силами, им удалось наскрести небольшое количество «добровольцев». Однако насильно мобилизованные, получив оружие, уходили в партизанские отряды.

Разведчики узнали, что в Столбцы на сборный пункт гитлеровцы согнали из Вилейской и Барановичской областей около тысячи восьмисот человек. Необходимо было действовать быстро и решительно, чтобы сорвать мобилизацию. Нужен был человек, хорошо знающий Столбцы и имеющий доступ к солдатам.

Мы сидели в штабной землянке и гадали, кто бы мог подойти. Наконец Сермяжко сказал:

— Такой человек есть, это Павел Рулинский, знаете?

Я припомнил бывшего учителя, партизана из роты Усольцева, который в прошлую весну в самую распутицу повел подрывников на железную дорогу. Он был очень симпатичен, но казался мне слишком говорливым и даже немного бесшабашным.

— Видишь ли, Константин, если трудна и опасна работа подрывника, то работа подпольщика еще более сложна и опасна. Подпольщик должен проводить работу на глазах у немцев и в то же время не быть замеченным. Справится ли Павел? — усомнился я.

— Более подходящего человека я не знаю, — ответил Сермяжко.

Я решил поговорить с Павлом Рулинским. В землянке Усольцева мне сказали, что Павел ушел на железную дорогу, но скоро вернется. Я направился к конным разведчикам.

Здесь что-то веселое рассказывал Ларченко, все громко смеялись. Когда я вошел в землянку, замолчали.

Едва я встретился глазами с Жардецким, он понял, что я пришел за ним, и поднялся.

— Юлиан Дмитриевич, — сказал я, когда мы с ним вышли из землянки, есть важное задание. Выполнишь?

— Если очень нужно, выполню, — твердо ответил он.

— Столбцы хорошо знаешь?

— Приходилось бывать, а что? — посмотрел он на меня.

— Езовитов и Кушель собрали там часть мобилизованных. Если немного шатнуть изнутри — эта часть рассыплется, — пояснил я. — Нельзя допустить, чтобы советских людей толкали в пропасть.

— Понимаю, опять, значит, мозги чистить, — проговорил Юлиан. — Только вы подскажите мне, с чего начинать.

— Дадим вам второго товарища, снабдим воззваниями… Когда он придет, поговорим о том, как вам действовать.

— Ясно, — согласился Жардецкий.

Сакевич и Машков написали воззвание, типография отпечатала тысячу экземпляров.

В землянку вошел Павел Рулинский.

— Есть у вас в Столбцах знакомые, которым можно довериться? — спросил я.

— Есть. Двое железнодорожников, учитель и еще кое-кто найдется.

Я подробно рассказал Рулинскому о задании.

— Дело нелегкое, но я думаю, что справимся, — проговорил Рулинский.

— Вы поляк?

— Да.

— Это даже лучше. Ведь там народ в большинстве из западных районов, — заметил я.

Мы позвали Жардецкого и вместе обсудили план действий. Юлиан попросил, чтобы им дали связного.

— Выбирай сам, — согласился я.

— Дайте Терновского, он парень смышленый, везде пролезет.

На другой день Рулинский, Жардецкий и Терновский, взяв по два пистолета, ручные гранаты и воззвания, вышли в Столбцы.

Поздней ночью они, пробираясь лесами и глухими местами, пришли в город, и Павел тихонько постучал в окно к знакомому железнодорожнику. Двери открыл сам хозяин и, пропустив их, спросил:

— По какому делу пришли, Павел?

— К тебе за помощью. Как солдаты держатся? — сразу приступил к делу Рулинский.

— Это ты про мобилизованных? — переспросил хозяин.

— Да, да.

— Старая польская пословица говорит: «Насильно согнанные в костел — не молятся». Так и здесь. Живут люди в казармах, муштруют их, но каждый смотрит, как бы удрать. Те, кто смелее, убегают поодиночке. Зато офицеры — настоящие собаки. Почти все бывшие пилсудчики, — взволнованно рассказывал старый железнодорожник.

— А с мобилизованными как встретиться? — спросил Рулинский.

— Из гарнизона их не выпускают, так как многие не возвращаются. К ним пробраться можно: ведь входят же в казарму столяры, печники, кровельщики.

Павел обрадовался: он умел делать оконные рамы и вставлять стекла.

— У тебя есть знакомые мастера, которые ходят работать в казарму? — поинтересовался он.

— Найдем, — бодро отозвался хозяин. — Ты что, к солдатам собираешься?

— Возможно, придется зайти. Твои мастера как, надежные люди?

— Для кого как!.. Я лично надеюсь на них.

— Вот и хорошо, а теперь нам надо хоть немного поспать, — попросил Жардецкий.

Хозяин постелил на полу.

Утром хозяин ушел на работу. Терновский вышел в город посмотреть на казармы.

В обеденный перерыв железнодорожник привел с собой пожилого мужчину-столяра. Разговорились. Но Рулинский не решался начать речь о деле.

— Да ты говори со мной в открытую, — не выдержал столяр и оглянулся на железнодорожника.

Тот, улыбаясь, кивнул:

— Не бойся. Павел, это свой человек.

Столяр согласился принять Павла в свою группу.

— Но ведь ты молодой, и люди твоего возраста все уже мобилизованы, — вдруг спохватился хозяин.

— Ничего, я притворюсь инвалидом, — улыбнулся Рулинский.

Ночью он тренировался ходить с вытянутой ногой, а утром, взяв у хозяина топор, заковылял к знакомому столяру.

У входа в казарму молодой, с чуть пробивающимися усиками новобранец внимательно оглядел Павла и хотел его задержать, но тут вмешался столяр.

— Что ты цепляешься? Он идет со мной. Работы много. Начальство разрешило мне взять помощника.

— Коли так, иди. — Солдат отошел в сторону.

Павел зорко смотрел по сторонам. Во дворе офицер, сердито крича, муштровал новобранцев.

В одной из комнат казармы была устроена столярная мастерская. Туда частенько заходили мобилизованные. Они узнавали о родных и вообще, что делается в городе.

Павел молча работал, стараясь прислушиваться к разговорам мобилизованных, узнать их настроение и мысли.

К вечеру в мастерскую зашел пожилой усатый новобранец, бывший колхозник. Он несмело попросил табаку. Павел подал ему кисет и улыбнулся.

— Правительство не обеспечивает?

— Эх, обеспечат они! Веревкой на шею… И влезли же мы в этот капкан… — пугливо озираясь на дверь, произнес усач.

— Да, дела у вас неважные, — задумчиво сказал Павел.

Наступило короткое молчание.

— Послушали, дураки, а теперь ни вперед ни назад. Побежишь домой — смерть от властей, останешься здесь — смерть от партизанской пули, — прошептал новобранец.

— Нужно искать выход, — сказал Павел.