Над нашими головами пронеслись две эскадрильи бомбардировщиков с черными крестами. Сзади нас грохнули взрывы, и опять наступила тишина. Мокрые, только что переплывшие на лошадях реку, прискакали разведчики Васильева и Терновский. Валя быстро направилась к нам, в ее сапогах хлюпала вода.

— Из Шищиц вышли гитлеровцы, с ними танки и артиллерия, — быстро доложила она.

— Много? — спросил начальник штаба Козлов.

— Очень много, но установить точно трудно. Разведчики следят, я сейчас поскачу обратно, может, есть уже что-либо новое.

— Переоденься в сухое! — крикнул ей Козлов.

— Жарко становится, быстро высохнет, — крикнула она и, вскочив в седло, помчалась обратно.

Передав через связных последние приказания командирам, я сел на своего Орлика и поехал осматривать линию обороны. Все лежали, укрывшись под деревьями, в ямах, замаскировавшись. В канаве находились минометные и противотанковые расчеты. Рядом, возле станкового пулемета, словаки Штефан Качалка и Рудольф Заяц что-то разъясняли своим бойцам. Подойдя к Рудольфу, я спросил:

— Не отступите?

— Ни за что!

— Этот сектор очень важен. Подпускайте противника до самого моста…

На другом берегу послышался гул моторов. Рудольф с Качалкой залегли у пулемета, а я поскакал на командный пункт.

Далеко между болотами вилось белой лентой шоссе. Вскоре на нем одна за другой показались несколько точек. В бинокль я увидел, что к нам приближались вражеские мотоциклисты. Они ехали медленно, оглядывая близлежащие кусты. Но вот они въехали на минное поле. Там поднялся столб земли и пыли. Один из мотоциклистов быстро развернулся, выпустил несколько очередей и помчался назад. В то же время на шоссе показались три танка и самоходная пушка. Первый танк остановился около разбитого мотоцикла, потом дал газ и устремился вперед. Под его гусеницами разорвалась мина. Танк вздрогнул всем корпусом, завертелся на месте, затем заглох. Остальные танки и две пушки открыли огонь по нашему расположению; за танками развернулась пехота.

Снаряды разрывались позади нас. Мы не отвечали. Гитлеровцы продвинулись к реке. Самоходная пушка, объехав поврежденный танк, приблизилась к мосту. Я подал команду: «Огонь!»

Ударили минометы, противотанковые ружья. Огонь партизан прижал гитлеровцев к земле. От танков отскакивали ярко светящиеся искры. Враг огрызнулся огнем, попятился назад и начал окапываться. Я опять посмотрел в бинокль.

Далеко на шоссе показалась автоколонна. Она остановилась. Солдаты выпрыгнули из машины. Заметив противника, Козлов, посмотрев в бинокль, выбрался из укрытия и побежал к пулеметчикам, которые находились возле шоссе. Пулеметчики открыли меткий огонь по автоколонне. Солдаты противника бросились было врассыпную, и гитлеровским офицерам пришлось немало потрудиться, чтобы восстановить порядок. Через поле, прикрываясь кустами, подходили к реке новые силы гитлеровцев. Перед нами стояла более чем в три раза превосходящая численным составом и боевой техникой группировка. Кругом свистели пули, рвались снаряды.

Согнувшись, к нам бежал связной отряда имени Фрунзе. Прислонившись к сосне, он, задыхаясь, передал мне записку. Я прочитал:

Я коротко ответил: «Держитесь». В район Рудицы мы послали командиру бригады Каледе нашего связного Анатолия Чернова. Только он ушел, как послышался нарастающий гул моторов: над нами появились три вражеских бомбардировщика, вокруг с пронзительным свистом посыпались бомбы. Одна упала в реку и подняла огромный столб боды. Вернувшись, Чернов доложил, что Каледа крепко держит свой рубеж обороны.

