Фоменко — часть фантастической литературы, как ни печально в этом признаться. Но уж очень скучной и унылой части принадлежат эти тексты об отмене Древнего мира. Красота метафор, сплетение слов и яркость характеров замещены в этом феномене обилием математических символов, которые запугивают обывателя. Это нечестная игра между жанрами.

Однако интерес публики будоражит науку, что хорошо. С другой стороны, исследование альтернативной истории по Фоменко есть анализ зарождения мифа, его становления и внедрения в массы, что опять же хорошо. И существуют два пути — рассматривать модель, которую на художественном уровне предлагает фантастика, или заниматься историческим анализом. Третий путь гибелен. Идущие по нему еще раз подтверждают, что каждый народ заслуживает той истории, которую имеет.

Первый год тысячелетия в НФ закончился. Он показал усиленный интерес к истории и то, что фантастическая литература пластично принимает в себя реальность — как историческую, так и бытовую. Фантастическое сообщество вбирает профессиональных историков, описывается в текстах через реальных людей, а общеизвестные исторические факты тасуются, как колода. У карт загибаются уголки, даме треф пририсованы усы, у валета выбиты зубы, а король держит вместо скипетра бутылку «Клинского». Что недопустимо в истории, можно в фантастике.

Для художественной литературы это — нормально.

А для истории?

Честно признаюсь: когда на стеллаже книжного магазина я заметил полновесный «кирпич» романа «Транспасифик», изданного «Новой космогонией», первой моей реакцией было кратковременное впадение в ступор. Почему? Оцените авторство романа — Василий Пупкин, и вы поймете.

Притча во языцех, всем известный виртуальный графоман, и так далее, и тому подобное. Разумеется, по закону больших чисел некоторое количество наших сограждан могут носить фамилию Пупкин, и почему бы некоторым из них не быть Василиями? И отчего бы одному из них не стать писателем? Это ведь не преступление, а нечто вроде несчастного случая на улице с падением в лужу. Со всяким может случиться. Но рискнуть подписаться своей подлинной фамилией?! Что это — прискорбное недомыслие или, напротив, редкостная отвага?

Из ступора меня вывела мысль об изощренной рекламе, и я уже не верил в подлинность фамилии. Псевдоним! Разумеется, псевдоним! И не без умысла. В начале 90-х первую книгу нового фантаста, тем более вышедшую в крупном издательстве, заметили бы наверняка — в наше время и три книги никоим образом не гарантируют автору внимания критики, не говоря уже о лаврах любимца публики. Если, конечно, автора зовут не Василий Пупкин. В наш век виртуальных фетишей публика «клюет» на имена!

Сам видел: стопка «Транспасификов» на стеллаже стремительно таяла, служащие магазина едва успевали пополнять ее. Поняв, что этак на мою долю может не остаться ничего, я молниеносно схватил последний экземпляр и, расплатившись, выбежал на улицу, преследуемый злыми взглядами менее проворных покупателей.

Итак, «Транспасифик» Василия Пупкина лежал передо мной и алкал прочтения. Небольшое частное расследование не выявило подлинного имени автора; до меня лишь дошло (и то через третьи руки) сомнительное известие о том, что на самом деле он не Пупкин, а Попкин, но, сами понимаете, не имея прямых доказательств, я не могу утверждать это наверняка.

Роман я проглотил залпом. Удивительно правдивая аннотация извещала о рождении нового фантастического жанра — альтернативной географии. Что верно, то верно: в романе география нашей планеты понесла тяжелую утрату в лице обеих Америк. Нет, они не затонули — их вообще никогда не было. А значит, не было иммиграции из Европы, не было войн с индейцами (как и самих индейцев), не было промышленного бума, экономического могущества США, культурного влияния Нового Света на Старый и научно-технической революции в привычных нам формах. Словом, не было хлыста, то и дело подстегивающего старушку Европу.

