Если убрать обожаемое немцами повелительное наклонение (stirb und werde — умри и стань — Гете; du sollst — ты должен — Рильке) останется нормальная магическая перспектива. Не только произведение искусства, но и любой объект способен активизировать восприятие и устранить цензуру здравого смысла. Всякие редкости, драгоценные камни и кристаллы, дорогие зеркала и металлы гораздо менее эффективны в магии, нежели простые минералы и сорная трава. Упомянутая сказка «Дикие лебеди» тому пример. Фея Фата-моргана советует Элизе сплести из крапивы длинные рубашки ради расколдования ее одиннадцати братьев, обращенных в лебедей.
Крапива отвечает принципу языческого бытия — ее много, она неприхотлива, растет в изобилии, что говорит о силе и могуществе. Молодая крапива вкусна и полезна; у старой крапивы длинные волокна словно у льна, крапивное полотно прочно и красиво; смесь поваренной соли и крапивного корня дает превосходную желтую краску; свежая крапива под подушкой отгоняет ночные кошмары; крапивный огонь устраняет самое злое колдовство.
Любая магия предполагает живое среди живого, подвижное в подвижном. Ничего мертвого и механического, никакого деления на «органическое» и «неорганическое». Следует отметить чрезвычайную роль эпидермы — в коже скрыты все органы чувств, которые могут развиваться хорошо или плохо — отсюда специальные мази и фильтры, способные изменять либо восстанавливать слух, зрение и т. д.
Но это земная магия. Она утоляет желания, помогает в любви и честолюбивых помыслах, обессиливает врагов, лечит болезни. Игнорируя причинно-следственные связи, классификацию живых сущностей на виды, подвиды и отряды, она видит, слышит и угадывает ассоциации, резонансы, реминисценции, эманации, соответствия.
Продолжим свой крапивный эпос. Жжение крапивы очень напоминает руке жжение горящей яблоневой ветки, именно яблоневой, а не березовой либо сосновой. Лизнув заледенелую бронзовую монету, мы почувствуем… крапивное пламя. Значит яблоня, крапива, бронза имеют нечто общее. Запомним это «нечто», откроем какую-нибудь книгу магических рецептов, скажем, «Петушиную курицу Гермогена» (XV в.), и прочтем: «Натри свежей крапивой бронзовую монету, положи последнюю в кислое зеленое яблоко, подержи на горячих углях. Монета сия защитит от огня и любого оружия».
Весьма познавателен другой сборник под названием «Конституция папы Гонория Великого» (скорее всего, апокриф XVI в.). Здесь перечислены семьдесят два имени Бога, здесь начертаны магические характеры, опусы творятся с непременным упоминанием Иисуса Христа, святой Троицы и апостолов, хотя рекомендации зачастую направлены в сторону красной и черной магии. Такой пример: «Найди череп человека, вложи в отверстия старые черные бобы, положи череп в укромное место огорода ликом в небо, поливай три раза в день в течении девяти дней отменной водкой…». Длинный и сложный рецепт помогает стать невидимым в зеркале. Или: «Отыщи на старом кладбище гроб подревней, вытащи гвозди. Поищи привычную дорожку врага, и вбей гвозди в следы его, и прочти такую молитву…». Еще пример: «Если желаешь, чтобы ненавидящие тебя супруги прекратили свои брачные утехи, купи новый нож, начертай острием близ двери спальни слова consummatum est, затем вонзи нож в дверь, дабы лезвие сломалось». Исполнение подобных рецептов опасно ответным ударом не столько со стороны враждебных персон, а более от потревоженных стихий. Оператор здесь рискует куда сильней, нежели в тривиальных человеческих инфайтингах.
Искатель секретов и нестандартных решений завязает в стихии земли, откуда выбраться трудно. Пусть он станет мистагогом, авторитетом, королем, первым в двойственности «я и люди», какой прок? Так или иначе его сволокут с вершины, трона, пьедестала, убьют, сделают клоуном[26].
В плане индивидуального развития лучше тысячу раз изобретать велосипед, чем повиноваться диктатуре авторитетов, которые наподобие компрачикосов долбят неофита своими идеями, дабы придать ему желанную форму. Надо непременно учесть афоризм Майстера Экхарта: «Дабы раскрыть внутреннюю субстанциальную форму, необходимо избавиться от всех внешних форм». Должно забывать, а не собирать. Накопляя информацию, отыскивая все новых учителей, осваивая специальности, мы рассеиваем сугубо необходимую энергию внимания.
