Боюсь… Что знает этот мальчишка о страхе? Эдвард проводил сына взглядом.

А потом они стояли на летном поле вместе со всеми. Члены семьи Акира-сан собрались из дальних мест, и они прекрасно понимали, что происходит. Каждый обнаруживал сдержанное волнение. Не было видно самого Акира, впрочем, тот, наверное, наблюдал за происходящим с одной из недавно возведенных башен. Синтоист-священник исполнил обряд, отгоняя демонов от летного поля.

Появился Хирото. После драки лицо его было покрыто синяками, а сам он сохранял смирение. Почему он не хочет стать с нами? Должно быть, это унизительно, решил Эдвард. Очевидно, Хирото потерпел поражение в драке.

Взревел двигатель, и все лица обратились к Орнитоптеру номер четыре.

Машина состояла в основном из бамбука — легкого материала, которому японцы умели придавать почти немыслимую прочность; кабина напоминала плетеную корзину или птичье гнездо. Одетый в алый летный костюм Тору, отвесив поклоны во все стороны, забрался в кабину. Эдвард поглядел на Хирото, осознавая, что кузены подрались за право совершить испытательный полет. Право это так много значило для них, что дело дошло до оружия.

Эдвард сухо сглотнул.

Фыркнул двигатель, хлопнули крылья.

Все домашние модели Эдварда махали крыльями просто вверх-вниз; здесь это простое движение сменила подмеченная Акира-сан динамика. Каждый взмах соединял в себе несколько птичьих движений: маховые перья поворачивались при подъеме, вся рама сжималась и расширялась. Любое прежнее создание Эдварда показалось бы рядом с этим творением грубым чудовищем; сие же сооружение могло бы послужить образцом даже птицам. Величественные крылья без какой-либо посторонней помощи уже увлекали небесную лодку вперед. Орно поднялся в воздух, он летел, как птица, и взмахи крыльев уверенно уносили вверх и аппарат, и Тору, находившегося в его кабине.

Тору летел. Он был уже в двадцати или тридцати метрах над головами собравшихся и поднимался все выше и выше.

Эдвард ощущал восторг, охвативший толпу. Не мне ли нужно было сейчас занимать место этого японца? Быть может, именно это и стало причиной победы братьев Райт; быть может, именно поэтому двое американцев, велосипедные мастера, победили Королевское аэронавтическое общество. Ведь они сами подняли в воздух свое творение!

Должно быть, человек просто не способен победить, если не ценит свою мечту больше жизни.

Эдвард вновь взглянул на орнитоптер, который под гул толпы летел вдоль долины к горам; наконец, взявшись за рычаги, Тору развернул аппарат. Под новый взрыв возгласов орнитоптер, четко взмахивая крыльями, возвращался назад. Триумф! Летательный аппарат пронесся над толпой, вычерчивая крыльями каллиграфические линии в небе, затем над домами, над пагодами, над башнями крепости, а толпа все ликовала, даже когда заметила, как сражается Тору, — наверное, он кричал, но за ревом мотора этого невозможно было услышать, — как сражается Тору с органами управления, одновременно пытаясь сбить огонь, вдруг вырвавшийся неведомо откуда и охвативший фюзеляж. Толпа ликовала и тогда, когда полет утратил упорядоченность, а орнитоптер опускался над крепостью, сужая круги. Одно крыло машины горело, другое хлопало. Так, с горящим крылом, раненая птица врезалась в башню, завершив безумную спираль.

Шум толпы изменился. Люди бросились к месту крушения.

Застыв на мгновение, Эдвард поглядел на Реджи, такого стройного в своем парадном английском костюме и обратившего к своему отцу взгляд, красноречиво говоривший: вот почему ты должен сам оседлать свою мечту.

Эдвард бросился бежать.

Он более не боялся проблем — ни технических, ни личных.

