И снова все затихло в государстве грубов. Только пленники-муравьи тихо перешептывались и, сбившись в угол тюрьмы, с ужасом глядели на своего товарища-великана, до смерти избитого пауками- крестовиками. Он лежал неподвижно на земле со связанными лапками, и падающий сквозь решетку лунный свет отблескивал на его глянцевом брюшке.

Вернувшись на другой день к вечеру, кукушонок подтвердил показание светлячка, и Граб приказал готовиться к походу. Первым делом грубы запаслись оружием — дубинками. Делали они их из колючих веток шиповника. Когда солнце ушло за горизонт и лиловые тени легли на землю, Граб построил свои войска.

Плечом к плечу стояли сгорбившиеся, с отвисшими носами солдаты королевской гвардии. Передний держал знамя, на котором был намалеван сам Граб. Отдельно стояла кавалерия. Это были восседающие на мышатах грубы. Сам король сидел перед войском на своем боевом скакуне — зеленой лягушке. Его окружали телохранители и пауки-крестовики с мотками паутин в лапах. И вот Граб махнул рукой, и войско двинулось. Впереди трусила мышиная кавалерия, за ней пылила лаптями королевская гвардия, за гвардией подпрыгивал на лягушке сам Граб в окружении свиты, а позади тащились навьюченные запасными дубинками и провизией для войска рабы-муравьи. Ни звука, ни скрипа, ни шороха. Ступая по фиолетовым теням, и само похожее на тень, войско грубов втянулось в лес и пропало. У подземелья осталась только охрана да старики-грубы. Они смотрели вслед войску и, чтобы не заплакать, держались за носы. Даже водовозы-улитки бросили свои домики-бочки и с любопытством щурили подслеповатые глазки.

Проводив войско, оставшиеся грубы-охранники заперли на ночь в тюрьму пчел и улиток. Тюрьма муравьев пустовала, только по-прежнему лежал в ней в самом углу великан-муравей. Грубы сняли с решетки замок, подняли муравья и вынесли наружу. Это и надо было муравью. Он еще днем пришел в себя, но выбраться сквозь решетку не мог. Теперь он был на свободе и знал, что делать.

— Оттащим его к реке и бросим в воду, — сказал один груб. — Что ему здесь дохлому лежать.

— Да ну его, мне лень, — ответил другой. — Полежит до утра, а там его отволокут улитки. Самим-то нам зачем трудиться.

Грубы постояли, помолчали и ушли. Тогда муравей изогнулся и перекусил ножные путы. Еще днем из разговоров своих братьев муравей узнал, что войско грубов выступило в поход, что его друга — доброго грубика Гея — пауки замотали в куколку и подвесили. Великан-муравей поклялся спасти мальчика и уйти с ним прочь из страны злых грубов.

Как можно тише подобрался муравей к густому кусту и затаился. Ему были хорошо видны и подвешенные куколки, и два паука-крестовика, сидящие рядом на своих паутинах. Кто замотан во второй куколке, муравей не знал, но раз кого-то замотали — в ней тоже друг, решил он, и ему тоже нужно помочь.

Пауки-охранники не очень-то смотрели за куколками — то один, то другой куда-то надолго исчезали. Этим и воспользовался муравей. Не ожидавший нападения паук только еще больше вытаращил глаза, когда перед ним оказался великан-муравей с разведенными в стороны челюстями. Муравей щелкнул ими, как ножницами, и голова паука, подскакивая на упругой паутиновой сетке, укатилась вниз на землю. Когда появился второй крестовик, то и его голова запрыгала за первой. Муравей подбежал к куколке, пощекотал усиками.

— Гей! — позвал он и, не дожидаясь ответа, вспорол челюстями плотный покров куколки. Края ее отвернулись, как у одеяла, и муравей обрадовано потер передними лапками. Перед ним лежал целехонький грубик Гей. Мальчик несколько раз глубоко вздохнул свежего воздуха и открыл глаза.

— Подыши еще и придешь в себя, — сказал муравей. — Я освобожу еще одного друга.