Как мы упоминали, иудео-христианская концепция души синкретична и крайне расплывчата. Вот, к примеру, сказка Оскара Уайльда «Рыбак и его душа». Молодой рыбак поймал сетью морскую царевну и влюбился. Сия русалка или, точнее, нереида не прочь ответить взаимностью при условии, что рыбак избавится от души. И тут начинаются проблемы: священник в ужасе от подобного святотатства, купцы, смеясь, отказываются от никчемного товара. Делать нечего, надо просить ведьму. После долгих уговоров, после посещения шабаша ведьма дает рыбаку нож и повелевает в полнолуние отрезать тень у самых пальцев ног, ибо «тень суть тело души». Очень неохотно душа покидает рыбака, свершает дальние странствия, но раз в год рассказывает ему путевые впечатления.
Взаимосвязи тела, сердца и души совершенно непонятны. Душа предлагает рыбаку преступно похищенные богатство и мудрость, но тот счастлив в морских глубинах со своей возлюбленной. Конец трагичен: душа обещает ему показать танцовщиц (нереида, увы, не может танцевать), входит в тело, в результате все умирают. Измена ли рыбака тому причиной, или преступность страждущей души?
Античный взгляд полностью отличен от иудео-христианского.
Схема пространства четырех стихий разработана Аристотелем, он же предложил четырехстихийный состав каждого объекта и понятие о душе как теле энтелехии. Космос четырех элементов регулируется пятым — эфиром или квинтэссенцией. Микрокосм — будь-то камень, растение, зверь, человек имеет свою квинтэссенцию. Тем не менее, в каждой сущности превалирует один элемент, определяющий ее темперамент и стиль поведения. Достаточно эффективная квинтэссенция способна преодолеть однозначность темперамента, аннигилировать тягость меланхолии-земли, инерцию флегмы-воды, летучесть сангвинического воздуха, бешенство холерического огня. Подобная трактовка темпераментов, принятая в античной медицине, учитывает, прежде всего, фундаментальность и весомость земли и зависимость от нее других элементов.
Знаменитый античник девятнадцатого века И. Я. Бахофен считает главным событием греческой космогонии — восстание огня, воздуха, воды против диктатуры матери земли. Среди множества огненных семян, рассыпанных в ее лоне, нашлись мятежники, желающие независимости. В результате Уран или насыщенный светом воздух противопоставился земле и ночи в виде ясного дня. Перипетии мифа кровавы и трагичны, ибо гигантомахия началась с самого начала. Кронос, послушный сын Геи, победил мятежного Урана и отрезал у него фаллос. Это первый эпизод извечной борьбы носителя пениса — сына и раба матери — с фаллическим оппозиционером. От фаллоса Урана или небесного сперматического эйдоса, поглощенного космическими стихиями, родились иные боги и богини, в частности Эрос и Афродита. Последние особенно для нас интересны, поскольку пребывают на границе стихии воды и земли и дают возможность сублимации.
Всадники (римское военное сословие), рыцари, кавалеры, поэты и трубадуры мифологически связаны с великим и героическим племенем кентавров, рожденным, как мы упоминали, от любви Иксиона к богине воздуха Гере. Последняя придала облаку свое обнаженное очертание. Миф активно акцентирует роль иллюзии и миража в любовном событии или, согласно нашей тезе, реальностей воды и воздуха.
Божественность этих людей и этих лошадей. Те, кто умеет укрощать свои страсти словно диких жеребцов; те, кто живет in bello non in pace (для войны, не для мира); те кто радуется препятствиям и достигает цели быстро и точно — все они в определенном смысле кентавры. «Согласно Пифагору, — сообщает неоплатоник Сириан, — кентавры распались на людей и лошадей, нереиды и тритоны — на людей и рыб, киноцефалы — на людей и собак». Подобно разделенному андрогину, что ищет недостающую половину, всадник ищет лошадь, охотник — собаку, пловец — море и т. д. Смелым мыслителем был Пифагор. Его последователи полагают: в божественных соитиях с деревьями, озерами, скалами, людьми, львами, драконами проявилась небесная форма, единая цепь бытия. Отсюда чувство родства с каким-
