Хаскульда? Интересно!
А победитель возвращался к столу, сияя ясной, нисколько не кичливой улыбкой. Принял из рук князя рог, осушил до последней капли, стал одеваться.
Проснувшийся от воплей Урм глядел на всё подряд в оптическую трубку и изумленно качал головой.
«Варвары как варвары, – сказал себе Дамианос. – Чтут силу, боятся непонятного».
После сказителя и борцов всеобщим вниманием завладел карлик, у которого вместо штанов была надета рубаха, а вместо рубахи штаны. Это, очевидно, был шут. Он еще только выкатился в центр залы, а викинги уже покатились от хохота. У всех примитивных народов примерно одинаковое представление о смешном – Дамианос давно открыл для себя эту истину.
Шут потешал публику тем, что делал всё наоборот: поел из блюда задницей, потом отрыгнул что-то изо рта; прошелся на руках, а вместо головы пристроил шлем, зажав его ногами; довольно ловко побегал спиной вперед. Потом схватил здоровенный обглоданный окорок, приставил его спереди и исполнил похабный танец, приставая по очереди то к одному викингу, то к другому. Каждая проделка вызывала взрыв хохота.
За верхним столом веселился лишь Хаскульд-Дюр. Урм снова задремал. Хельги с серьезным видом что- то втолковывал князю. Тот слушал, кивал.
Вдруг, словно почувствовав устремленный на него взгляд, Хельги обернулся и встретился с Дамианосом глазами. Лишь теперь хёвдинг, кажется, вспомнил о бродячем лекаре. Что-то коротко сказал Рорику и поманил аминтеса к столу.
Дамианос подошел и поклонился. Проклятый годи всё не просыпался, а его заступничество было бы кстати.
– Конунг желает знать, кто ты на самом деле. Говори правду – иначе умрешь, – сурово молвил Хельги.
Рорик смотрел на чужака без любопытства. Кто это такой и умрет он или нет, конунгу было все равно.
– Хорошо. Я скажу правду. – Дамианос уже решил, как себя вести, и был спокоен. – Я вижу, что тебе, хёвдинг, врать не надо. Я не славянин. Я византиец из Константинополя. Женщина тоже. Ты был прав. Она не больная. Она моя помощница.
Глаза молодого сузились. Он быстро перевел сказанное, и Рорик воззрился на аминтеса уже по- другому – с интересом. Что-то негромко проговорил.
– Если правда, его нам Тор послал, – прошелестела за спиной Гелия, переводя. – Проверь, правду ли говорит и много ли знает.
– Зачем вы сюда явились? – спросил Хельги.
– Чтобы посмотреть, так ли вы сильны, как рассказывают.
– Вы греческие лазутчики? – Хёвдинг недоуменно нахмурился. – Тогда почему ты так легко признаешься?
– Мы не лазутчики. Я бежал из Византии, потому что мне угрожала смерть. Но я хочу вернуться. И расквитаться со своими врагами. Потому и отправился к вам. Если увижу, что вы достаточно сильны, поведу вас на Константинополь. Я знаю дорогу, знаю слабые места обороны. А еще у меня в Константинополе есть сторонники.
Хельги сверлил аминтеса грозным взглядом, но Дамианос не отводил глаз, а говорил уверенно и даже надменно. Он решил, что с варварами, ценящими только силу, разговаривать следует именно так.
Рорик неторопливо что-то сказал.
– Конунг спрашивает: ты устроил заговор против своего короля?
– Да, – спокойно подтвердил Дамианос. – Я заговорщик. И то, что не сумел сделать своими руками, сделаю чужими. Может быть, вашими. Если мы не договоримся, отправлюсь дальше.
Снова последовал перевод. Было видно, что Хельги взволнован. Зажглись глаза и у конунга. Они заговорили между собой.