Что же осталось? Из осколков Америки в существовании не отказано лишь Гренландии, Ньюфаундленду, обледенелым островам Канадского архипелага да еще Огненной Земле. Викторианская Европа в начале третьего тысячелетия господствует над миром, испытывая как бремя белого человека, так и все связанные этим бременем удовольствия. Мир XXI века, мир паровых машин, проволочного телеграфа, неуклюжих дирижаблей, взрывоопасных самобеглых колясок, колониальных империй и венских вальсов. Еще носят кринолины. За неимением Аргентины никто не додумался до непристойного аргентинского танго, не говоря уже о таком ужасе, как ламбада. Мир строгих нравов. Мир порядка, хотя и весьма относительного. Мировых войн (как известно, скверно влияющих на общественную нравственность) не было — только локальные конфликты. Англия, Россия, Швеция и Испания владычествуют на морях. Португалии, Норвегии, Ирландии, Финляндии и Польши не существует — давно поглощены сверхдержавами. Турецкий флот догнивает на дне Черного и Средиземного морей. Дарданеллы, разумеется, принадлежат России. Бурно развивается недавно объединившаяся Германия — автор дает понять, что лет через двадцать от новой сверхдержавы жди неприятностей, но пока все тихо. Франция… ну она всегда Франция, что о ней долго говорить.

Таков расклад. Да, есть еще пиратская республика Исландии, Гренландии и Ньюфаундленда, до нее у европейских цивилизаторов еще не дошли руки, а пока «пиратскую карту» с разным успехом пытается разыгрывать то одна, то другая морская держава.

К счастью, эти и другие геополитические реалии описываются автором постепенно, на протяжении всего романа, отчего не возникает ощущения нудной лекции. Почти все государства — монархии. Дворы пышны. Жизнь средних и низших слоев населения… читайте Диккенса и Достоевского. Впрочем, Россия по данному показателю «впереди планеты всей» за счет богатства ресурсов на ее необозримых просторах. Хоть это радует. Тем не менее множатся подпольные мРАксистские (sic!) кружки, пропагандирующие среди мастеровых антинаучную, но завлекательную для низших сословий теорию Клары Мракс.

Более о простом народе в романе нет ни слова. Тут ставки повыше. Наследник российского престола цесаревич Михаил отплывает из Кронштадта в кругосветное путешествие на борту парового клипера «Победослав», сопровождаемого одной лишь канонеркой «Чухонец». В конце морской части кругосветки планируется заход в Нагасаки для подписания мирного договора между Россией и Японией (только-только вступившей в эпоху Мэйдзи); из Владивостока же наследник должен продолжить путь по открытой им самим Транссибирской магистрали, в которую месяца через два планируется вбить последний костыль. Все это должно поднять еще выше престиж России, и наследник попросту совмещает приятное с полезным. Впрочем, проницательный читатель уже догадался, что отнюдь не цесаревичу Михаилу суждено стать главным героем романа. Персона наследника лишь средоточие злокозненной интриги, а расхлебывать ее будут другие. Граф Николай Лопухин, скромный труженик Тайной канцелярии, сопровождает наследника, дабы уберечь его от всяческих невзгод. С большим художественным мастерством выписан слуга графа Еропка — тип Фигаро, но ленивый не «до самозабвения», а, в отличие от того испанца, ленивый по- российски беззаветно, то есть так, как испанцы и представить себе не могут. Однако, когда он не спит и не ковыряет в носу, недругу лучше не иметь с ним дела. Путь длинен, путь долог. Тихий океан в альтернативной географии Пупкина, сами понимаете, несколько раздался вширь. «Чухонец» гибнет во время перехода через Северное море. Подозрения на диверсию. Ближайшая гостеприимная суша на западе — далекий остров Гавайи, принадлежащий дружественной Голландии. Бесстрашный цесаревич отвергает разумные советы многоопытного Лопухина. Повернуть назад? Ни за что!

Тайная служба ее величества королевы Великобритании — вот враг, стремящийся помешать благополучному путешествию. Науськанные англичанами быстроходные люгеры и бригантины пиратской республики уже бороздят моря в поисках встречи с одиноким «Победославом». Замысел детей Альбиона прост, но коварен: погибнет цесаревич при абордаже или попадет в плен — в любом случае престижу России будет нанесен такой удар, которого она не стерпит. Будет беспощадная война России с пиратской вольницей, в результате чего Россия ослабнет, а просвещенные мореплаватели славно погреют руки.