Дебют японского орнитоптера — с такой славой взлетевшего и рухнувшего столь картинно — придал новые силы и ему, и Хирото, навсегда запомнившему удары, которые он обрушил на кузена за почетное право опробовать орнитоптер. Тору отвезли выздоравливать на северный остров, а Эдвард с Хирото погрузились в проекты, которые должны были надежно защитить пилота от демонической силы бензина. Заодно они точнее согласовали движения коленчатого вала со взмахами крыла и добавили хвостовых перьев, повторяя крестовидный хвост, помогавший стабилизировать полет жесткокрылых самолетов Запада. Эдвард и его команда успели собрать еще шесть орнитоптеров, прежде чем возникла первая существенная задержка.

Близилась Великая Война, и магнат перенес финансовую поддержку на морские исследования. Эдвард, однако, обнаружил, что ситуация, складывающаяся в Европе, может пойти на пользу его изысканиям. И ему самому. Разве не послужит машина Королевским ВВС, и если британских союзников Японии продают прямо с машинами, не будет ли подобная ситуация выгодна для Акира?

Пока он занимался стратегическими раздумьями, мощеные дороги в Мебосо пришли на смену предшествовавшим грунтовым. Летное поле расширили и усовершенствовали, построили ангар, и принцип сборочной линии нашел применение в сооружении орнитоптеров. В свободное время Эдвард строчил письма в Королевские ВВС и своим бывшим коллегам по Аэронавтическому обществу, уговаривая их устроить демонстрацию первой машины, способной на настоящий полет.

К его раздражению, первые письма остались попросту незамеченными.

Но Эдвард стремился вернуть домой не только орнитоптер.

Реджи становился юношей. Он никогда не бывал непочтительным или дерзким, но теперь бунтовал спокойно, изящно, с подтекстом: к огорчению отца, сын все более и более походил на идеального молодого японца. Последней каплей стала романтическая история с одной из внучек магната, и Эдвард принял твердое решение: он отвезет Реджи обратно в Англию и оставит его под опекой дяди-профессора, обещавшего обеспечить поступление отпрыска в Хьюз-Холл и воспитать его в мужественном кембриджском стиле.

— Ты поедешь с нами в Англию? Для меня это многое значит.

Реджи поднял взгляд от каллиграфических строк.

— В Англию?

— Королевские ВВС попросили провести демонстрационный полет орнитоптера. С военными целями. Мы с Хирото отправляемся. Для тебя это будет и путешествие, и наука. Увидишь свою родину, неужели не любопытно?

— Сколько продлится поездка?

— Несколько месяцев. Может быть, и дольше.

Спустя какое-то мгновение все эмоции исчезли с лица сына.

Путешествие казалось бесконечным. Экипаж опасался немецких подводных лодок, способных в любую минуту всплыть из глубины. Тем временем Эдвард ломал голову, как подготовить сына к тому, что ему придется остаться в Англии навсегда. На последнем отрезке пути их фрегат присоединился к возвращавшемуся из Дарданелл конвою, и Эдвард решил подождать высадки: сказать мальчику правду будет проще, стоя на твердой земле. Когда Реджи увидит величие Англии, он сам захочет остаться.

С другого берега канала доносилось бу-ум, бу-ум, бу-ум: голоса пушек, мортир — песни войны, сразу же бросившие его в холод. Высадились они в Фолкстоне третьего февраля 1916 года. Эдвард подумал о своих соотечественниках, ожидающих их на летном поле в Лимпне. Здесь люди приносили жертвы, а он пребывал в безмятежном покое на другом конце света. Эдвард извлек из багажа безукоризненно сшитый костюм, который приберегал для сегодняшнего дня. В гордом облачении он направился в каюту, где находились японцы.

Члены семьи и механики поглядели на него, ошеломленно притихли, а потом враз заговорили. Громче всех протестовал летчик, которому предстояло пилотировать орнитоптер, однако вмешался Хирото.

— Это родина Эдварда, и он имеет право вкусить славу здесь.

Хирото улыбался и кивал. Он все понял. И был способен объяснить остальным. Присутствующие согласились на том, что после встречи с представителями Королевских ВВС здесь, в Фолкстоне, Эдвард стартует прямо с палубы и достигнет летного поля. Весьма впечатляющий дебют!