– Он говорит: это полезные люди, пусть остаются. Хельги говорит: конечно, мы никуда их не отпустим, – нашептывала Гелия. – Князь говорит: ты должен установить, не пустой ли это хвастун. Хельги: можешь не сомневаться, господин, мы всё выясним. Но только…
Она запнулась. Обернувшись, Дамианос увидел, что эфиопка испугана.
– Что?!
– Хельги сказал: «Женщина понимает наш язык. Их нужно разъединить. Коротышку допрашивай ты, господин, а черную старуху заберу я», – пролепетала она.
– Запоминай, – быстро произнес Дамианос. – Я взял тебя как переводчицу. Купил на базаре. Про Кыев ни слова.
Это всё, что он успел сказать. Рорик подал знак, и трелли с железными кольцами на шее развели брата и сестру в разные стороны.
«Пока всё идет отлично, – думал аминтес, когда его под конвоем вели через темный спящий лагерь. – Чертов Хельги умнее, чем хотелось бы, но главное, что я буду иметь дело напрямую с князем. Значит, стадиум первый благополучно осуществлен».
Дамианоса отвели в землянку, вырытую под крепостным валом. Должно быть, эта нора у русов считалась чем-то вроде темницы, но племя, единственным видом наказания у которого является убийство, не может разбираться в устройстве тюрем. Ни двери, ни запоров. Просто у входа, прислонившись спиной к скату, уселся часовой.
«Может быть, я и не узник, – весело подумал аминтес, – а гость. Это такая русская гостиница, и остолоп с секирой – почетная стража».
Веселость была наигранной. Дамианос сам знал, что оттягивает момент, когда придется вернуться мыслями к главному.
Не к старому Рорику и проницательному Хельги – тут всё шло по накатанной колее, а к явлению Белой Девы.
И Дамианоса охватило сомнение.
Да полно, в самом ли деле славянская девчонка, которую он видел на озере, так уж похожа на Гекату из заветного сна? Наверное, случайное сходство пейзажа и медовые краски заката сыграли с воображением коварную шутку. В этих северных краях немало людей с очень светлыми волосами. Среди тех же русов сколько угодно воинов, которые издали кажутся седыми – такая белесая у них растительность. Глаза? У многих юных и красивых девушек ясные, прозрачные глаза. А лица Гекаты в снах он толком не видел, так что тут и говорить не о чем.
Два противоположных чувства овладели аминтесом: жажда избавиться от опасного наваждения, снова стать бесстрашным и свободным – и ужас при мысли, что это не Белая Дева, а химера, самообман.
Сидеть Дамианос не мог. Есть и пить тоже, хотя ему дали кувшин с каким-то пойлом и большую лепешку. Он всё расхаживал по тесной конуре: пять шагов в одну сторону, пять шагов в другую.
В конце концов понял, что есть только один способ проверить, Геката это или не Геката. Надо увидеть ее вновь. Прямо сейчас, не дожидаясь завтрашнего дня.
Часовой сидел, клевал носом. Аминтес помог ему уснуть окончательно: подкрался, сжал шею, подержал.
Из лагеря выбрался еще проще. Вскарабкался на вал, прикрепил к одному из вертикальных бревен тонкую шелковую веревку, которую всегда держал в поясе, вместе с иберийской стальной проволокой. Спустился вниз, хорошенько запомнив место. Побежал через поле.
Бежать он мог долго. В свое время в Гимназионе их возили на Марафонское поле, откуда нужно было добежать до Афин, повторив путь древнего гонца. Особая рысь, от которой не устаешь, называлась «бегом волка».
Месяц еще не зашел, в небе помигивали звезды, и найти дорогу к поселку лесовичей было нетрудно. Но когда аминтес пробегал мимо рощицы, где находилось капище Лесеня, вдруг неудержимо захотелось вновь посмотреть на деревянного бога с сучком на лбу. Зачем – Дамианос и сам не знал. В обычной жизни он не имел обыкновения подчиняться безотчетным порывам, но обычная жизнь закончилась в тот миг, когда из озера вышла девушка с белыми волосами. И потом, вдруг никакого идола на холме нет? Может быть, он
