монашеской одежде, с грубым мешком за плечами. Он приветливо улыбался ей. Она хотела убежать, но взгляд мужчины парализовал ее. Она словно окаменела, а монах жестами объяснил ей, что он странник и что он заблудился. Тогда она привела его домой. И отец ее тоже был заворожен молчаливым незнакомцем.
Вскоре вернулся Мельхиор с корзиной и мигающим фонарем, которые он прицепил на пояс, чтобы освободить руки. Поставленный на пол фонарь отбрасывал длинные тени на балки. Из корзины Мельхиор извлек спрятанную под шкурой краюху хлеба, наполовину обугленную, какую обычно давали слугам, кусок ароматной солонины, две редьки и пузатый глиняный кувшин с водой.
Магдалена вдруг почувствовала, что голодна. Не слишком избалованная скупой монастырской едой, она целую неделю прожила на подножном корму и не чувствовала голода. Сейчас же голод стал нестерпимым. Она с жадностью вырвала из рук батрака хлеб и мясо и проглотила все с прожорливостью дикого зверя. Утолив первый голод, она застыдилась и молча посмотрела на Мельхиора, прося прощения за свою несдержанность. Но парень прекрасно понял ее, какие уж тут извинения!
Заметив, что Магдалена дрожит от холода, Мельхиор, пригнувшись, притащил ворох сена и разложил перед ней.
Потом показал знаками, чтобы она сняла мокрое платье, он посушит его на сене, а она может прикрыться шкурой.
Не испытывая ни капли смущения, Магдалена сняла с себя одежду. Мельхиор накинул ей на плечи шкуру и набросал вокруг сена, чтобы защитить от вечерней прохлады. В детстве она нередко пряталась летом в сене, спасаясь от преследований своего бешеного братца. И часто находила спасение в объятиях Мельхиора. Он был единственным в ту пору, кто мог приголубить ее. И сейчас ничего не изменилось.
Пока Магдалена молча предавалась своим воспоминаниям, глаза ее стали слипаться. Наконец она взбила себе из сена подушку и улеглась спать. Собственно, она хотела сообщить юноше, что смертельно устала и хотела бы немного отдохнуть, но на это у нее уже не было сил. Магдалена мгновенно уснула.
Она не знала, сколько времени проспала под шкурой, когда вдруг проснулась от неприятного покалывания в носу и нестерпимой вони. Магдалена тут же распахнула глаза.
Сначала ей показалось, что восходящее солнце светит ей прямо в лицо. Прошли томительные секунды, прежде чем она поняла, что произошло: сальная свеча в деревянном фонаре догорела и подпалила фонарь и дощатый настил. В любой момент могло вспыхнуть сено.
Рядом лежал недвижимый Мельхиор. Лишь легкое подрагивание лица говорило о том, что он жив.
Магдалена отбросила шкуру Как была обнаженная, она попыталась растрясти спящего батрака.
— Мельхиор! — кричала она. — Мельхиор, просыпайся, пожар!
Он с трудом открыл глаза. И когда ему, еще сонному, стало ясно, что происходит, он издал устрашающий вопль. От вида пляшущих языков пламени его лицо исказилось, а мощное тело содрогнулось, подобно телу дикого кабана, в которого только что вонзилось охотничье копье. На какие-то жуткие секунды он застыл в этом состоянии, потом вдруг вскочил, схватил платье Магдалены и швырнул его вниз. Вслед за ним полетели ее сандалии и льняной чепец, которым она прикрывала свою бритую голову.
— Спускайся! — вдруг услышала она голос юноши. — Скорее!
Она не понимала, что происходит, и решила, что едкий дым затмил ее разум, а голос Мельхиора ей почудился.
— Да иди же наконец! — нетерпеливо крикнул Мельхиор, подталкивая Магдалену к лестнице. Зловонный дым и все ближе подступающие языки пламени не оставляли ей времени, чтобы устыдиться своей наготы. Мельхиор ринулся вслед за ней. Внизу Магдалена натянула платье, надела чепец и обувь, затем вопросительно посмотрела на батрака. Он отворил задние ворота сарая, схватил Магдалену за руку и потащил за собой наружу.
— Мне страшно! — заикаясь, пробормотала она. — Сарай и все подворье сгорят!
