— Что это, яхта? — тускло спросил Лоуз.

— Что?..

— Да яхта же! — Лоуз указал на освещенную витрину длиной чуть ли не в квартал. — Много яхт. Купишь себе?

Рядом с вереницей сверкающих яхт громоздились груды мехов и драгоценностей. Дорогая парфюмерия, заморские деликатесы… и непременные рестораны, бьющие по глазам и нервам своей навязчивой роскошью, приторной суетой лакеев, слепым хрусталем полыхающих люстр. Случайные бродяги в лохмотьях глазели на это буйство, как голодные псы на вывеску колбасной лавки.

Однажды встретилась телега, запряженная лошадью. В повозке сидела семья. Люди с потухшими взорами, судорожно растопырив пальцы, цеплялись за жалкие корзинки, тючки и узлы.

— Должно быть, беженцы, — предположил Лоуз. — Из Канзаса, пораженного засухой и голодом. Из района пыльных бурь — ты помнишь?

Впереди замаячил обширный квартал красных фонарей.

— Ну, — хмыкнул Джек, — что скажете?

— А что нам терять? — ухмыльнулся Лоуз. — Мы и так дошли уже до ручки.

— Отчего бы не поразвлечься? — проворчал Макфиф. — Пока еще есть возможность. Потом ведь это все рассыплется в прах…

Не говоря больше ни слова, четверка направилась к горячечным соблазнам сверкающего неона и ревущих рожков. К старой доброй «Тихой гавани».

Усталая Марша благодарно уселась за столик в углу.

— Как хорошо здесь! Мило и тепло.

Джек вертел головой, озирая прокуренное гостеприимное пространство бара, слушая металлическое бряцание музыкального ящика. В «Тихой гавани» все по — прежнему. У стойки сидит привычная группа работяг. Унылые фигуры с бесцветными лицами и пустыми глазами согнулись над кружками. Паркет устлан ковром из окурков. Бармен, вяло елозивший по прилавку грязной тряпкой, кивнул Макфифу, когда компания усаживалась.

— Эх, хорошо дать отдых ногам, — вздохнул Макфиф.

— Пиво все будут? — спросил Лоуз. Получив подтверждение, он отошел к бару.

— Далеко мы забрались, — грустно сказала Марша, высвобождаясь из рукавов пальто. — Я, кажется, здесь ни разу не была.

Вернулся Лоуз с четырьмя бутылками «Золотой пены» в руках.

— Угощайтесь!

— Ты ничего не замечаешь? — спросил Джек. — Взгляни — ка на детишек!

В тускло освещенных нишах вдоль стен расположились подростки. Джек с удивлением увидел, как юная девчушка, явно не старше четырнадцати, прошла к стойке. Это что — то новенькое! Старый истинный мир показался Джеку некой давно забытой сказкой, смутным воспоминанием детства. Но и теперешняя дурная реальность расплывалась остатками сна. Она дрожала, как марево, как оптический обман. Бар, ряды бутылок и стаканов при рассеянном взгляде превращались в зыбкую тень. Все таяло, растворяясь в дыму и сумерках; Джек даже не мог разглядеть дальнюю стену кабака. Привычные неоновые значки туалетов и те неразличимы.

Прищурившись, Джек вглядывался из — под руки. Где — то далеко, за столами, за нечесаными головами пьяниц, светилась красная полоска…

— Что там написано? — показал он Лоузу. Лоуз напрягся, зашевелил губами.

— Как будто «аварийный выход». И подумав, добавил:

— Я видал это на стене «Мегатрона». По — моему, пожарный спуск.

— Да нет! — вякнул Макфиф. — Обыкновенный сортир.

— Это у тебя ложная память, — бросил ему Гамильтон.

— А почему, кстати, детишки пьют? — спросил Лоуз. — И наркоту курят…

— Аморальные издержки системы, — пояснил Джек. — Кока — кола, наркотики, алкоголь и секс. А вместо школы, наверно, они работают на урановых рудниках. — Он не сумел скрыть горечь в голосе: — Подрастут — станут гангстерами.

— Чикагскими, заметь! — подлил масла в огонь Лоуз.

— Потом наденут военную форму и будут расстреливать фермеров и жечь их хижины. В такой уж стране мы живем. Заповедник убийц и эксплуататоров.

Повернувшись к жене, Джек спросил саркастически:

— Не так ли, дорогая? Дети долбят наркотики, у буржуев руки по локоть в крови, а бездомные роются в помоях…

— Вон идет твоя подруга, — тихо прошипела Марша.

— Моя?.. — Гамильтон с удивлением обернулся.

Сквозь толчею торопливо пробиралась стройная, гибкая блондинка. Чувственный ротик полураскрыт, буйная копна волос лихо спадает на плечи. Сначала Джек не узнал ее. На ней мятая блузка с низким вырезом. Лицо лоснится от обильной косметики. Юбка в обтяжку соблазнительно подчеркивала округлые формы. Роскошный бюст вздрагивал при каждом шаге.

Джеку ударил в ноздри сложный букет запахов — аромат духов и разгоряченного женского тела. В голове сразу закружились столь же сложные воспоминания.

— Привет. — У Силки был низкий, хрипловатый голос. Она склонилась и чуть ткнула губами Джека в висок.

— Я ждала тебя.

Гамильтон смущенно поднялся и предложил ей стул.

— Спасибо. — Усевшись рядом, Силки обвела взглядом присутствующих. — Привет всей честной компании!

— Могу я задать вам один вопрос? — холодно обратилась к ней Марша.

— Разумеется.

— Какого размера вы носите лифчик?

Не моргнув глазом, Силки спокойно задрала блузку так, что обнажились великолепные груди.

— Вас удовлетворяет мой ответ?.. Марша густо покраснела.

С беззастенчивым, мальчишеским восторгом Джек глазел на невероятных размеров сиськи.

— Полагаю, что лифчики — буржуйская выдумка для обмана простого народа.

— Кто бы говорил о народе! — слабо возразила Марша; только что увиденное зрелище явно лишило ее душевного равновесия. — Тебе, должно быть, нелегко поднимать вещи, когда ты их роняешь, — сказала она девице.

— В коммунистическом обществе, — объявил Лоуз, — пролетариат ничего не роняет!

Силки рассеянно улыбалась, касаясь своих обнаженных грудей длинными тонкими пальчиками. Затем, пожав плечами, она опустила блузку, расправила рукава и положила руки на стол:

— Что новенького?

— Большая битва на дороге, — сообщил Гамильтон. — Кровожадный Уолл — стрит против героического, самозабвенно распевающего гимны рабочего класса.

Силки с сомнением посмотрела на Джека:

— И чья возьмет?

— Честно говоря, почти вся шакалья стая фашистов погребена под горящими лозунгами.

— Смотри! — вдруг показал на что — то Лоуз. — Видишь, вон там?

В углу бара стоял автомат, продающий сигареты.

— Помнишь, а?

— Еще бы.

— И тот тоже на месте. — Лоуз ткнул пальцем в другой угол, на леденцовый автомат, едва различимый в табачном дыму. — Помнишь, что мы учудили с ним?

— Конечно. Заставили бандуру выдавать французский коньяк высшего качества.

— …И собирались изменить мир, — вдохновенно продолжил Лоуз. — Подумай только, Джек, что мы могли бы сотворить!