С этими словами он вспорол вторую куколку, и оттуда тотчас же вылезла мокрица. Увидев перед собой муравья, она ойкнула и шмыгнула было в сторону, но муравей схватил ее челюстями поперек туловища.

— Прорвешь, я тоненькая! — запищала мокрица. — Караул!

Муравей поднес ее к Гею. Мальчик уже пришел в себя окончательно и сидел, высунувшись по пояс из распоротой куколки.

— Ты мерзкая козявка, — сказал Гей. — По твоим сплетням убивали ни в чем неповинных улиток, пчел и муравьев. За это обязательно надо наказывать.

Муравей тут же разжал челюсти, и мокрица полетела вниз. Там она упала на что-то, должно быть, твердое, потому что раздался легкий хлопок и вверх к друзьям добрызнул фонтанчик воды.

— Так ей и надо, — сказал муравей. — Бежим! Я вижу, сюда идут с гнилушками в руках грубы.

— Как же так — бежать? — запротестовал Гей. — Надо вывести из подземелья моих друзей. Они тоже ненавидят Граба, они тоже хотят сбросить котомки. Это не мы, а король боится, как бы мы не разогнулись и не увидели солнца!

— За друзьями вернемся, — зашептал муравей. — А пока надо бежать, если не хочешь погубить всех. За нами сейчас же будет погоня. Смотри, патруль уже рядом!..

Друзья ухватились за наклонно натянутую паутину и съехали по ней, как по канату. Скоро они шагали по темному лесу прочь от подземного государства Граба. Ветви деревьев были так густо переплетены над их головами, что лучистые звезды только иногда мелькали в редких просветах.

Перелезая через прутики или пробегая по ним, друзья шли всю ночь, и утро застало их на ровной песчаной долине. Вдалеке поблескивала река, яркое всходило солнце, а прохладный ветерок обдувал и прогонял усталость. Тогда друзья переглянулись и без слов поняли друг друга. Куда они идут и куда придут — они пока не знали, но все же дружно тронулись дальше и запели песенку, тут же сочиняя к ней такие слова:

В городе-государстве моликов все было по-прежнему. Так же названивали молоточки, и мастера в белых куртках неутомимо трудились от зари до зари.

Старый Лат, склонившись над своей наковальней, доделывал последний башмак, а рядом с ним у окошка сидела его внучка Лея. На ее всегда веселом личике сияли такие лучистые глаза, что всякому, кто смотрел на девочку, они казались двумя золотыми солнышками, и он жмурился от их света.

Лея ткала серебряную пряжу и разговаривала с кузнечиком, который прыгал по комнате в одном башмаке и с нетерпением поглядывал на мастера. Иногда кузнечик начинал трещать крылышками и весело отплясывать. Это смешило Лею, и она смеялась так звонко, что казалось — из окошка на каменное крылечко сыплются шарики-хрусталики. Проходящие мимо дома молики останавливались, бросали в окошко цветы и, улыбаясь, шли дальше.

Скоро Лея убрала прялку, причесала перед зеркалом волосы и пошла к подружке. Сегодня они договорились подняться на каланчу и оттуда смотреть на закат солнца.

Каланчу эту построили для того, чтобы наблюдать — не вспыхнет ли где в городе пожар. Поэтому на самом ее верху, в стеклянном фонаре, всегда кто-нибудь дежурил. Когда Лея поднялась по винтовой лестнице в фонарь, там ее встретил старичок-молик и очень обрадовался.

— Заходи, заходи! — сказал он. — Подружка твоя еще не приходила, но обязательно придет. Сегодня будет замечательный закат. На небе ни облачка!

— Ты, дедушка, иди, я понаблюдаю, — ответила Лея. — А там кто-нибудь придет еще.

Старичок подал ей корзинку сочных и сладких ягод и спустился вниз.

Девочка подошла к одному окошку, к другому, потом села на скамеечку и стала смотреть на совсем низкое солнце.

Ни Лея, ни кто другой из моликов не знали, какая беда надвигается на их город. А к нему уже