Володя.

Коля Зубков, земляк Саши, по обыкновению помалкивал, улыбался. А когда стали прощаться, он наклонился к Саше и сказал вполголоса:

- Молодец, земляк!

- Да будет тебе! - отмахнулся Саша. - Хорош молодец! Чуть к фрицам не улетел.

- Эй, вы чего там шепчетесь? - громко спросил уже от двери Синчук.

- Тсс, - Володя приложил к губам палец. - Военная тайна. Ты что, не видел, как наш тихоня с блондиночкой переглядывался, которая Сашке микстуру подносила?

Все в палате засмеялись, а Коля залился алой, как утренняя заря, краской.

Синчук - это атака

Полной противоположностью первой была вторая встреча друзей. День выдался ненастный. Ощипанная осенними ветрами береза плакала, роняя на мокрую траву крупные слезы. И Саша, под стать погоде, был в самом мрачном расположении духа.

- Что случилось? - встревожился Синчук.

- Плохи мои дела, ребята, - Саша горестно поник головой, русая прядь свесилась на лицо.

- Рана, что ли, открылась?

- Да нет, в тыл хотят отправить с первым санитарным эшелоном.

- Эка беда! Вылечишься и вернешься.

- Как бы не так. Завезут за тридевять земель, а потом ищи-свищи свой полк.

Товарищи посочувствовали Саше, но что они могла сделать? В бою каждый из них, выручая друга, бесстрашно бросался под пули и снаряды, а против 'белых халатов' они бессильны.

Утешали, как могли. Синчук пообещал наведаться к начальству, Володя рассказал, поминутно оглядываясь на дверь, пару одесских анекдотов. Казалось, Саша развеселился. Но когда друзья ушли, он опять загрустил.

Им хорошо смеяться. Они завтра опять полетят за Волхов долбать фрицев, а его повезут через всю страну подальше от фронта. А потом? Что будет потом, когда врачи вылечат ногу? Из запасного полка все пути - на войну, и какое кому дело, что тебе хочется вернуться в свой полк, к друзьям, к суровому Каюде, который хоть и улыбается раз в год по обещанию, а летчика своего не даст в обиду ни в воздухе, ни на земле.

Мыслимо ли потерять такого друга, как Вася Синчук? Кто в полку может сравниться с ним в искусстве воздушного боя, в стрельбе, в штурмовке? Должно быть, таким, как он, на роду написано быть летчиками- истребителями. Кажется, только вчера прилетел в полк с Дальнего Востока, а в бою не уступит бывалым фронтовикам. Храбрец, ничего не скажешь, но храбрецов в полку много, а вот такие виртуозы и снайперы наперечет.

...Хорош 'щупленький'! За один день обил четыре фашистских самолета! Да что за один день - за один вылет!

Первая схватка была с 'мессершмиттами', которые пытались прорваться к нашим штурмовикам. Отражая атаку, Вася сбил ведущего под ракурсом 4/4. Труднейшая задача. Ты мчишься на противника с фланга, под прямым углом к линии его полета. Надо мгновенно прицелиться и пустить очередь с упреждением, то есть в ту точку неба, где через какие-то доли секунды окажется враг. Синчук решил эту задачу с блеском. Казалось, Ме-109 сам наткнулся на трассу.

На обратном пути Синчук, как бы шутя, расправился с тремя Ф-156. Немцы называли их 'шторхами', по-русски аистами. Трехместные, вооруженные пулеметами, они служили для различных перевозок. На свою беду вылетели в этот день 'шторхи'. Синчук сбил их одного за другим тремя атаками. У всех, кто наблюдал за этим боем, возникло странное ощущение, будто 'аистов' вообще не было в небе, будто они растаяли, как мираж.

Синчук - это атака. Он подавляет своей дерзостью и напором. Истребитель в его руках превращается в неуловимого, жалящего насмерть овода.

Нередко немецкие пилоты предпочитают не связываться с 'рот тейфель' (так они называют Синчука между собой по радио). Но если бы они увидели 'красного дьявола' на земле, в кругу друзей, которые всегда окружают его плотным кольцом, услышали шутки, смех, они ни за что не поверили бы, что этот обаятельный лейтенант, душа общества, и есть тот самый 'дьявол', от которого шарахаются с перепугу бронированные, вооруженные до зубов 'фокке-вульфы' и 'мессершмитты'.

