Мировая война была продолжительной и почти совершенно истощила наиболее глубоко вовлеченные в борьбу страны как победителей, так и побежденных.

Эти явления оказались следствием прежде всего причины технического порядка: усовершенствования огнестрельного оружия — усовершенствования, давшего громадное преимущество обороне, а затем — менее важной причины, так сказать, психологического порядка: не сразу (было понято преимущество оборонительного образа действий именно вследствие достигнутого огнестрельным оружием совершенства.

Наступательная доктрина повсюду окончательно торжествовала[13] , до такой степени, что доходили до превознесения преимуществ наступления, забывая, что для того, чтобы начать наступательные действия, прежде всего необходимо иметь потребные для его развития средства. Об оборонительном образе действий говорили только вскользь, как бы против воли. Это привело к мысли, будто бы возросшая мощь огнестрельного оружия содействует наступлению. И это положение провозглашалось во всеуслышание, но было заблуждением, истиной являлось противоположное; простое размышление могло помочь предвидеть это, и опыт войны наглядно это показал.

Истина такова: всякое усовершенствование огнестрельного оружия дает преимущество оборонительному образу действий.

Оборонительный образ действий позволяет дольше сохранять боеспособность своего оружия, ставя его в то же самое время в наилучшие условия для повышения его эффективности, следовательно, это образ действий, сохраняющий и усиливающий эффективность своего оружия. Поэтому легко помять, что с абсолютной точки зрения чем более могущественно, т. е. эффективно, то или иное оружие, тем большую ценность приобретают меры, содействующие сохранению его мощи и предоставлению ему возможности развернуть всю эту мощь.

Отсюда вытекло то обстоятельство, что оборонительные мероприятия никогда не имели более широкого и полного развития, чем в мировую войну, когда они приобрели огромную важность. Чтобы доказать этот факт, достаточно уяснить себе, что все колоссальные оборонительные мероприятия, обеспечивавшие в течение долгого времени незыблемость боевых линий в последнюю войну, имели бы ценность, немногим отличающуюся от нуля, если бы пехота и артиллерия борющихся сторон были вооружены так, как во времена Густава-Адольфа.

Но оборона от увеличения действительности огнестрельного оружия приобрела преимущества над наступлением не только в абсолютном, но и в относительной степени. Предположим, что в окопе за проволочным заграждением находится 1 солдат и что его противникам требуется 1 минута, чтобы пробежать дистанцию атаки. Если обе стороны вооружены шомпольным ружьем, способным выпустить 1 пулю в минуту, то для получения математической уверенности в возможности достигнуть окопа, в котором обороняется одинокий солдат, достаточно, чтобы его атаковали 2 человека, так как больше одного в течение атаки он сразить не может. Но если обе стороны вооружены ружьями, скорость стрельбы которых 30 выстрелов в минуту, то для сохранения той же уверенности нужно атаковать 31 человеком. Весь огонь, который эти люди могут развить перед атакой, не имеет значения, если окоп надлежащим образом укрывает обороняющегося.

В первом случае 1 обороняющийся уравновешивает 1 нападающего, во втором случае он уравновешивает 30 исключительно благодаря тому, что оружие стало в 30 раз действительнее.

Увеличение эффективности оружия приводит, таким образом, к необходимости большего неравенства сил наступающего и обороняющегося для достижения того нарушения равновесия, которое дает победу; увеличение эффективности оружия затрудняет развитие наступления, поскольку последнее для достижения своей цели должно обладать значительным превосходством в силах над противником, и в то же время оно соответственно облегчает сопротивление обороняющегося.

Действительно, в минувшую войну громадная эффективность, достигнутая малокалиберным оружием, давала обороне возможность позволить наступлению подойти к ней на чрезвычайно малое расстояние, чтобы потом остановить и принудить его, — если оно намеревалось сделать еще те несколько шагов, которые отделяли его от цели, — действовать уже не против людей, а против местности, подготовленной для обороны, посредством утомительного и расточительного применения артиллерии всех калибров, с целью совершенно разрушить оборонительные сооружения, вплоть до превращения их в развалины, погребающие под собой своих защитников. Таким образом оказалось, что никогда наступление не было столь затрудненным, жестоким и дорого стоящим, как в мировую войну.

Сказать, что увеличение мощи огнестрельного оружия дает преимущество обороне, не значит возражать против неоспоримого принципа, что только наступление — положительное действие — может дать победу. Это означает только, что наступление, вследствие возросшей мощи огнестрельного оружия, требует значительного превосходства в силах.

В этом убедились лишь с большим запозданием. Поэтому случилось, что в течение мировой войны производились наступательные операции, не обеспеченные надлежащими средствами, а потому не удававшиеся или удававшиеся наполовину. Это привело к истощению сил и к затяжке войны, вследствие необходимости собирать каждый раз громадное количество средств и сил, необходимых для развития этих операций.

Несомненно, если бы войска были вооружены шомпольными ружьями и заряжающимися с дула орудиями, мы не увидели бы ни окопов из железобетона, ни проволочных заграждений, и исход мировой войны был бы решен в несколько месяцев.

В противоположность этому громадная мощь оружия ударилась и притупилась об еще более мощное сопротивление противопоставленной ему брони, и оказалось необходимым в течение долгого времени вновь и вновь бить по этой броне, прежде чем удавалось разбить ее и обнажить сердце неприятеля.

Это обстоятельство спасло Антанту, так как оно дало ей возможность принять нужные меры и даже создать целые армии «заново», но зато оно же привело к почти полному истощению и победителей и побежденных. Германцы в своих приготовлениях к войне приняли в расчет значение, которое должна была приобрести оборона вследствие развития огнестрельного оружия. Они замыслили войну в ее наиболее наступательной форме, запаслись наиболее пригодным оружием — орудиями калибром в 305 и 420 мм, — чтобы как можно скорее очистить путь от препятствий, представляемых современной долговременной фортификацией, и начали борьбу, развивая самое решительное наступление. Но когда обстоятельства принудили их перейти к обороне на французском фронте, они укрылись за системой оборонительных сооружений, столь сложной и столь приспособленной для этой цели, что она захватила врасплох их противников и не могла быть импровизированной, а была продумана и подготовлена заблаговременно.

Германия, готовясь к войне, должна была считаться с тем, что она может быть вынуждена противостоять нескольким противникам. В то же время Германия должна была учесть преимущество, которое она в этом случае могла бы извлечь из оборонительной организации, позволяющей ей сдерживать одну часть противников минимумом сил, чтобы броситься на другую с максимальными силами. Поэтому Германия изучила эту организацию и осуществила ее, едва лишь обстоятельства доказали ее необходимость, ясно показывая этим, что она, хотя и продолжала твердо придерживаться того принципа, что победа может быть одержана лишь посредством наступления, все же не игнорировала ценности обороны, как абсолютной, так и по отношению к наступлению.

Значительное превосходство в силах, оказавшееся необходимым наступающей стороне, чтобы нарушить равновесие, затрудняя наступление, в то же время косвенным образом облегчало его в том отношении, что позволяло чрезвычайно ослабить свои оборонительные линии с целью сосредоточить большую часть сил в районе, в котором намеревались вести наступление. Вся стратегическая игра германцев сводилась к этому — удерживать небольшими, но хорошо организованными для обороны силами часть сил противника, чтобы атаковать другую часть своими главными силами; и это удавалось им достаточно часто и в течение долгого времени.