святошей.

— Почему? — повторила она.

Бессмысленно говорить с акулой о гуманности и цивилизованном поведении, зато она вполне способна понять, что такое несварение желудка. Резиновые ласты — не очень здоровая пища.

— Она не то, что ты думаешь, — сказал я. — Тебе не понравится то, что ты увидишь, если доберешься до нее.

— Но тебе это понравилось, — заметила Анна-Люси и, улыбнувшись медленно и хищно. — Так сильно, что ты забыл и обо мне ради нее.

— Когда мы познакомились, она была совсем другой. Согласен, это глупо прозвучало, но более умного ответа у меня для нее не было.

— Все мужчины так говорят, когда перестают нуждаться в тебе, — отмахнулась Анна-Люсия. — Пока тебя любят, ты будешь достаточно хорош, но, как только любовь уходит, они сразу начинают утверждать, что заказывали вовсе не это, время ничего не меняет у нас внутри, только снимает обертку. А внутри каждой ясноглазой девочки прячется злая старуха, и надо только дождаться, пока она выйдет к тебе.

— Ты права, — кивнул я, дождался ее довольной улыбки и добавил: — Вот только обычно внутри этой ясноглазой девочки не прячется злой вампир, мечтающий вырвать тебе горло.

Анна-Люсия поморщилась и в одно движение выскользнула из кресла. Сухая трава с шорохом осыпалась за ее спиной. Больше не нужна. Можешь сдохнуть.

— Есть одна вещь, которую ты должен знать, малыш, если все еще хочешь оставаться живым, — сказала она. — Злой вампир может прятаться где угодно.

Мне показалось или в ее голосе действительно промелькнуло сочувствие? Хотелось бы думать, что это так.

— Спасибо, — ответил я. — Я уже знаю.

Анна-Люсия стояла напротив меня, чертовски опасная и совершенно чокнутая, если судить по человеческим меркам. У нее по подбородку была размазана чья-то кровь, и она здорово на меня злилась.

Мне стоило бы испугаться. Серьезно, стоило. В нескольких шагах от нас, как голодные тени, толпились ее родственнички. Каждый из них был сильнее меня, старше и могущественнее. Каждый из них с удовольствием оторвал бы мне башку и схрумкал ее на десерт. И они не делали этого только потому, что боялись ее.

А у меня не получалось.

Небо на горизонте полыхнуло, и спустя мгновение поляну накрыл гром. Надвигалась сухая гроза. Обычное дело, но Анна-Люсия вдруг забеспокоилась.

— Поторопись, Барон, — сказала она. — Не так много времени осталось.

— Не учи меня делать мою работу, — огрызнулся Эшу.

Его пальцы танцевали в воздухе. Лучи скользили по его коже, как шелковые нити, и стекали на землю. Молния распорола небо над лесом, километрах в пяти от нас. В этот раз грохот был еще громче.

Я насторожился. Никогда не боялся грозы, но в этой чувствовалось что-то, чего следовало бояться. И уж если не бежать от нее со всех ног, то хотя бы проверить, сколько у тебя с собой патронов.

Другой вопрос, что у меня даже дубинки не было.

«Родственнички» завыли, словно отвечая грому. Зашевелились. И толпа потекла к нам, неторопливо, но очень уверенно разделяясь на два рукава. Так делает вода, на пути которой оказался обломок скалы или холм, из которого может получится неплохой остров.

Было очень похоже на то, что кому-то сегодня крепко достанется.

— Быстрее, — бросила Анна-Люсия, поворачиваясь так, чтобы следить за толпой.

— Что происходит? — спросил я.

— Ты вообще считать умеешь? — поинтересовалась она. — Сегодня последнее новолуние года.

Кто-то упал, взвизгнув так жалобно, что я вздрогнул. Но никто не остановился. Они продолжали идти, не спуская с меня глаз. Как будто выбирали, с какого куска начать. Это здорово меня нервировало.

