— Физик из Академии Пределов Знания…

— Знаю его немного. Он работает над вопросами взаимоотношения пространство — поле. Где же вы его оставили?

— На берегу. Он не плавает, как вы, во всяком случае…

Лёгкий всплеск прервал речь Мвена Маса.

— Я поплыву на берег, к Веде! — крикнула из воды Миико.

Дар Ветер ласково улыбнулся девушке.

— Плывёт с открытием! — пояснил он Мвену Масу и рассказал о находке подводного коня.

Африканец слушал его без интереса. Его длинные пальцы шевелились, ощупывая подбородок. В его взгляде Дар Ветер прочитал беспокойство и надежду.

— Вас тревожит что-то серьёзное? Тогда зачем же медлить?

Мвен Мас воспользовался приглашением. Сидя на краю скалы над пучиной, скрывавшей таинственного коня, он рассказал о своих жестоких колебаниях. Его встреча с Рен Бозом не была случайной. Видение прекрасного мира звезды Эпсилон Тукана никогда не оставляло его. И с той ночи появилась мечта — приблизиться к этому миру, любым путём преодолев необъятную бездну пространства. Чтобы между отправлением и получением сообщения, сигнала или картины не было недоступного человеческой жизни срока в шестьсот лет. Ощутить биение той прекрасной и столь близкой нам жизни, протянуть руку братьям-людям через бездны космоса. Мвен Мас сосредоточил усилия на ознакомлении с неразрешёнными вопросами и незаконченными опытами, какие уже тысячелетие велись в исследовании пространства как функции материи. Той проблемы, о которой мечтала Веда Конг в ночь её первого выступления по Великому Кольцу…

В Академии Пределов Знания подобные исследования возглавлялись Рен Бозом — молодым математико-физиком. Встреча его с Мвеном Масом и последующая дружба была предопределена общими стремлениями.

Теперь Рен Боз считает, что проблема разработана до возможности постановки эксперимента. Опыт не может быть, как и всё, что связано с космическими масштабами, проведён лабораторным путём. Громадность вопроса требует и громадного эксперимента. Рен Боз пришёл к необходимости проделать опыт через внешние станции с силовой затратой всей земной энергии, включая и резервную станцию Ку-энергии на Антарктиде.

Ощущение опасности пришло к Дар Ветру, когда он пристально смотрел в горящие глаза и на вздрагивающие ноздри Мвена Маса.

— Вам нужно узнать, как поступил бы я? — спокойно задал он решающий вопрос.

Мвен Мас кивнул и провёл языком по пересохшим губам.

— Я не ставил бы опыта, — отчеканил Дар Ветер, игнорируя гримасу горя на лице африканца, мгновенно промелькнувшую и исчезнувшую незаметно для менее внимательного собеседника.

— Я так и думал, — вырвалось у Мвена Маса.

— Тогда зачем вы придавали значение моему совету?

— Мне казалось, что мы сумеем убедить вас.

— Что же, попробуйте! Поплывём к товарищам. Они, наверное, готовят водолазные приборы — смотреть коня.

Веда пела, и два незнакомых женских голоса вторили ей.

Увидев плывущих, она сделала призывный знак, по-детски сгибая пальцы раскрытых ладоней. Песня умолкла. Дар Ветер узнал в одной из женщин Эвду Наль. Впервые он видел её без белой врачебной одежды. Её высокая гибкая фигура выделялась среди остальных белизной кожи, ещё не загоревшей. Видимо, знаменитая женщина-психиатр была очень занята последнее время. Иссиня-чёрные волосы Эвды, разделённые прямым пробором, были высоко подняты у висков. Высокие скулы над чуть впалыми щеками подчёркивали длинный разрез её чёрных пристальных глаз. Лицо неуловимо напоминало древнего египетского сфинкса — того, который с очень древних времён стоял на краю пустыни у пирамидальных гробниц царей древнейшего на земле государства. Теперь, спустя десять веков после того, как исчезла пустыня, на песках шумят плодородные рощи, а сам сфинкс накрыт стеклянным колпаком, не скрывающим впадин его изъеденного временем лица.

