Хотя — да, не доверял. У нее всегда было своеобразное чувство юмора. А тормозов не было. Не у всех девушек они есть.
От цветов в кадках, расставленных по всем углам подъезда, пахло землей. Надежный, спокойный запах. И Рашид сказал, что все тихо. Он бы ведь почувствовал, если бы тут было что-то опасное, правда? Он всегда такие вещи чувствует.
Не было никакой причины для того, чтобы меня трясло. Может быть, я просто слишком хорошо помнил, как меня тут поймали.
Так часто бывает.
Лиза вон тоже старалась держаться подальше от Анны-Люсии. У нее были основания не доверять таким, как она.
— Я тут останусь, — буркнула она. — Отсигналю, если кто пойдет.
Мне стоило предупредить ее, с кем придется работать в одной команде.
— Спасибо, — сказал я. — Только…
— Мы с тобой потом это обсудим, — оборвала она меня.
«Потом» — хорошее слово. Почти такое же хорошее, как «в другой раз». Я предпочел бы вообще обойтись без этого разговора, но можно было не надеяться, что Лиза об этом забудет. Однажды ей пришлось сидеть у постели одного способного, но не очень умного парня, сунувшегося в Гемаланг Танах без страховки.
Кого-то вроде меня, но не такого везучего. На подростках все заживает лучше, чем на взрослых, но ему пришлось месяц отваляться в ожоговом отделении. Среди родственников Анны-Люсии есть много тех, кто считает, что боль — это забавно. Трудно нормально относиться к крокодилам, если один из них отгрыз ногу твоему хорошему приятелю.
Но бывают ситуации, когда без крокодила не обойтись.
— Не нужно тебе меня бояться, — мягко сказала Люс, делая шаг в ее сторону. Маленький, почти микроскопический.
— Я не боюсь, — бросила Лиза. Но руку на рукоять своей заточенной железки все же положила. Ей так спокойнее было.
— Боишься. Но совершенно напрасно. Я связана обещанием, и к тому же ты не тот человек, которого мне могло бы захотеться убить.
— Думаешь, я за себя волнуюсь? — Лиза улыбнулась — вот так улыбаются перед тем, как воткнуть кол в грудь спящего вампира. — У людей принято, знаешь ли, беспокоиться о своих близких, которые вляпались.
Мне здорово не понравилось, как она это сказала. У нас не та ситуация была, чтобы стоять на лестнице и выяснять отношения. Это если не считать, что я всегда этого терпеть не мог.
— Так, — я сунулся между ними, — потом — это значит «не сейчас».
— Извини, малыш. Один момент — и я вся твоя, — без тени раскаяния сказала Анна-Люсия, продолжая сверлить Лизу взглядом. — У нас тоже это принято, детка. Только вот незадача, близких у нас значительно меньше, чем у вас.
В подъезде стало так тихо, что я услышал, как шумит кондиционер этажом выше.
Я знаю кое-кого, кто считает меня толстокожей скотиной, не способной разглядеть чужие чувства, даже подсунутые прямо мне под нос. Жаль, что на самом деле это не так. В этом случае мне было бы гораздо проще жить.
— Ладно. — Лиза неловко пожала плечами. — Там посмотрим.
И тут наверху что-то грохнуло. Свет от лампочки в потолке дрогнул и сделался тусклым. Потянуло гарью и железной окалиной. Люс вцепилась в мою руку, как будто это придавало ей уверенности. Ладонь у нее была ледяная, а глаза наливались чернотой — неостановимо, медленно. Я знал, что это значит, хотя раньше не видел.
Страх.
Он рос, как горькая паутина под тонкими ловкими лапами, касался лица, стекал под ноги. У меня пальцы заледенели. И под кожей, очень близко к поверхности, зашевелилось что-то, чему не следовало шевелиться. Вовсе не потому, что я терпеть не мог позволять страху управлять мной.
Просто у человека нет мышц, подходящих для этого.
— Двигаем наверх, — бросил я.
— По лестнице, — уточнил Рашид, недоверчиво покосившись в сторону лифта.
Не знаю, чем он ему не понравился, но спорить я не стал. Пробежка в десять этажей нас не убьет, а вот если мы застрянем в железной коробке, это может плохо обернуться.
— Чокнутые, — сказала Анна-Люсия, и голос у нее был как наждачка. — Вы все тут чокнутые.
Обалдеть. Кажется, я это совсем недавно уже слышал. Только в прошлый раз мне это сказал человек, нормальный офисный работник. И самое ужасное, что с ним случалось до этого в жизни, — задержка зарплаты.
У меня на душе отчетливо заскреблись кошки. А им обычно виднее, что именно следует зацарапывать.
Если тот, кто способен откусить голову большинству чудовищ, с которыми только может столкнуться человек, говорит, что ты сильно рискуешь, — это же паршивый прогноз?
Дверь была открыта.
Не распахнута. Приоткрыта, как бывает, когда кто-то забывает ее запереть. Из щели тянуло сквозняком, и я остановился. В Москве двери не принято так оставлять. Это знак, даже если других признаков, вроде крови на лестничной площадке, не видно.
Мне стало бы не по себе, даже будь я «глухарем».
— А вот и наши неприятности, — процедил Рашид.
Да уж, спасибо, капитан Очевидность. Макс молча перехватил ружье поудобнее. Вообще-то стрельбы нам следовало избежать, но всегда лучше разбираться с представителями правоохранительных органов потом, чем дать себя убить какой-нибудь твари. Я здорово сомневался, что здесь есть что-то, что можно просто застрелить, но остановить, — это Макс умел. Z-15 PROFF — не самая любимая его пушка, но на нее встает глушитель. И она более чем годится для того, чтобы превратить кого-нибудь в фарш, не слишком тревожа соседей. В этот раз он прихватил свой особенный боезапас, пули типа hollow point, раскрывающиеся при попадании в цель, как цветок. И выдержанные в святой воде пополам с солью.
Церковное благословение — для усиления эффекта.
Соль — для изгнания.
Было бы просто отлично, если бы я придумал, как включить в эту формулу воздух границы между мирами, но там не льют пули. А даже если бы лили — как бы я их вытащил?
Я снова подумал о маленьком красном пистолетике и парня, которому он принадлежал.
— Это ловушка, — сказала Марька.
— Значит, нам придется разнести ее к чертовой матери. — Макс пожал плечами. — Всего делов-то. Можно подумать, что мы в первый раз это делаем.
Храбриться — это хорошо. Намного лучше, чем разворачиваться и давать деру. Особенно тогда, когда за спиной Москва и отступать некуда. У нас, правда, и впереди тоже была Москва.
И слева.
И справа тоже.
Сплошная Москва повсюду, никакого просвета. Но это то же самое, если не хуже.
— Ладно, — сказал я. — Пошли, что ли. Если что, я позвоню Олегу и он нас вытащит.
Никто не сказал, что внутри нас обязательно должен ждать труп, о котором уже кто-нибудь куда- нибудь отсигналил. Или монстр, такой, с которым у нас не получится справиться. Слов нет, как я за это был ребятам признателен.
Внутри было так холодно, как будто кто-то открыл все окна, но даже сквозняк не смог ничего сделать с густым ароматом вербены, пропитавшим всю квартиру. Вербены и ландыша. Некоторые считают, что в цветах нет зла, а потому с и помощью нельзя никому навредить. Конечно, если у вас нет аллергии.
Вербена и ландыш — это для любви. Вот только «любовь» — это не синоним «безопасности». Совсем
