стал читать своего рода манифест, делая на каждом слове отчаянный рывок, словно видел, как между слогами открываются головокружительные расщелины; видимо, он сам внушал себе страх, а между тем относительно социальной миссии поэта и поэзии реального мира Ленуар излагал лишь самые затертые общие места. Когда он остановился, раздался гром аплодисментов: вражеский лагерь не шелохнулся.

— Ты только подумай! — сказал Ламбер. — До чего они докатились, если аплодируют такому!

Анри ничего не ответил. Разумеется, стоило лишь посмотреть прямо в глаза этим недобросовестным интеллектуалам, чтобы обезоружить их презрение, ведь переметнулись-то они либо из карьеризма, либо из страха, а то и ради морального комфорта, и не было пределов их раболепству. Однако надо не иметь совести, чтобы удовлетвориться слишком легкой победой. Не об этих людях думал Анри, когда со сжимающимся сердцем говорил себе: «Они ненавидят друг друга». Они были искренни, те тысячи людей, которые читали «Эспуар», а теперь не читают и для которых имя Анри стало именем предателя; смехотворность этого вечера ничуть не убавит ни их искренность, ни их ненависть.

Успокоившись, Ленуар начал читать сцену, написанную александрийским стихом. Молодой человек сетовал на беспричинную грусть в душе; он хотел покинуть родной город, а родные, возлюбленные, товарищи призывали его к смирению, но он отвергал буржуазные соблазны, в то время как хор комментировал его отъезд туманными стансами. Несколько смутных образов и несколько искусных слов подчеркивали безмерную плоскость тирад. Внезапно раздался громкий голос:

— Обманщик! Жюльен встал.

— Нам обещали поэзию: где поэзия? — кричал он.

— А реализм? — послышался другой голос. — Где реализм?

— Шедевр: мы требуем шедевра!

— А когда примирение?

Они принялись стучать ногами скандируя: «Примирение!», в то время как в зале кричали: «Вон! Позовите полицию! Провокаторы! Расскажите нам о лагерях! Да здравствует мир! Смерть фашистам! Не оскорбляйте Сопротивление! Да здравствует Торез! Да здравствует де Голль! Да здравствует свобода!»

Ленуар бесстрашно смотрел на своих палачей; казалось, будто он вот-вот падет на колени, обнажив свою грудь, или как одержимый пустится в пляс. Однако, неизвестно почему, волнение улеглось, и он продолжил чтение. Теперь герой странствовал по свету в поисках невозможных перемен. Над залом пронесся чуть слышный, но дерзкий звук губной гармоники; немного погодя послышался зов рожка. Каждый стих Жюльен сопровождал взрывом смеха, заставлявшего судорожно сжиматься губы Ленуара. Смех передавался от одного к другому, и вот уже смеялись всюду, Анри тоже засмеялся: ведь он пришел сюда за этим. Кто-то крикнул: «Подлец!», и он засмеялся еще громче. Средь всеобщего смеха и свистков раздались аплодисменты. Опять стали кричать: «В Сибирь! В Москву! Да здравствует Сталин! Доносчик! Предатель!» Кто-то даже выкрикнул: «Да здравствует Франция!».

— Я думал, что будет забавнее, — сказал, выходя из зала, Ламбер.

— И в самом деле, ничего забавного тут не было, — ответил Анри. Он обернулся, услыхав за спиной запыхавшийся голос Скрясина:

— Я заметил тебя в зале, а потом ты исчез. Я всюду тебя искал.

— Ты меня искал? — спросил Анри. У него перехватило дыхание: чего ему от меня надо? Весь вечер Анри знал: должно случиться что-то ужасное.

— Да, пошли выпьем по стаканчику в Нью-Бар, — предложил Скрясин. — Надо спрыснуть этот маленький праздник. Ты знаешь Нью-Бар?

— Я знаю, — ответил Ламбер.

— Тогда до скорого, — сказал Скрясин, мгновенно растворившись.

— Что это за Нью-Бар? — спросил Анри.

— Ну да, ты же больше не бываешь в этом квартале, — сказал Ламбер, садясь в машину Анри. — С тех пор как коммуняки присвоили себе Красный бар, прежние клиенты, не из их числа, укрылись по соседству, в новом бистро.

— Пускай будет Нью-Бар, — согласился Анри.

Они сели в машину и через несколько минут свернули за угол маленькой улочки.

— Это здесь?

— Здесь.

Анри резко затормозил, он узнал кровавый отблеск Красного бара.

— Место, пожалуй, невзрачное.

— Да, но посетителей бывает больше, чем по соседству.

— О! В этом я не сомневаюсь, — сказал Анри и пожал плечами: — К счастью, меня не пугают подозрительные знакомства!

Они сели за столик: много молодежи, много шума, много дыма; Анри никого здесь не знал; с Жозеттой он посещал совсем иные места, к тому же это случалось не часто.

— Виски? — спросил Ламбер.

— Давай.

Две порции виски Ламбер заказал тем элегантно-пресыщенным тоном, который он позаимствовал у Воланжа; они молча ждали заказанный напиток. Как грустно: Анри нечего было больше сказать Ламберу. Он сделал усилие:

— Вышла как будто бы книга Дюбрея.

— Та, отрывки из которой он печатал в «Вижиланс»?

— Да.

— Любопытно почитать.

— Мне тоже.

Прежде Дюбрей всегда давал ему первые гранки, а эту книгу Анри придется купить в книжной лавке, он сможет говорить о ней с кем угодно, но только не с Дюбреем: единственным человеком, с которым ему хотелось бы поговорить о ней.

— Я нашел ту статью о Дюбрее, которую, помнишь, ты отверг, — сказал Ламбер. — Знаешь, она не так плоха.

— Я никогда не говорил, что статья плохая, — возразил Анри.

Ему памятен был тот разговор, тогда впервые он почувствовал у Ламбера некую враждебность.

— Я собираюсь вернуться к ней и сделать расширенный очерк о Дюбрее, — продолжал Ламбер. И, чуть поколебавшись, добавил: — Воланж попросил его у меня для «Бо жур».

— Постарайся быть не слишком пристрастным, — улыбнулся Анри.

— Я буду объективен, — сказал Ламбер. — И еще в «Бо жур» появится одна моя новелла.

— А! Ты написал новые новеллы?

— Целых две. Воланжу они очень понравились.

— Мне хотелось бы почитать их, — сказал Анри.

— Тебе они не понравятся, — ответил Ламбер.

В дверях показался Жюльен и направился к их столику. Он вел под руку Скрясина; их обоюдная ненависть временно заменяла им дружбу.

— За работу, друзья! — громко сказал Жюльен. — Настал наконец момент примирить человека и виски.

Он сунул себе в петлицу белую гвоздику, его взгляд обрел частицу былого блеска: возможно, потому что он еще ничего не пил.

— Бутылку шампанского! — крикнул Скрясин.

— Шампанское, здесь! — возмутился Анри.

— Пошли в другое место! — предложил Скрясин.

— Нет, нет, давай шампанское, но только не цыган! — вмешался Жюльен, поспешно усаживаясь. — Прекрасный вечер, не правда ли? — улыбнулся он. — В высшей степени культурный вечер! Я только об одном жалею: скандала не получилось.

— Прекрасный вечер, но требуется продолжение, — сказал Скрясин, не сводя пристального взгляда с Анри и Жюльена. — Во время заседания мне пришла одна мысль: надо бы создать лигу, чтобы при каждом удобном случае любыми способами выступать против интеллектуалов-перебежчиков.