12
«Жителям Обеих Земель от фараона Апопи, царя Верхнего и Нижнего Египта, послание: Сет обрушил молнию на Фивы, город бунтовщиков. Царский дворец разрушен, царица Яххотеп погибла, ее сын Яхмос погребен под руинами. Мятежного войска больше не существует. Выжившие разбежались. Да повинуются жители Египта Апопи. Непокорных ждет заслуженная кара».
— Никто не должен прочитать это! — раздался гневный голос хранителя печати Неши.
— Слишком поздно, — грустно уронила царица Яххотеп.
— Боюсь, мы увидим повальное бегство, — встревожился управитель царского дома Карис. — У себя в Фивах мы без труда опровергнем ложь Апопи, но в других городах… Боюсь, что в Мемфисе повстанцы тут же сложат оружие. И в Пер-Камосе тоже.
— У нас осталась единственная возможность нанести ответный удар — я сейчас же напишу небольшое послание, которое размножат наши писцы на маленьких кусочках папируса, и мы разошлем их во все концы с помощью Плутишки и его стаи.
Всеобщий любимец Плутишка был признанным предводителем почтовых голубей. Не так давно неутомимого посланца ранили, но он уже успел выздороветь, и вечерами охотно сидел рядом с Весельчаком Младшим.
Голуби, обладавшие удивительной способностью ориентироваться, были незаменимыми помощниками Яххотеп, но в пути им грозили хищные птицы и стрелы врага. Однако стая Плутишки научилась обходить опасности, пользуясь своим изумительно острым зрением.
Яххотеп знала, что гиксос-лазутчик отравил одного из голубей, чтобы нарушить обмен посланиями между ней и ее сыном, фараоном Камосом. С тех пор отряд стражи с особым тщанием охранял голубятню.
Как же громко затрещали и захлопали крылья, когда птицы поднялись в синее небо и разлетелись, кто на юг, кто на север, разнося послание царицы Яххотеп.
— Стоять! — скомандовал Яхмес, сын Абаны, двум воинам с узелками на плечах, совсем уж было приготовившимся бежать.
— У тебя в колчане только одна стрела, и ты можешь убить только одного из нас, — крикнул ему тот, что помоложе.
— Не надейся остаться в живых, — возразил товарищу тот, что постарше. — Ты и оглянуться не успеешь, как он подхватит другую.
— Я и в мыслях не имел убивать своих соотечественников, — возразил Яхмес, сын Абаны. — Однако трусы мне не по душе. И если вы сделаете шаг вперед, то это будет ваш последний шаг. Я покалечу вас, и вы никогда больше не сможете бегать.
— Ты, наверное, не знаешь последних новостей! Царица погибла, Фивы в руинах, нет больше фараона и нет войска освободителей. Нам нужно убраться подальше прежде, чем сюда придут гиксосы.
— Владыка гиксосов лжет.
— А почему тогда царица медлит и не приходит сюда с войском?
Лучник услышал возле уха странный шорох и вздрогнул, хоть и не перестал целиться в беглецов.
— Плутишка! — тут же сообразил Яхмес. — Почтовый голубь! Он принес послание на своей правой лапке!
Голубь сел ему на плечо.
— Пойдем будить начальника! — весело воскликнул Яхмес. — А вы идите впереди меня!
Выражение лица лучника не обещало снисхождения, и беглецы сочли за благо повиноваться.
Градоправитель Эмхеб не спал. Он сразу же признал Плутишку, который умно и лукаво косился на него золотым глазком.
Ласково погладив изящную головку, Эмхеб развернул небольшой кусочек папируса, украшенный царской печатью, быстро пробежал его глазами и тут же прочитал вслух:
— Второй год царствования фараона Яхмоса, третий день первого месяца сезона всходов. Азиат Апопи, повелитель тьмы, владыка мерзких гиксосов продолжает нас обманывать, рассылая скарабеев с лживыми словами. Яххотеп, супруга бога и царица Египта, пребывает в полном здравии, равно как и ее возлюбленный сын Яхмос, фараон Верхнего и Нижнего Египта. В Фивах по-прежнему приносят жертвы Амону, богу побед, и войско освободителей готовится к боям против захватчиков, чтобы изгнать их и восстановить царство Маат.
Беглецы слушали послание с отрытыми ртами.
— Говорил же я вам! — с укором сказал им Яхмес, сын Абаны.
— Говорил, — понурил голову старший, — а мы, похоже, сваляли большого дурака! Но, может быть, вы нас простите?
— Наказание, которого вы заслуживаете, определит градоправитель Эмхеб.
Тетива лука была по-прежнему натянута, стрела готова вылететь. Градоправитель Эмхеб смотрел на провинившихся воинов гневным взглядом, его суровое лицо не сулило ничего хорошего.
Беглецы, вытянувшись, стояли передним. Он обошел их и дал каждому хорошего пинка.
— На этот раз достаточно! — объявил он. — Но если вы снова заглотите крючок с фальшивой приманкой, вами займется Яхмес, сын Абаны.
Битва посланий длилась не один месяц. В Мемфисе после нескольких дней паники, предводителям отрядов удалось навести порядок среди своих воинов. Горожане и земледельцы, получавшие с одной стороны гиксосских скарабеев, а с другой — приносимые голубями папирусы, собирались кучками, чтобы потолковать и обсудить полученные известия.
В начале третьего года правления Яхмоса население уже не сомневалось — верховный владыка гиксосов лжет. Люди, приезжавшие из Фив в свободные провинции, подтверждали: царица Яххотеп продолжает борьбу, а юный фараон Яхмос обнаруживает такой же твердый и непреклонный нрав, каким отличались его отец и старший брат.
Фиванцы надеялись, что эта новость дошла до Авариса и распространилась в Дельте.
— Я работал весь день и умираю от усталости, — пожаловался Минос.
— Сейчас от твоей усталости не останется и следа — пообещала красавица Ветреница, обмывая душистой водой прекрасное тело своего возлюбленного.
Не прошло и часа, как Минос забыл, насколько тщательно он работал над грифонами, стараясь выполнить все пожелания верховного владыки. Для него теперь существовала только обольстительная азиатка, которую он ласкал с наслаждением и восторгом.
Они одновременно вознеслись к вершинам блаженства, на которых исчезли все тревоги Ветреницы и возродились надежды Миноса. Однако парение длилось недолго, и вот они оба вновь на грешной земле. Нет, Ветреница никогда не признается возлюбленному, что следила за ним и знает его тайные помыслы. Никогда не признается и Минос, что лелеет мысль уничтожить верховного владыку. В последнее время художник не сомневался, что Апопи проник в его замысел, и его конец наступит одновременно с завершением работы над грифонами.
— Во дворце только и говорят, что о твоем новом творении, — сказала Ветреница. — Однако никто еще не видел его. Вот уже много-много дней доступ в тронный зал закрыт даже для высших сановников.
— Апопи откроет двери только тогда, когда убедится, что чудовища — само совершенство. И хотя он все время меня торопит, он постоянно требует поправок, желая добиться, чтобы грифоны были такими, какими он видит их сам. Ветреница! Они ужасающи! Я сам едва осмеливаюсь на них взглянуть. А с какой кровожадностью они смотрят! Как только я нанесу последний штрих, владыка оживит их с помощью своей черной магии.
— Что тебя так страшит, Минос?
— Когда ты увидишь грифонов, ты меня поймешь.