Возможно, они поняли бы кое-что, если бы им довелось увидеть пляшущего Синчука. При первых, еще замедленных тактах 'Цыганочки' он выходил в круг неторопливо, как бы с ленцой, показывая всем своим видом, что вообще-то ему не очень хочется плясать в данную минуту, но поскольку общество просит... А темп все убыстряется, и в какое-то мгновение Вася превращается в вихрь, за которым едва поспевает баянист.

Соперником Василия в пляске выступает Лева Семиволос, принесший на Волхов с Днепра мягкое 'г' и добродушную, чуть скрытую шутку. Кроме Чугуевского авиаучилища Лева умудрился окончить балетную студию, так что по части пляски почти что профессионал, однако и он после очередной 'схватки' с Синчуком в изнеможении падает на скамью, приговаривая:

- Замучил, бисов сын, вконец замучил! Нет уж, легче с 'фоккером' драться, чем с Синчуком плясать.

В пляске Синчука - безудержная русская удаль, и Саше не раз приходило в голову, что характер его друга ярче всего проявляется, так сказать, в двух стихиях: в воздушном бою и пляске.

Они подружились 'с первого взгляда', веселый уралец и застенчивый волжанин, командир и рядовой, мастер стрельбы и пилотажа, сформировавшийся еще в мирное время, и недавний выпускник авиаучилища. У Синчука умные, проницательные, с веселыми искорками глаза. Но самое главное - эти чуточку насмешливые глаза обладают способностью угадывать в угловатых новичках талант летчика- истребителя.

Синчук взял Сашу под свою крепкую добрую руку и сделал все с таким тактом, что Саша не заметил, как привязался к своему наставнику всей душой.

Облачное небо Приволховья стало их учебной аудиторией, наглядными пособиями - самолеты врага. Прикрывая Синчука, повторяя в воздухе его маневры, отличавшиеся необыкновенной законченностью и даже изяществом, наблюдая за его стремительными, как молнии, атаками, Саша учился искусству истребительного боя. Вот Синчук качнул крыльями: 'Атакую! За мной!'. Заход со стороны солнца или из облаков, решительное пике, грозный поток огня, и 'наглядное пособие', дымя и завывая, прощается с небом.

Вскоре Саше пришлось самому показать, чему он научился у Синчука. Находясь в разведке, они обнаружили немецкий корректировщик 'Хеншель-126' по прозвищу 'каракатица' или 'костыль'. 'Каракатицы' корректировали стрельбу артиллерии, поэтому летчики расправлялись с этими зловредными существами без всякой пощады.

Чтобы не спугнуть разведчика, Синчук сделал большой полукруг в небе и пошел в атаку только тогда, когда солнце оказалось у него за спиной. Он налетел на 'каракатицу' сверху. Трассы вонзились в кабину стрелка, который вел встречный огонь, и погасли. Задранный вверх ствол пулемета стрелка как бы обозначал: 'Я мертв'.

'Хеншелю' оставалось жить не больше минуты, но у Синчука отказали пулеметы. Высунувшаяся из кабины рука в краге указала Саше на врага: 'Добей!'

Ему казалось, что он все делает так, как Синчук. Но 'хеншель', снижаясь, вихляя из стороны в сторону, удирал во все лопатки, и Саша никак не мог поймать его в прицел. Но вот крестик оптического прицела словно приклеился к серому с прозеленью загривку 'каракатицы'. Саша нажал на гашетку: 'Ура! Победа!' - 'хеншель' накренился, клюнул тупым носом и с полукилометровой высоты засвистел к земле.

- Ну, поздравляю с первой победой! - сказал Синчук, когда они возвратились. - Здорово свалил 'каракатицу'. Молодец.

Саша, сняв шлем, вытер вспотевшее лицо.

- 'Каракатица' что. Вот если бы 'фоккер' подвернулся.

- Ничего, - рассмеялся Синчук. - Дойдет очередь и до 'фоккеров'.

Нет, не может Саша расстаться с Синчуком, с Гайдовым и Зубковым, со своей эскадрильей. Где он еще