В ванной из душа били упругие струи горячей воды, клубы густого пара окутывали головы Саманты и Дзено, а запотевшее окно превратилось в расплывчатый прямоугольник туманного света. Дзено глядел, как Саманта расстегивает пуговицы на блузке, снимает ее и вешает на небольшой крючок на запертой двери. Когда она стала расстегивать лифчик, Дзено рванул свою рубашку так, что пуговицы брызнули в стороны и застучали по кафельному полу.
В кухне Сай Кляйнер продолжал вещать в сотовый:
— Я знаю. Я понимаю. Бухгалтерское дело — это наука, такая же, как и нанотехнология. И такая же сложная. Может, даже и посложнее. И мне это стало ясно как никогда раньше. Что? Да, и я стал лучше понимать тебя. И я скучаю по тебе. Вот почему я позвонил, чтобы пригласить тебя. Я хочу, чтобы ты ко мне приехала. — Он какое-то время слушал, потом продолжил: — Без проблем. Я больше не живу в одной квартире с Сэмом. То есть я имею в виду, что когда ты приедешь, я уже буду жить в другой квартире. А Сэм уезжает в Новый Орлеан. Ему там предложили работу шеф-повара в одном ресторане.
Дженс Стиллсен спросил, сочиняла ли Кейт Свифт в последнее время какую-нибудь музыку?
— Да, наваяла несколько вещиц, — призналась Кейт. — И две-три из них получились вполне приличными, не стыдно людям показать. Но ты же знаешь, тексты я писать не умею.
— Зато я умею, — сказал Дженс.
— Да, я думала об этом.
— А у тебя все та же сдержанная загадочная улыбка, — проговорил Дженс, немного наклонившись к ней. Кейт, в свою очередь, подалась к нему, преодолев свою половину пути.
Сай Кляйнер продолжал говорить в мобильный:
— Милая, я всегда скучал по тебе. Всегда. Мне необходимо, чтобы рядом со мной была сильная женщина. Ты это знаешь. Я так рад, что ты приезжаешь!
В ванной ничего не было видно из-за клубов пара и ничего не слышно из-за шума бьющей из душа воды. Вы, конечно, не могли бы их ни видеть, ни слышать, но вообразить-то можете, как они, сбросив одежды, стоят абсолютно голые, крепко обнявшись под хлещущими струями, прижавшись щеками и нашептывая друг другу самые восхитительные слова, а обтекающая их вода поет о Париже, о Елисейских полях и о любви под весенними ливнями.
Ну, что дальше, можете сами представить. Женщина Сая Кляйнера из Калифорнии, бухгалтер- криминалист, переехала на восток и поселилась с Саем в его новой квартире. Кейт Свифт перебралась к Дженсу Стиллсену, а к этому времени Саманта Джиардино жила уже у Дзено Авакяна. А чуть позже свихнувшийся сливной бачок в старом жилище Саманты действительно взорвался, разнеся вдребезги всю сантехнику и засыпав квартиру песнями.
Перевел с английского Евгений ДРОЗД
© Eugene Mirabelli. The Pastry Chef, the Nanotechnologist, the Aerobics Instructor, and the Plumber. 2011. Печатается с разрешения автора.
Рассказ впервые опубликован в журнале «Asimov's» в 2011 году.
Пьер Жевар
Сколько всего случилось…
Едва взявшись за перо, чтобы начать это повествование, я ощутил полнейшую бесполезность того, чем собираюсь заняться. И тем не менее я абсолютно уверен, что обязан написать этот рассказ, даже если его никто никогда не прочтет. Даже если вскоре я сам о нем и не вспомню. Поскольку все это не произойдет никогда.
Меня зовут Отто-Абрам Сиентсенхаль, я родился в Грогнице, в сотне километров к югу от Вены, где мой отец считался лучшим часовщиком. Впрочем, этот факт никак не связан с последующим повествованием.
Не испытывая ни малейшей склонности к благородной профессии отца, я решил продолжить учебу и получить в столице высшее образование. Император, старый Франц-Иосиф, назначил специальную стипендию для таких, как я.
В 1913 году я защитил диссертацию и получил должность преподавателя на кафедре современной истории в Линце. Впрочем, теперь это уже не важно.
6 февраля 1934 года полностью изменило мою жизнь, как и жизни миллионов мужчин и женщин.
В тот самый день француз впервые пересек Атлантику на дирижабле. Как же его звали, этого героя? Ах да, Гинемер, Жорж Гинемер. Все считали, что главный приз достанется фон Зихтгофену. В Берлине все уже было готово к празднику: развешаны флаги, включена праздничная иллюминация. Альберт, страстный германофил, от огорчения даже сказался больным. (Бедный Альберт! Кто бы сегодня мог подумать, что у него уже тогда были две нобелевские премии?) Да-да, воздухоплавательный спорт был его едва ли не самой большой страстью.
Но речь не об этом. Сегодня остается только одна причина вспоминать тот день. Именно 6 февраля император назвал нового канцлера.
Франц-Фердинанд, как и Франц-Иосиф, был, безусловно, большим тружеником, хотя и не столь одаренным. К тому же его идеи могли напугать кого угодно. Его чешские симпатии 1910-х годов понемногу соскользнули к систематическому антиславизму, к которому вскоре добавился животный антисемитизм.
А этот Адольф Гитлер не говорил ничего толкового. Многие годы он болтался в окружении артистов- неудачников, которыми кишмя кишела наша столица, пока в полной мере не развил ораторский талант. После этого он организовал подпольную группу и, сидя в тюрьме, даже успел написать книгу под названием «Мой протест». Кто бы мог подумать, что книжонка с таким названием будет иметь успех? Но нет же! Этот Гитлер завоевывал все большую и большую популярность, используя старый, как мир, способ: найти козла отпущения, у которого случайно оказалось две головы — славянская и еврейская. Но пока в Национальном собрании было достаточно депутатов от этих народов, его прокламации не представляли особой опасности.
Все изменилось после биржевого краха 1926 года и последовавшей вспышки безработицы. Политический вес Гитлера рос с каждыми новыми выборами.
Тот день, 6 февраля 1934 года, когда под давлением императора этот субъект был назначен канцлером, остался в памяти многих печальной датой.
Удивительно, но Альберт как бы ничего и не заметил. Все его внимание было поглощено полетом Гинемера и научными изысканиями. И в этом был весь Альберт. Способный вдруг загореться борьбой за правое дело, он на следующий день мог отгородиться от всего мира, зачарованный творениями своего блестящего интеллекта.
В тот самый день он собрался провести публичный эксперимент перед узким кругом венских интеллектуалов — представителей самых разных областей знания. Я тоже был приглашен — и в качестве друга, и как представитель исторической науки. Едва я закрыл за собой дверь, Альберт встретил меня словами, намертво отпечатавшимися в моей памяти: «Отто, я думаю, мы пошли за третьей!». Я понял, о чем идет речь — о третьей нобелевской премии.