Дар Ветер помнил, что свою родословную Эвда Наль вела от перуанцев или чилийцев. Он приветствовал её по обычаю древних южноамериканских солнцепоклонников.

— Работа с историками пошла вам на пользу, — сказала Эвда. — Благодарите Веду…

Дар Ветер поспешил обернуться к милому другу, но Веда взяла его за руку и подвела к совсем незнакомой женщине.

— Это Чара Нанди! Мы все здесь в гостях у неё и у художника Карта Сана, потому что они живут на этом берегу уже месяц. Их переносная студия — в конце залива.

Дар Ветер протянул руку молодой женщине, взглянувшей на него громадными синими глазами. На миг у него замерло дыхание — в этой женщине было что-то отличавшее её от всех других. Она стояла между Ведой Конг и Эвдой Наль, красота которых, отточенная сильным интеллектом и дисциплиной долгой исследовательской работы, всё же тускнела перед необычной силой прекрасного, исходившей от незнакомки.

— Ваше имя чем-то похоже на моё, — проговорил Дар Ветер.

Углы маленького рта незнакомки дрогнули в сдержанной усмешке.

— Как и вы сами похожи на меня.

Дар Ветер посмотрел поверх чёрной копны её густых, блестящих, слабо вьющихся волос и широко улыбнулся Веде.

— Ветер, вы не умеете говорить женщинам любезности, — лукаво произнесла Веда, склонив набок голову.

— Разве это нужно теперь, с той поры как исчезла надобность в обмане?

— Нужно, — вмешалась Эвда Наль. — И надобность эта никогда не минёт!

— Буду рад, если мне объяснят, — слегка нахмурился Дар Ветер.

— Через месяц я читаю осеннюю речь в Академии Горя и Радости, в ней будет многое о значений непосредственных эмоций… — Эвда кивнула приближавшемуся Мвену Масу.

Африканец, по обыкновению, шёл размеренно и бесшумно. Дар Ветер заметил, что смуглые щёки Чары загорелись жарким румянцем, как будто солнце, пропитавшее всё тело женщины, внезапно выступило сквозь загорелую кожу. Мвен Мас равнодушно поклонился.

— Я приведу Рен Боза. Он сидит там, на камне.

— Пойдёмте к нему, — предложила Веда, — и навстречу Миико. Она убежала за аппаратами. Чара Нанди, вы с нами?

Девушка покачала головой:

— Идёт мой повелитель. Солнце опустилось, и скоро начнётся работа…

— Тяжело позировать, наверное? — спросила Веда. — Это настоящий подвиг! Я не могла бы.

— И я думала, что не смогу. Но если идея художника захватит, тогда сама вступаешь в творчество. Ищешь воплощение образа в собственном теле… Тысячи оттенков есть в каждом движении, каждом изгибе! Ловить их, как улетающие звуки музыки…

— Чара, вы находка для художника!

— Находка! — прервал Веду громкий бас. — И как я нашёл её! Невероятно! — Художник Карт Сан потряс высоко поднятым могучим кулаком. Его светлые волосы разлохматились на ветру, обветренное лицо покраснело.

— Проводите нас, если есть время, — попросила Веда, — и расскажите.

— Плохой я рассказчик. Но это всё равно интересно. Я интересуюсь реконструкцией разных расовых типов, бывших в древности до самой ЭРМ. После успеха моей картины «Дочь Гондваны» я загорелся воссоздать другой расовый тип. Красота тела — лучшее выражение расы через поколения здоровой, чистой жизни. В каждой расе в древности была своя отточенность, своя мера прекрасного, выработавшаяся ещё в условиях дикого существования. Так понимаем мы, художники, которых считают отстающими от вершин культуры… Всегда считали, наверное, ещё с пещер древнекаменного века. Ну вот, я говорю не то… Придумал я картину «Дочь Тетиса», иначе — Средиземного моря. Меня поразило в мифах Древней Греции,