И когда мне предложили войти в первую делегацию советских кинематографистов для поездки во Францию, я конечно же согласилась. Эта поездка произвела на меня огромное впечатление. И начались изменения в моем восприятии жизни — нашей и чужой, западной. Наивная комсомолочка уходила в прошлое…

Французские кинематографисты нас очень радушно принимали. Я познакомилась с Симоной Синьоре, Ивом Монтаном, Жераром Филипом, другими звездами мирового экрана. Французы умели расположить к себе, и я оценила непринужденную обстановку, которую создали вокруг себя знаменитости. А когда побывали на товарищеской встрече в загородном доме одного из актеров, я была поражена тем, как живут наши французские коллеги. По сравнению с жизнью в Советском Союзе это было небо и земля. Честно скажу: выглядели мы на этом фоне довольно ущербными.

Мне, как и другим советским членам делегации, казалось, что нам устраивают показуху. Но вскоре пришло понимание, что это «их» реальный образ жизни.

На многое мне открыли глаза и чисто профессиональные разговоры. Словом, это был для меня иной мир, но я отнеслась к нему с философским спокойствием. Они так живут, ну и слава богу. Но я, русская актриса, живу по-другому — так предписано судьбой, и менять ее я не собираюсь. Собственно, я над этим не задумывалась, это было само собой разумеющимся.

Парижу же я буду вечно благодарна за то, что именно там я сделала первый робкий шажок к роли Аксиньи в «Тихом Доне»…

Однажды Алла Ларионова — она тоже входила в состав нашей делегации — мне сказала:

— Сергей Аполлинарьевич Герасимов будет снимать «Тихий Дон».

Сообщила она это буднично просто — поделилась новостью.

Я в душе ахнула. Всегда восхищалась великим романом М. А. Шолохова. Его Аксинья у меня как у актрисы вызывала жгучий интерес. Я чувствовала, что могла бы ее сыграть в кино или в театре, хотя даже в самых смелых мечтах не видела для этого возможностей. Но кто может запретить мечтать?

«Тихий Дон» прочитала давно, когда мне было лет двадцать. Эта книга однажды попалась мне на глаза, я открыла ее и уже не смогла оторваться. Потом, уже в педагогическом институте, перечитывала роман снова и снова, но и думать не могла, что мне выпадет счастье играть Аксинью.

Не могу сказать, что «Тихий Дон» стал для меня некоей «библией», просто это была дорогая для меня книга. И, конечно, я рыдала, читая про безумную любовь, которую Аксинья испытывала к Григорию, про несчастья, свалившиеся на нее… На втором семестре первого курса театрального института обязательным было исполнение отрывков из литературных произведений. Я выбрала сцену встречи Григория и Аксиньи в подсолнухах. И стала читать. В какой-то момент педагог сделал неопределенный жест и произнес:

— Це не ваше дило… Ото Луизу Шиллера грайте…

То есть не ваше это дело — такие роли… Вполне вероятно, что я не была еще готова к тому, чтобы сыграть такой глубокий драматизм. Но обида от этой пренебрежительной реплики осталась на долгие годы. Я была убеждена, что он неправ.

Странно, но прелесть романа я в полной мере ощутила потом, много позже, когда уже снялась в фильме. Я снова читала и перечитывала роман, стремясь понять его досконально. Ведь справедливо говорят, что в юности мы читаем знаменитые произведения одними глазами, а с возрастом — другими. И хочу объяснить: другой такой книги в нашей литературе больше нет… Очень точно сказал С. А. Герасимов, назвав «Тихий Дон» народной эпопеей, своеобразным словарем русского языка, казачьего языка, энциклопедией характеров.

