Однако счастья он от этого не испытывал, ибо был одинок. Огромные усилия, приложенные для привлечения других, ни к чему не привели.

Одним из них был Барни Майерсон.

— Майерсон, — Дружелюбно сказал он, — что ты, черт побери, теряешь? Ну, подумай сам: для тебя все кончено. У тебя нет женщины, которую ты любишь, и ты жалеешь о прошлом. Ты знаешь, что избрал неверный жизненный путь, но никто тебя не принуждал. И это нельзя исправить. Даже если ты проживешь миллион лет, ты не вернешь того, что потерял, — добровольно. Ты понимаешь меня?

Молчание.

— И ты забываешь об одном, — продолжал он. — Она деградировала в результате убогой эволюционной терапии, которой занимался этот немецкий доктор из бывших нацистов. Конечно, она оказалась достаточно умна, а вернее, ее муж оказался достаточно умным, чтобы вовремя прервать курс, так что она продолжает делать свои вазочки, которые все же продаются; она не успела сильно деградировать. Однако…, она не понравилась бы тебе сейчас. Ну, ты знаешь: чуть мельче, чуть глупее. Даже если бы ты вновь вернул ее, было бы не так, как раньше; было бы иначе. Он снова подождал. На этот раз он услышал ответ.

— Ну и ладно!

— Куда бы ты хотел отправиться? — продолжал он. — На Марс? Ладно, значит, на Землю.

— Нет, — ответил Барни Майерсон. — Я эмигрировал добровольно. Я уже сыт по горло; для меня все кончено.

— Ну хорошо. Не на Землю. Посмотрим. Гм… — Он задумался. — На Проксиму, — сказал он. — Ты никогда не видел систему Проксимы и проксов. Я — мост? Между двумя системами. В любой момент они могут попасть в Солнечную систему — через меня. Но я их не пускаю. Хотя им очень, понимаешь, не терпится.

Он захихикал.

— Они выстраиваются в очереди. Как дети за мороженым.

— Преврати меня в камень.

— Зачем?

— Чтобы я ничего не чувствовал, — ответил Барни Майерсон. — Я больше ничего не хочу.

— Ты не хочешь быть вместе со мной частью одного, единого организма?

Ответа не последовало.

— Ты помог бы мне реализовать мои планы. А у меня их много, они обширны — планы Лео по сравнению с ними ничто.

«Конечно, — думал он, — Лео скоро меня убьет. Скоро — в тех категориях, в которых измеряется время вне моих миров».

— Я познакомлю тебя с одним из своих планов — из числа не самых важных. Возможно, это тебя заинтересует.

— Сомневаюсь, — сказал Барни.

— Я собираюсь стать планетой. Барни рассмеялся.

— Ты считаешь, это смешно? — Его охватила злость.

— Я думаю, ты чокнутый. Не важно, человек ты или существо из межзвездной бездны, но ты сошел с ума.

— Я еще не объяснил, — с достоинством ответил он, — что я под этим понимаю. Я хотел сказать, что намерен стать всеми жителями планеты. Ты знаешь, о какой планете я говорю.

— О Земле.

— Нет, черт побери. О Марсе.

— Почему именно Марс?

— Потому что он… — Элдрич пытался найти подходящие слова. — Он новый. Нецивилизованный и полон возможностей. Я собираюсь быть каждым из колонистов, которые туда прилетят. Я поведу их к цивилизации; я буду их цивилизацией.

Молчание продолжалось.

— Ну давай. Скажи что–нибудь.

— Как это так получается, — спросил Барни, — что ты можешь стать всем, даже целой планетой, а я не могу стать даже табличкой на стене моего кабинета в «Наборах П. П.»?

— Гм, — пробормотал он, сбитый с толку. — Ну хорошо, хорошо, ты можешь быть этой табличкой, какое мне, черт возьми, до этого дело? Становись чем хочешь — ты принял наркотик и имеешь на это право. Это, естественно, иллюзия. Такова правда. Я открываю тебе самый большой секрет: все это галлюцинации. Лишь из–за некоторых пророческих черт эти видения кажутся реальностью, подобно снам. Я перемещался в миллионы этих так называемых миров и вернулся из них; я познакомился со всеми. И знаешь, что они собой представляют? Ничего! Это то же самое, что электрический импульс, с помощью которого лабораторная крыса раз за разом раздражает определенные участки своего мозга. Это отвратительно.

— Понятно, — сказал Барни Майерсон.

— И зная об этом, ты хочешь закончить свои дни в одном из них?

— Именно так, — подумав, ответил Барни.

— Хорошо! Я сделаю тебя камнем и положу на берегу моря; можешь лежать так миллион лет и слушать шум волн. «Идиот, — со злостью думал он. — Камень! Господи!»

— Это промывание мозгов, да? — вдруг спросил Барни. — Для этого тебя прислали сюда проксы?

— Никто меня не присылал. Я появился здесь по собственной воле. Это лучше, чем жить в пустоте среди далеких звезд. — Он захихикал. — Ты наверняка не страдаешь избытком серого вещества — и хочешь быть камнем. Послушай, Майерсон, ведь на самом деле ты вовсе не хочешь стать камнем. Ты хочешь умереть.

— Умереть?

— Хочешь сказать, ты об этом не знал? — недоверчиво спросил он. — Перестань!

— Нет. Не знал.

— Это очень просто, Майерсон; я перенесу тебя в мир, где ты будешь гниющим трупом пса, которого переехала машина; подумай, какое настанет для тебя облегчение. Ты станешь мной; ты — это я, и Лео Булеро тебя убьет. Это и будет дохлый пес, Майерсон; это и будет труп в канаве.

«А я буду жить, — подумал он. — Вот мой дар для тебя, и помни, что gift — по–английски дар — по– немецки означает яд. Через несколько месяцев я позволю тебе умереть вместо меня, и будет установлен тот памятник на Сигме 14В, но я продолжу жизнь, в твоем теле. Когда ты вернешься с Марса, чтобы снова приступить к работе в Наборах П. П.», ты окажешься мной. Таким образом я избегну своей участи.

Это так просто».

— Ладно, Майерсон, — закончил он, утомленный разговором. — Вперед и с песней, как говорится. Можешь считать, что я тебя оставил в покое; мы больше не единый организм. Наши пути разойдутся, так, как ты этого хотел. Ты находишься на корабле Коннера Фримана, стартующем с Венеры, а я — снова в Чикен–Покс, у меня там небольшой огород, и в любой момент я могу пофлиртовать с Энн Хоуторн. Лично меня такая жизнь вполне устраивает. Надеюсь, тебе понравится и твоя.

В следующее мгновение он оказался на Марсе.

Он стоял в кухне своей квартирки в Чикен–Покс и жарил на сковородке местные грибы…, в воздухе чувствовался запах масла и приправ, а из комнаты доносились звуки симфонии Гайдна из магнитофона. «Все спокойно, — удовлетворенно подумал он. — Именно это мне и нужно; немного покоя и тишины. Все же я привык к этому там, в межзвездной пустоте».

Он зевнул, потянулся и сказал:

— Удалось.

Сидевшая в комнате Энн Хоуторн оторвалась от газеты с последними новостями информационного агентства ООН и спросила:

— Что удалось, Барни?

— Положить приправы в самый раз, — радостно сказал он. «Я — Палмер Элдрич, и я здесь, а не там.