— Ночь большой охоты, когда из тьмы за небом выходит Ворон, чтобы вести нас, — продолжила Анна-Люсия.

Хоть убейте, я все еще ничего не понимал! Охота? Ворон? Она говорила об этом так, как будто это было всем известно.

Как если бы я сказал: «Сегодня у нас Новый год и поэтому столько народу собралось на Красной площади ждать боя курантов, хотя обычно в полночь тут не так людно».

— Он уже здесь. Мы все слышим его зов. — Голос у нее сделался мечтательным. — Ты тоже сможешь услышать, если откроешь свое сердце.

— И что? — настороженно спросил я.

— Нужна жертва, чтобы он спустился к нам, — сказала она.

С Новым годом я, похоже, погорячился. Тут подарками и не пахло.

— Самый слабый из нас умирает этой ночью, чтобы впустить в себя Ворона. — Она неуверенно улыбнулась. Словно извинялась за то, что дело обстоит именно так. — Это великая честь.

Круг замкнулся. Наступила тишина, нарушаемая только шелестом листьев и голосом Анны- Люсии.

— Люс, если ты забыла, я не один из вас, — возразил я. Так что как-нибудь мне придется без этой чести обойтись.

— Ты здесь, — сказала она. — Этого достаточно. Тебе следовало бы подумать, прежде чем заявиться сюда.

— Я позвал проводника, — возразил я. — Он откликнулся, и это значит, что я под его защитой.

Анна-Люсия шагнула вперед. Ее руки обвились вокруг меня, скользнули по голой спине. Кончики пальцев вполне профессионально пробежались по мышцам и, помедлив на пояснице, спустились ниже. Касания были почти невинными, но я вдруг ощутил изменение царившего на поляне настроя.

Минуту назад воздух был пропитан предвкушением убийства.

Теперь круг, поймавший нас, завороженно следил за танцем пальцев Анны-Люсии. Это еще не было вожделением, но тяжелое влажное тепло уже примешивалось к холоду близкой смерти.

— Ты дурак, — прошептала она, почти касаясь губами моего уха. — Это вообще ничего не значит. Он оставил бы тебя здесь и наблюдал бы за тем, как ты умираешь. Если бы я не успела вовремя, ты бы уже валялся в луже крови и умолял, чтобы тебя убили. Некоторые из нас умеют вскрывать человека, не убивая его до конца, долгие и долгие дни. Если бы я опоздала, никто не помог бы тебе. Ты хоть иногда думаешь прежде, чем делать?

Кровь, сочившаяся у нее из пореза на плече, смешалась с той, что выступила у меня на груди. Царапины жгло, но было как-то глупо обращать на это внимание сейчас. Если я вернусь домой, мне наверняка это отольется гриппом.

Я сказал «если»?

Черт, дело плохо.

— Иногда думаю, — вздохнул я. — Но нечасто.

— Ты феноменальный тип, — сказала Анна-Люсия. — Барон, я держу круг, но это долго не продлится. Поторопись. Отправь домой моего человека, я расплачусь с тобой.

— Открой свое сердце, Люс, — отозвался Эшу. — Открой свое сердце, и ты услышишь, что никто не сможет удрать отсюда, пока не придет Ворон. Это плохая ночь для вызова духов. Никто не придет, потому что дороги закрыты и только у него есть право открыть их снова.

Кажется, его все это здорово забавляло. У местных вообще довольно странное чувство юмора.

— Кто-то может помешать тебе ходить сквозь границы? — насмешливо спросил я.

Я надеялся, что он врет. Я не его клиент. Ладно, черт бы с ним. Все равно он вряд ли стал мне лгать. Это ниже его достоинства. Вот умолчать — это в его духе.

— Мне — нет. — Владыка всего, что лежит между, усмехнулся. — Но тебе — да. Извини, но я ничего не могу поделать с ним. Если ты будешь еще жив, когда придет Ворон, я не возьму ни с тебя, ни с нее никакой платы за то, чтобы отправить тебя обратно.

Неожиданно.