князья Дмитрий Иванович Углицкий и Федор Борисович Волоцкий. Участвовали в походе великокняжеские воеводы (князь Ф, И. Бельский) и воеводы князя Юрия Дмитровского. Отсутствие обоих главных политических фигур на Руси — Василия и Юрия — очень многозначительно. Оно говорило о неустойчивом равновесии сил на политической арене, когда великий князь не рисковал сам покинуть столицу и еще менее склонен был доверить командование огромной армией своему главному политическому противнику.

Основная часть русских войск двинулась по Волге на судах, но одновременно с нею по берегу направилась конная рать князя Александра Владимировича Ростовского.

22 мая судовая рать была уже под Казанью. О ходе событий, разыгравшихся у стен столицы Казанского ханства, достаточно ясных сведений сохранилось сравнительно мало. Официальная версия была довольно определенной. Еще до прибытия под Казань войск А. В. Ростовского татары, пользуясь небрежением русских воевод, разбили войско Дмитрия Жилки, а многих воинов потопили в Поганом озере. Как только весть об этом достигла Москвы (9 июня), под Казань отправилось подкрепление во главе с князем В. Д. Холмским; в составе его были отряды татарских царевичей Сатылгана и Джаная, находившихся на русской службе. Одновременно воеводам был послан строгий наказ не начинать осаду города до прибытия полков Холмского.

Все же после подхода конной рати князя А. В. Ростовского (22 июня) воеводы решили начать штурм Казани. Причем «на первом ступе (приступе. — А. 3.) царь побежал, пометав весь живот, и москвичи учали грабити, и царь их многых тут побил, а иные в реце истопли»[317]. По