Узнав о том, что С. А. Герасимов будет снимать «Тихий Дон», я очень боялась опоздать. Скорее, скорее, пока тебя не опередили! Я готова была бросить Париж, Францию, чтобы успеть в Москву, пока С. А. Герасимов не утвердил исполнителей главных ролей. Знала я о Сергее Аполлинарьевиче только то, что слышала о нем в актерской среде. Говорили разное, но в основном хорошее. Видела его совершенно незабываемый фильм «Молодая гвардия». Что бы потом ни писали о молодогвардейцах, фильм был и остался шедевром. Помню, какое огромное впечатление он на меня произвел, когда я смотрела его впервые. Знала и то, что С. А. Герасимов — профессор и его выпускники составляют значительную часть актерской элиты в хорошем понимании этого слова, просто это были самые лучшие актеры и режиссеры того времени.

Я мечтала о работе с Сергеем Аполлинарьевичем. Представляла его почему-то великаном: огромного роста, с зычным голосом. Он виделся мне былинным героем от кинематографа. Наивно? Конечно. Но что не придет в голову романтически настроенной актрисе!

Я сразу позвонила Герасимову, и он согласился со мной встретиться, когда вернусь в Москву. После этого разговора я стала жить ожиданием. Но внезапно мое возвращение в Москву затянулось.

Нам предложили «завернуть» в Западный Берлин, где проходил Месячник германо-советской дружбы. И пообещали, что мы сможем послушать оперу «Порги и Бесс», о которой много тогда говорили в мире культуры.

В Западном Берлине мои маленькие открытия капиталистического образа жизни продолжились. В СССР много тогда кричали об угнетении чернокожего населения в США, о борьбе негров за свои права. А тут за кулисами я увидела, как огромный негр, исполняющий главную партию, по-дружески оперся на плечо своего белого «хозяина»-продюсера и что-то ему объясняет. Ничего себе «угнетенный»!

Перед отъездом нас принял советский посол в ГДР Георгий Максимович Пушкин. По своей привычке говорить то, что думаю, я у него спросила:

— Почему Западный Берлин прямо как Париж, а Восточный — как вся наша разбитая земля?

— Эх, товарищи! — ответил посол. — Западный Берлин — это же витрина империализма!

Это было стереотипное объяснение, которое широко использовалось советской пропагандой. Я не стала спорить с послом — не принято, но мои сомнения не увяли, а увеличились. Хотя советская пропаганда все еще цепко держала нас в своих «объятиях».

Как только я оказалась в Москве, сразу же позвонила Сергею Аполлинарьевичу, напомнила о себе, и он сказал:

— Приезжайте. Здесь у меня уже сидит один Григорий Мелехов…

У меня было время до поезда в Вильнюс, и я помчалась в гостиницу «Украина» — там он жил.

Когда С. А. Герасимов открыл дверь, я даже немножко растерялась — ведь представляла его совершенно иным!

— Заходите, — пригласил он. И познакомил меня с гостившим у него актером, который был совершенно не похож на того Григория Мелехова, какого я себе представляла.

Спустя какое-то время Герасимов сказал:

— Ну вот вам книжечка, прочитайте отрывок…

Он протянул мне первый том «Тихого Дона», я глянула, какой отрывок отмечен, и обмерла — это была сцена в подсолнухах. Прямо какая-то мистика! У меня язык не повернулся ее читать, меня сковали воспоминания о том, как я провалилась с этой сценой в институте.

— Сергей Аполлинарьевич, — взмолилась, — я только что из Парижа, боюсь, французские впечатления не дадут мне возможности достоверно воспроизвести эту сцену. Мне надо перечитать книгу, вспомнить ее, представить, как все было…

Мне казалось, с каждым моим словом я все больше отдаляюсь от желанной роли. Оказалось, наоборот. Герасимову, очевидно, понравилось мое серьезное отношение, и через две недели я получила приглашение на пробы.

На роль Аксиньи был большой конкурс. Я не хочу называть имена моих «соперниц» — среди них были известные актрисы московских театров, были и начинающие. Вряд ли меня серьезно воспринимали — провинциалку из Вильнюса.

Дело это прошлое, а мне никогда не было свойственно злорадство. Я и сейчас считаю, что в этом