Смерть С.Д.Сказкина перемешала все фигуры на нашей шахматной доске. С его уходом от нас завершился большой этап становления и развития нашей медиевистики со всеми его перипетиями с середины тридцатых годов. Хотя Сергею Даниловичу было уже восемьдесят два года, я восприняла его уход как большую потерю. За предшествующие двадцать пять лет совместной работы я привязалась к нему, пользовалась его большим доверием и дружбой, постоянно бывала у него дома, знала все его сложные семейные обстоятельства, его властную и умную жену Веру Владимировну, которая держала в руках весь дом, но вместе с ним и самого Сергея Даниловича. Он был ей предан беспредельно, совершенно чужд «академических» романов с молодыми аспирантками или сотрудницами и во многом подчинялся ее диктату. Человек яркий, исключительно талантливый, богатый научными идеями, он во многом разбазаривал свой талант на мелочи, работал в двадцати местах, чтобы заработать побольше на свою обширную семью — трех внуков, рано лишившихся матери и оказавшихся на попечении деда, а потом и их детей. Даже когда Сергею Даниловичу стукнул восьмой десяток, Вера Владимировна не хотела, чтобы он ушел из университета, из Академии общественных наук и других мест, что могло сократить семейный бюджет.

В результате этого и постоянных ограничений, налагавшихся сверху на нашу науку, до конца своей долгой жизни он не успел оформить многие уже начатые работы, осуществить свои научньге замыслы. Я убедилась в этом, когда после смерти разбирала его архив, из которого набрала ряд незавершенных работ — статей, частей монографий, составивших порядочный том интереснейших материалов, опубликованных в 1981 году под моей редакцией[51]. Автор множества статей, С.Д.Сказкин только под нажимом всей кафедры в 1968 году опубликовал в виде монографии[52] свой спецкурс о средневековом крестьянстве. Он не хотел, стеснялся его публиковать, считая, что курс еще не готов. Я и Слава Самаркин, который стал редактором этой книги, просто заставили его подготовить ее к печати. Книга получилась прекрасная, имела большой успех не только у медиевистов-западников, но также у русистов и историков других специальностей.

Сергей Данилович был чудесным человеком, добрым, все понимающим, обладал простодушной хитростью русского мужичка, видимо, потому, что происходил из донских казаков. Отец его, казачий офицер, должно быть, выслужился из простых казаков. Недаром, будучи человеком высокоинтеллектуальным, Сергей Данилович благоговел перед крестьянином-тружеником, которому не только посвятил свои главные научные труды, но и в своих сокровенных мыслях, записанных в дневниках, поклонялся в духе старых народнических идей. Спокойный и благожелательный в обычных условиях, он был отчаянным спорщиком и полемистом во многих научных вопросах, блистал в этих спорах остроумием и сарказмом. В такие моменты появлялось в нем что-то искристое, веселое, насмешливое. Покладистый в домашней и служебной жизни, он вместе с тем проявлял порой большое упорство в отстаивании своих принципов, особенно если дело шло о морали и этике. Вера Владимировна довольно точно называла его «тихим упрямцем», ибо во многих случаях даже она не могла убедить его пойти на какой-либо компромисс или дурной поступок.

Мне кажется, что в самой глубине души он был верующим и что этические нормы, которых он придерживался, восходили к христианским заповедям. Поэтому общение и работа с ним шли легко и приятно. Сергей Данилович обладал какой-то глубокой, внутренней, прирожденной интеллигентностью, тонким тактом в общении с людьми, умением понять каждого.

Тем печальнее, что иногда ему все же приходилось идти на тяжелые компромиссы. Как и все мы, С.Д.Сказкин был травмирован сталинскими репрессиями. На этой почве у Сергея Даниловича развилось серьезное душевное расстройство. Заболевание затем прошло и более не возвращалось, но, видимо, все- таки наложило свой отпечаток на всю его последующую жизнь. Это проявлялось в крайней осторожности и ортодоксальности в политических вопросах. Но если в науке он искренне и безоговорочно был убежденным марксистом и знатоком марксистской историографии, то в других сферах ему иногда приходилось идти на компромиссы со временем. Едва ли не самым большим огорчением и разочарованием в нем стало для меня то, что в 1968 году, летом, он подписал в «Правде» большой подвал, оправдывавший наше вторжение в Чехословакию. Сталинское время уже прошло, и хотя, разумеется, трудно и даже невозможно было выступить против, но отказаться писать такую статью, скажем, под предлогом болезни или незнания истории Чехословакии представлялось вполне реальным и, в конечном счете, безопасным. Тогда он, конечно, уронил себя в глазах многих. Я никогда не говорила с ним об этом, жалела его. Однако со слов некоторых его учеников мне стало известно, что он объяснял свою злосчастную подпись тем, что ее поставили без его ведома, после того как он уже отказался подписывать. В наших условиях это было вполне возможно. Но честно говоря, я не уверена, что все произошло именно так. Может быть, открытие архивов ЦК позволит более точно ответить на этот вопрос.

Я была у него за несколько дней до того, как с ним случился инсульт. Он сидел в кресле, закутанный в плед, который мы ему когда-то подарили на очередной юбилей, сгорбленный, осунувшийся, грустный, и впервые он заговорил о том, что жизнь прошла, пора умирать. Я тщетно пыталась его подбодрить, но он был весь какой-то потухший и усталый. Больше я его не видела живым. Так ушел из жизни последний мой учитель и большой, хороший друг. Дань этой дружбе я отдала, долгие годы разбирая его огромный, яркий архив, полностью так и не вошедший в его посмертную книгу.

А через два года, в 1975 году, тоже в возрасте около восьмидесяти лет, умер и Моисей Менделевич Смирин, последний из когорты медиевистов тридцатых годов.

Неумолимое время выталкивало меня, вместе с моими сверстниками, на первую линию нашей медиевистики. Из начинающих историков мы к середине семидесятых годов составили уже старшее поколение в нашей науке, превратились в ее «корифеев». За нами теснилось уже не одно, а целых несколько молодых поколений. Мы — это я, З.В.Удальцова, А.И.Данилов, А.Н.Чистозвонов, С.М.Стамм, Ю.М.Сапрыкин, Я.Д.Серовайский, А.Р.Корсунский, М.А.Барг. Все разные и все делающие одно общее дело. Мне, несмотря на свои шестьдесят лет, еще хотелось жить и работать. После выхода в свет книги по историографии, я вернулась к моим крестьянам, их классовой борьбе и общественному сознанию.