котором был произведен сатанинский обряд извлечения мозга Эйнштейна. И то, что скамейка небольшая, а негритянка такая массивная и он вынужден прижиматься к ней, как-то успокаивало его.

— На чем я остановилась? Ага, вспомнила… Томми знал про последнюю волю Эйнштейна, который велел, чтобы его останки сожгли, а прах развеяли в месте, которое будут знать только самые близкие его родственники. Эйнштейн не хотел, чтобы его похоронили в могиле… Знаете, что… Скручу-ка я себе еще сигаретку. В последнее время я что-то много курю. Это плохо, тут, в Америке.

Настала тишина. Она извлекла из бездонного кармана передника коробку с табаком и уже через минуту заклеивала самокрутку. В свете огонька зажигалки белки ее глаз на фоне антрацитово-черного лица казались чудовищно огромными.

Рассказ негритянки звучал как подлинная сенсация. Однако Якуб ни на секунду не усомнился, что все это правда. Давно, еще во время учебы, он безмерно восхищался Эйнштейном. Да, действительно его могилы не существует. И это очень соответствует Эйнштейну. У богов могил не бывает. Да, мозг Эйнштейна действительно не был сожжен вместе с телом, и благодаря этому неврологи смогли исследовать его. Нейроанатомические исследования подтвердили его исключительность. Все это Якуб знал давным-давно. Но ему и в голову не могло прийти, что за всем этим кроется такая невероятная история. А негритянка продолжала:

— Никто не поручал Томми сделать это, и разрешения тоже никто не давал. Но он считал, что никакого разрешения ему не нужно было, потому как «Эйнштейн принадлежит всем». Так он говорил. Даже когда все это раскрылось, он не хотел отдавать мозг. Мерилин говорила мне, что Томми это сделал для людей, а не для славы. Он верил, что если сохранить самое главное из того, что было в Эйнштейне, когда- нибудь удастся воссоздать его целиком. Вот такой он был одержимый чудак, этот Томми. Каждый день он резал трупы, но, несмотря на это, был самым большим романтиком во всем этом здании. Потому-то Мерилин так любила его. Но того, что он сделал с Эйнштейном, она ему никогда не простила. Томми из-за этого жутко страдал.

Негритянка сделала глубокую затяжку и замолчала. У таинственного Томми были важные причины так поступить. Но тогда, в 1955 году, ни он и никто другой не мог знать, что для клонирования человека вовсе не надо извлекать мозг из черепа. Для этого вполне хватит нужным образом сохраненной капельки крови, кусочка волоса или лоскутка кожной ткани. Полный генетический материал человека хранится в ядре каждой его клетки. И в этом смысле нейроны мозга ничем не отличаются от других, более «прозаических» клеток. Вероятно, Томми просто хотел быть уверенным и для уверенности сохранил в формалине больше килограмма материала для клонирования. И еще он знал, что самые важные клетки у Эйнштейна были в мозгу.

— Томми пришлось уйти из Принстона, — снова заговорила негритянка. — Но он так и не отдал банки с мозгом Эйнштейна в формалине. Через полгода, после того как он ушел, Мерилин вышла замуж и переехала в Канаду. Что стало с Томми, я точно не знаю. Кто-то говорил мне, что встречал его в каком-то университете в Канзасе.

В этот момент кто-то шумно открыл дверь в конце коридора. Луч фонаря медленно продвигался по стенам. Это был явно охранник. Негритянка неожиданно вскочила и исчезла за дверью туалета. Через минуту луч фонаря достиг скамейки, на которой сидел Якуб. Охранник светил ему прямо в глаза.

— Вам известно, что курение здесь является серьезным нарушением порядка? Я мог бы наложить на вас штраф от тысячи долларов и выше, — раздался голос, принадлежащий владельцу фонаря, который неожиданно рассмеялся. — Но я не стану вас штрафовать, потому что точно знаю: курить вас подстрекнула Вирджиния. Только ее табак так чудовищно воняет. Когда она выйдет из уборной, где сейчас прячется, скажите, что это ей сходит с рук предпоследний раз. — Охранник громогласно рассмеялся и направился к лестнице, ведущей в подвал.

Якуб все это время молчал, слегка ошеломленный рассказом Вирджинии, которая долго еще не выходила из своего укрытия в сортире. Наконец дверь приоткрылась, и негритянка шепотом осведомилась:

— Ушел уже?

Узнав, что охранник ушел, она энергичным шагом вышла из туалета и взяла ведро.

— Мне тоже пора. Он через пятнадцать минут возвратится и запрет весь корпус, а я забыла сегодня свои ключи. А знаете что? Вы не только ходите, как Томми, но у вас еще и голос, как у него.

С этими словами она исчезла за поворотом коридора.

И только тогда он вспомнил, что она должна была показать, где находится автомат с «колой». Он окликнул ее. Ответа не было. Тогда он зашел в уборную, нашел фонтанчик с питьевой водой и наклонил голову, чтобы струя омыла ему лицо. Так он стоял некоторое время. Потом, не вытирая лица, возвратился в компьютерный центр. Завершил установку программы, подготовил короткое описание процедуры включения программы, послал профессору мейл с отчетом о проделанной работе и по интернету заказал такси. Выключил компьютер и вышел в коридор. И когда проходил мимо скамейки возле туалета, ощутил тревогу. Из памяти не уходила картина: мертвый Эйнштейн со вскрытым черепом, набитым газетами. Он бегом помчался к выходу. Такси уже ждало его.

— Отвезите меня куда-нибудь, где можно выпить пива, — попросил он таксиста.

В отель он вернулся около полуночи. Всю ночь ему снились Томми, Вирджиния, таинственная Мерилин и теория относительности. На следующий день, когда он ехал в гостиничном лимузине на железнодорожный вокзал и проезжал мимо кампуса, ему припомнились события вчерашнего вечера, и он решил узнать как можно подробнее о человеке, спасшем мозг Эйнштейна от сожжения. И начнет он этим заниматься уже сегодня в Нью-Йорке, где будет через час. Именно столько времени нужно его поезду, чтобы доехать до вокзала Пенн на Манхэттене.

Кроме того, он не мог дождаться, когда расскажет историю про мозг Эйнштейна ей. Он заметил, что с тех пор, как они знакомы, события, чувства и мысли обретают подлинное значение только после того, как он расскажет ей о них. Точно так же было и с Натальей.

Нет, он не станет ей писать про это. Он ей расскажет. Да, именно расскажет. Сядет напротив и, глядя в глаза, будет рассказывать. Осталось-то всего ночь и день. Уже недолго. Кроме того, время в Нью- Йорке бежит быстрей. Разумеется, эта истина не абсолютная, а всего лишь относительная. Вполне релятивистская и эйнштейновская. Он знал об этом еще со времен Нового Орлеана, такого же ленивого и неторопливого, как Техас. Когда в Нью-Йорке новости уже приближаются к прогнозу погоды, в Техасе еще только идет первая реклама после приветствия диктора.

Вдали маячили небоскребы Манхэттена, и его поезд въезжал в туннель под Гудзоном. Завтра вечером он вылетает в Париж, чтобы встретиться с ней. З-А-В-Т-Р-А — медленно, по буквам мысленно произнес он, наслаждаясь их звучанием и прямо-таки по-детски радуясь.