Гитлеровцы начали общее наступление. Первые вражеские подразделения переправились через реку, но, не успев закрепиться на нашем берегу, были уничтожены. Бой затих. Мы немного перекусили. С наступлением сумерек выслали разведчиков.

Ночью они услышали тихий плеск воды. Противник, воспользовавшись темнотой, попробовал форсировать реку. В воздух взвились наши ракеты. Пулеметчики открыли огонь. Гитлеровцы начали отступать, но их всюду настигала смерть. Оставшиеся в живых спешили к своему берегу. На нашем берегу оказалось шесть солдат, они, укрываясь от огня, залегли в яму. Я указал на них Меньшикову. Через полчаса Меньшиков доложил, что пятеро немцев взяты живыми. Мы отвели их в глубь леса и поставили к ним охрану.

Карл Антонович осветил карманным электрическим фонариком их испуганные лица и бегающие глаза и начал допрашивать.

Пленные рассказали, что офицеры успокаивали их тем, что партизаны имеют лишь по пять патронов, поэтому вначале они шли напролом. Однако теперь убедились в убийственности партизанского огня. Пленные рассказали также, что их дивизия переброшена с фронта из-под Бобруйска. Из их показаний стало ясно, что против партизан брошены не только танки, авиация, артиллерия, броневики, но и инженерные части для восстановления мостов, расчистки завалов на дорогах. После допроса пленных мы снова возвратились на командный пункт.

На рассвете противник открыл артиллерийский огонь. Один снаряд упал в расположении роты Малева и убил двух партизан. Неожиданно артиллерия замолкла. Гитлеровцы на всех участках вновь начали атаки. Они бросились к реке. Ко мне прибежал связной отряда имени Щорса и доложил, что на их участке враг переправился через реку. Мы с Козловым рассчитывали наши возможности: если не удалось удержать противника на том берегу и он смог переправиться, то выбить его отсюда еще труднее. Нужно отступать.

Сейчас же к командирам отрядов выслал связных с приказом отходить. Отражая яростные атаки гитлеровцев, мы отошли к деревне Селище. На опушке леса заняли оборону. Отсюда я послал помощника начальника штаба Андросика с группой автоматчиков в семейный лагерь, чтобы они увели людей в непроходимые для всех «чужих людей» болота. Андросик возвратился и доложил, что задание выполнил.

Под вечер разведчики сообщили, что противник крупными силами закрыл нам отход через шоссе Бобруйск — Слуцк и Минск — Слуцк. Других путей к отступлению у нас не было. Необходимо пробиться силой.

Наступило утро 3 июня 1944 года. Стояла теплая, солнечная погода. Партизаны уже третий день вели тяжелые, упорные бои, все время на ногах, без сна.

Из разведки возвратились Юлиан Жардецкий и Павел Рулинский. Они доложили, что гитлеровцы заняли деревню Нисподянку. Мы с Сермяжко посмотрели на двухкилометровку: из этой деревни прямой путь к нам в тыл. Над картой наклонился Козлов.

— Надо выбить врага из деревни, — он взглянул мне в глаза.

— Надо, но мы не можем для этого выделить более роты, — вздохнул я.

— Дайте роту, я попробую, — вызвался Козлов.

Сняли роту Сидорова, пополнили ее автоматчиками. Козлов обратился к партизанам роты со словами:

— Товарищи, противник занял Нисподянку, собирается ударить нам в тыл. Чтобы предупредить этот смертельно опасный для нас удар, надо во что бы то ни стало взять деревню. Это серьезное задание должны выполнить мы. Противник, не скрываю, превосходит нас количеством, но мы должны биться, как положено партизанам. Не ждите подкрепления, его ниоткуда не получим. Мы обязаны уничтожить противника своими силами. В бою падет товарищ — бейся за двоих, но победы добейся!

Сначала партизаны перешептывались между собой, потом последовал громкий ответ:

— Добьемся!

— Вперед! — скомандовал Козлов и вместе с Сидоровым повел роту.