– Ну, прекрасно, прекрасно, я помню, и в студенческие годы ты как-то умудрялась готовиться к экзаменам под его голос.

Подруга никогда не разделяла музыкальных вкусов Эрики.

– Сколько прошло лет уже, не понимаю этого твоего внезапного волнения... Ну фанатела в детстве. Ну было. Прошло. И что?

Эрика молча смотрела в окно. Солнце внезапно скрылось, как это часто бывает в Питере, небо из ярко- голубого превратилось в серое, а летний мягкий дождь принялся нахально высаживать бесконечный десант капель на нагретый городской асфальт.

– Не прошло, – Эрика укоризненно перевела взгляд на Инну, – любовь, она всегда в настоящем времени...

Инна прикрыла глаза и шутовски вздохнула, Эрика отпила глоток кофе, перекрутила в руках салфетку:

– Помнишь, месяц назад я тебя приглашала на выставку молодой художницы?

– Помню-помню, я не смогла. Ничего не успеваю... Эта работа...

– Да. Ты не успевала, и я тоже было собралась не ходить, тем более что мне нужно было в тот вечер отчитать две дополнительные лекции в университете. Но по неясной причине я, неожиданно для себя самой, отменила лекции – пожалуй, первый раз за всю свою преподавательскую жизнь. Мистика какая-то, как будто кто-то сверху управлял мной...

Инна внимательно слушала, лишь при слове «мистика» скептически усмехнулась.

– Только вот про фэн-шуй не надо, – сказала она и извинительно прикрыла рот ладонью, – все-все, прости, я молчу... Разве что пирожных себе закажу. Ты не хочешь? Корзиночки с ягодами здесь отличные.

Но Эрика отрицательно покачала головой – она не хотела корзиночек с ягодами, она хотела разговаривать о Герое.

Инна невероятно долго выбирала из трех видов пирожных, девочка-официантка с косами терпеливо ожидала, Эрика продолжала взволнованный рассказ:

– Выехала я поздно, очень торопилась, практически бежала всю дорогу и, когда добралась до места, мечтала только о стакане воды. Схватила с подноса фужер, полный вина, отпивала из него большими глотками. В этот момент увидела, как в галерею входит он.

– Он? – с выражением переспросила Инна.

– Да. В темных очках, но я никогда бы не спутала его ни с кем другим. Знаешь, Инка, я просто уставилась на него, вот стояла и пялилась как баран на новые ворота, не думала ни о чем – ни о том, что неприлично, что кругом люди, что общественное мероприятие... Он заметил мой взгляд. Не мог не заметить. И направился ко мне, будто мы знакомы много лет и вот встретились случайно, на вернисаже. Как-то раз, – автоматически прибавила Эрика. – Я испугалась, очень испугалась, какое-то время даже боялась реально потерять сознание. Сердце колотилось где-то в горле. Дышать стало невозможно почти, и я хватала воздух открытым ртом, ссохшимися губами. В панике металась на месте, что-то бормотала вслух, пальцы переплела так плотно друг с другом, что не понимала уже, где моя левая рука, где правая.

Он остановился рядом, я закрыла глаза, готовая провалиться, провалиться сквозь землю – так ведь принято говорить, провалиться сквозь землю, да что толку в словах. Он чуть насмешливо, но с интересом произнес:

– Интересный способ любоваться картинами. С широко закрытыми глазами, я бы сказал.

Я что-то говорила, уже и не помню, он что-то отвечал, подавал мне бокалы с теплым шампанским, я предпочитаю теплое, ты знаешь. Разговаривали, о как мы разговаривали, перескакивали с одной темы на другую, сбивались, начинали сначала – на ощупь блуждали в лабиринте слов. Современное искусство, причуды художников, капризы погоды, таланты и поклонники, он был бесконечно ироничен, безжалостно подшучивал над собой.

– Выставку-то вы хоть посмотрели? – поинтересовалась Инна, вынимая из узкой пачки тонкую цветную сигарету.

– Да какая уж тут выставка, я была уверена, что целую вечность могу бродить от полотна к полотну, не замечая ни картин, ни посетителей, никого, видя лишь его четко очерченный профиль.

В галерее остались только мы. Когда я сообразила, что пришло время прощаться, у меня противно заныл живот и заледенели пальцы в ожидании его последних слов. Что он скажет? «Пока, было приятно побеседовать»? Но он сказал:

– Если вы не против, запишите мой телефон.

Поцеловал мою ладонь. И запястье. И сгиб локтя.

Не помню, как добралась до дома. То ли я ощущала себя парящей в небе птицей, то ли американской девочкой Элли, ступающей по дороге желтого кирпича в Изумрудный Город.

Инна затушила сигарету, подвинула на край стола испачканную пепельницу и спросила вдруг:

– А помнишь нашу преподавательницу по зарубежной литературе?

– Наталью Николаевну?

– Да. Лучшая она была все-таки. Как она рассказывала о французской литературе экзистенциализма, о дружбе Сартра и Симоны де Бовуар, посреди фразы замолчала, повернула голову к окну, а потом сказала: «Как же нам всем хочется любви. Чистой любви, как у Тристана и Изольды. Просто у одних хватает смелости на это, а другие становятся экзистенциалистами. А все остальное – подмена понятий».

Инна замолчала и закурила снова. Эрика погладила ее по руке, пальцы были холодны – холеные пальцы одинокой замужней женщины, у которой однажды не хватило смелости.

– Когда ближе к ночи телефон задрожал, приняв сообщение, я задрожала тоже, и трубка прыгала в моих руках, пальцы не попадали на кнопки, я знала, я сразу поняла, что это от него.

И внизу приписка: «Где мы будем пить кофе?»

Немного справившись с волнением, по крайней мере, чтобы набрать текст, я ответила: «Там, где он наиболее вкусный».

Утром я получила от него MMS. Никто никогда не присылал мне MMS, ты знаешь, и я буквально выпрыгнула из кровати, помчалась к телефону, поскакала, не помня вообще ни о чем, кроме. Это была роза, прекрасная белая роза, еще не совсем раскрывшаяся, и несколько слов: «Жду тебя в час в „Астории“».

Как я была счастлива в этот момент, даже нет, счастлива – это слишком одномерное какое-то понятие, узковатое. Представляешь себе бутылку шампанского, пробку от которого удерживают извитые стальные канатики? Вот и во мне так же вскипала и пузырилась великолепная радость, я каким-то странным образом получала удовольствие от всего хорошего, что есть и может быть в жизни: молодость, новый день, новые надежды, успех, волнение, восторг созидания, вкусная еда, живая музыка, хорошие запахи...

– А что ты надела в «Асторию»? – деловито спросила Инна, с интересом разглядывая подругу.

– Длинное зеленое платье.

– Французское? – серьезно уточнила Инна. – С лимонным кружевом?

– Да, – Эрика засмеялась, – все-таки забавно быть женщиной. Не представляю себе, чтобы один мужчина с болью рассказывал другому, что у него разбито сердце, изрезана в лоскуты душа, и слышал заботливый дружеский вопрос: «А ты тоже считаешь, что круглые вырезы не подходят полным мужчинам?»

– Ты обиделась? – расстроилась Инна, положила надкусанное пирожное на тарелку.

– Вовсе нет, – пожала плечами Эрика, – все знают, как важно платье. В своем французском зеленом платье я села в свой французский синий автомобиль и отправилась в «Асторию». Волосы я просто расчесала, они хлопали меня по голым плечам, я чувствовала, как горят от волнения щеки.