— А что, если перед окопами заминировать? — предложил я.

Всем понравилось мое предложение. Я вернулся в лагерь, зашел в землянку к Сермяжко.

Константин читал вслух книжку, его жена, Валентина, чинила одеяло, несколько партизан отдыхали на нарах.

Сермяжко вскочил и закрыл книгу. Это была «Война и мир» Л. Н. Толстого.

— Как думаешь, Константин, можно вокруг лагеря сделать минное поле из противопехотных мин? — я вопросительно смотрел на Сермяжко.

— Сделаем, — коротко ответил он.

— А сколько времени потребуется на это дело?

— Завтра будет закончено.

Через полчаса все подрывники были заняты делом. Одни из досок делали маленькие ящички, другие укладывали в них тол.

На другой день возле лагеря появились дощечки с надписью:

В то же время наши разведчики установили связь с тремя партизанскими отрядами, действующими в этом районе: имени Фрунзе, которым командовал Иван Васильевич Арестович; имени Калинина под командованием Леонида Иосифовича Сороки и имени Чапаева под командованием Хачика Агаджановича Мотевосяна. Отряд имени Фрунзе находился в десяти километрах от нашего лагеря, в лесу Жилин Брод, а отряды имени Калинина и Чапаева, дислоцировались в деревнях Пуховичского района, на восточном берегу реки Птичь.

Сорока и Мотевосян прибыли к нам. Это были уже проявившие себя в боях с немцами, опытные руководители отрядов.

Мы показали им лагерь, уютные землянки, баню, в которой могли мыться одновременно двадцать человек, не достроенную еще пекарню и другое наше хозяйство.

Потом решили испытать баню в действии и, обождав, пока закончит мыться очередная партия партизан, вошли в нее. Помывшись, пошли в парикмахерскую, где ловко работала недавно прибывшая из Марьиной Горки молоденькая парикмахерша Надя Петруть.

— Замечательно! — воскликнул Мотевосян.

— Стройся и ты, кто тебе мешает, — сказал Сорока. — А что, если и вправду нам перебраться в лес? — обратился он к Мотевосяну.

— Примете в соседи? — спросил Мотевосян.

— Всегда рады: чем больше, тем веселее, — ответил Морозкин.

В тот же день в двух километрах от нашего лагеря мы нашли удобное место для отрядов Сороки и Мотевосяна.

— А вы нам своих инженеров пришлете? — прощаясь, спросил Сорока.

— Принуждать мы никого не можем, а вот вы придите и побеседуйте с ними, — ответил комиссар.

Помогать соседям вызвались Белохвостик и Жардецкий. Вскоре у нас появились два надежных соседа.

Подошел день встречи с Туркиным. Сегодня нужно было отдать Туркину посылку для отправки в Минск. В простой деревенский мешок мы аккуратно упаковали двадцать килограммов тола, отдельно положили капсюли и бикфордов шнур.

В условленный час прибыли к мостику, что в четырех километрах от Белой Лужи.

Через несколько минут на шоссе показалась полуторка. Из кабинки высунулся Туркин. Мы вышли на шоссе. Туркин быстро взял мешок и бросил его в кузов.

— А не опасно ли так? — забеспокоился я.

— Так будет лучше. Немцы заглядывают под сиденье и в другие укромные уголки, а на то, что лежит у них на глазах, зачастую не обращают внимания, — уверенно ответил Туркин.

— Счастливо, Всеволод Николаевич. Желаю успеха. Не забудьте пароль, — попрощался я.

— Будьте спокойны!

Машина покатила по шоссе, вздымая снежную пыль.

В тот же день возвратилась диверсионная группа Любимова.

…Доехав до деревни Горелец, подрывники слезли с саней и пошли пешком; не доходя пяти километров до железной дороги, они остановились в глухой деревушке Скрыль, расположенной в болотистой местности.

Крестьяне приняли их очень приветливо, рассказали о расположении охраны на железной дороге. Оккупанты в связи с сильными морозами засад не устраивали, а ограничивались лишь проверкой костров, которые жгло население, и патрулированием полотна.

Любимов решил, что это один из тех случаев, когда затрата времени и сил на предварительную разведку сопряжена с не меньшим риском, чем немедленные действия: ведь разведчики оставили бы следы, которые могли насторожить патрульных.

Подход к железнодорожному полотну изучили по карте. Погода благоприятствовала, началась снежная метель. Воспользовавшись этим, подрывники, одетые в белые маскхалаты, поздно вечером, ориентируясь по компасу, по-пластунски подползли к железной дороге. Справа и слева сквозь бушевавшую метель были видны тускло светившиеся костры.

Группа залегла, стала вести наблюдение. Снег засыпал партизан, коченели руки и ноги. Однако партизаны не двигались.

Прошел состав из Минска, но подрывникам нужно было перехватить воинский эшелон, идущий в сторону фронта на Минск.

Скоро, громко разговаривая, размахивая руками и притопывая от холода, прошли немцы. Через некоторое время они прошагали обратно.

После полуночи со стороны Марьиной Горки послышалось пыхтенье паровоза. Партизаны затаили дыхание. Шешко и Чернов бросились на полотно ставить приготовленный заранее десятикилограммовый заряд тола. Шишко и Прокопеня поползли на фланги для прикрытия. У шнура лежал Денисевич.

Вернулись Шешко и Чернов. Ежась от холода, они доложили Любимову, что мина поставлена.

Паровоз приближался. Денисевич дернул шнур — раздался взрыв: белое пламя осветило темное небо. Началось столпотворение: вагоны лезли друг на друга, слышались крики фашистов.

Партизаны были уже метрах в четырехстах от железнодорожного полотна, когда противник открыл беспорядочную стрельбу. Пройдя двадцать километров, подрывники на день остановились в деревне Липники, а вечером вышли к лагерю и скоро усталые, но довольные вернулись домой.

Всем участникам похода я объявил благодарность.

— Теперь в баню, в парикмахерскую, потом обедать, — сказал я, выходя вместе с ним из землянки.

…Необходимо было сообщить подпольщикам в Минске, что Велимовичу доставили взрывчатку. Мы стали советоваться, кого послать в Минск.

— Пошлем опять Воронкова и Гуриновича, — сказал Морозкин.

— Обождите, ведь у Сороки, кажется, в деревне Озеричино, а это рукой подать до Минска, есть связной, так, может, с ним поговорить? — спросил Меньшиков.

— Хадыка? — спросил Кусков.

— Совершенно верно. Он.

Я задумался.

— Я его не знаю. Надо познакомиться.

— Да ты знаешь ли, какая дорога: сорок километров через гарнизоны противника. Нет, командиру нельзя оставлять отряд, — запротестовал комиссар.

— А на что заместитель, комиссар и начальник штаба? — в свою очередь возразил я. — Справитесь здесь и без меня.

Я позвал Гуриновича и Воронкова. Они все время просились на боевые задания, я их не отпускал,