Мельхиор делал вид, что не слышит ее, и тащил Магдалену за собой.
— Пойдем! — услышала она его дрожащий голос. Оба побежали на восток, вдоль речки, держась берега, туда, где показался матовый луч света. Потом на миг остановились, оглянулись и, затаив дыхание, прислушались в направлении красных всполохов, взвившихся над верхушками деревьев. До них донесся отдаленный собачий лай, рев коров и дикие крики. Мельхиор снова потянул за собой Магдалену. Подгоняемые паническим ужасом, что их могут преследовать как поджигателей, они неслись, пока Магдалена не споткнулась и бессильно не рухнула на землю.
— Я больше не могу, — прохрипела она, — беги дальше один.
Мельхиор никак не отреагировал и лишь с отсутствующим видом смотрел туда, откуда они бежали. Наконец он опустился на траву рядом с Магдаленой. Не глядя друг на друга, они уставились в одну точку.
— Мне показалось, к тебе вернулась речь, — произнесла Магдалена. Она все еще не могла отдышаться и не рассчитывала на ответ. И вдруг услышала беспомощные слова:
— Пожар… огонь… тлеющий пол… как тогда…
Магдалена растерянно и беспомощно посмотрела на Мельхиора.
— О Боже, — прошептала она. — О Боже!
Оба вновь надолго умолкли.
Хотя у нее на языке вертелись тысячи вопросов, Магдалена не посмела задать ни один из них. А Мельхиор был настолько потрясен случившимся, что опять замолчал.
Окончательно рассвело, и занялся день. Тяжело вздохнув, Мельхиор поднялся и молча протянул Магдалене руку, приглашая продолжить путь. Милю или две они прошли рядом, не произнеся ни слова, пока наконец Мельхиор, не поднимая головы и запинаясь, не заговорил. Иногда у него заплетался язык, и он с трудом подыскивал слова или начинал фразу заново.
Вот что поведал Мельхиор своей спутнице. Он не хочет больше возвращаться в поместье вдовы. Конечно, его обвинят в поджоге, поскольку после смерти ее отца и брата у него появилось много врагов. И в первую очередь его невзлюбила вдова. Она уже не раз грозилась прогнать его со двора. И если она, Магдалена, не против, он готов сопровождать и охранять ее на пути в новое будущее.
Магдалена покачала головой.
— Мельхиор, как ты себе это представляешь? Я сама понятия не имею, что со мной будет дальше. Убегая из монастыря, я рассчитывала на помощь своего отца. Теперь же, когда оказалось, что он умер, у меня остается лишь
— Тогда я провожу тебя до монастыря, — ответил Мельхиор. — А потом наймусь на какую-нибудь речную баржу, из тех, что спускаются вниз по Майну до Майнца, а потом идут по Рейну в Голландию.
— Ну хорошо. — Магдалена кивнула.
Они бодро шли вдоль речки, в основном молча, пересекли поток воды и редкую рощицу, каких много в тех краях, и зашагали дальше по бескрайним лугам, где, куда ни посмотри, нет дорог, даже тропинки не сыщешь.
Изнемогая от изнурительной ходьбы, Магдалена спросила:
— А куда мы, собственно, идем? Я больше не могу.
— В Оксенфурт, — бросил в ответ Мельхиор, не обращая внимания на усталость спутницы.
— И откуда ты знаешь, что нам надо в Оксенфурт?
Мельхиор показал пальцем на струящийся водный поток:
— Речка впадает в Майн у Оксенфурта. Нам нельзя терять времени. Когда стемнеет, городские ворота закроются. Пошли!
— Я правда больше не могу, — заныла Магдалена. Подол ее длинного платья вновь намок от сырой травы, утяжеляя каждый шаг. Мельхиор молча обернулся, протянул ей руку и потащил за собой, как упирающегося теленка.
Наконец лес расступился, и речка, часами лениво перекатывавшая свои воды с камня на камень, резво зажурчала и заплескалась, словно почувствовав близкую цель. Повернув голову в сторону долины, Мельхиор будто сказал: «Справились!»
Магдалена с облегчением вздохнула. Вид городка, крыши и башенки которого скрывались за мощными
