покойный Дьяволенок собирался показать себя в Тюме и пофорсить). Ожерелье Капитан не хотел было надевать – но Анастасия с Ольгой растолковали ему в конце концов, что это и есть знак несомненной принадлежности к сильному полу. На пояс ему повесили два кинжала, через плечо – перевязь с рогом. Критически обозрели труды рук своих и остались довольны. То, что нужно. На взгляд непосвященного – рослый и сильный женоподобный слуга, то ли ловчий, то ли псарь. Такие иногда попадаются среди мужчин. Решили, что псарь. Капитан не протестовал. Его вещи тщательно укрыли во вьюке.

– Теперь – как себя вести, – наставляла Ольга. Анастасия стояла тут же и посмеивалась. – На мужчин нужно смотреть немножко свысока.

– Это–то я смогу, – пообещал Капитан. – На ваших–то хомяков…

– С женщинами держись на равных. Ухаживать за собой не позволяй. Не позволяй вольностей.

– Это каких? – поинтересовался он.

– Ну, хлопнет тебя какая–нибудь по заду и скажет, как ты ей нравишься. – Она звонко расхохоталась – Капитана вновь перекосило. – В этом случае – держаться без тени смущения.

– Боюсь, это у меня прекрасно получится – без тени, – заверю! Капитан. – А мне ей ответить такой же любезностью можно?

Они переглянулись, и Ольга кивнула:

– Вообще–то можно. Только учти – не перегибай палку! Ты во многом, согласно роли, равен женщинам, но ты все–таки не женщина, так что держись поскромнее. А лучше всего – пореже нос из комнаты высовывай.

Ольга без нужды поправила ему ожерелье и, не сдержавшись, одарила столь откровенным взглядом, что Анастасия ощутила легкий сердечный укол. Но Капитан большого внимания на этот взгляд не обратил – слишком возбужден был и раздосадован процедурой подыскивания ему должной роли, и у Анастасии отлегло от сердца, но рассердиться на себя за эти мысли она, понятно, не забыла – увы, это на сей раз было отмечено печатью чего–то устоявшегося, привычного и потому потерявшего толику неподдельной серьезности. Скорее поднадоевший обряд – сердиться на себя…

– Девочки, – сказал Капитан едва ли не жалобно, – а нельзя ли нам будет побыстрее из города убраться?

– Конечно, постараемся, – сказала Анастасия. – Закупим припасы – и больше нам там делать нечего.

В Тюм въехали мирно, без всяких недоразумений выполнив в воротах традиционный ритуал ответов на вопросы стражи (теперь Анастасии он казался невыносимо глупым).

Капитана в городе занимало решительно все, это ведь был первый увиденный им город нынешнего мира. Он пялился на окружающих так, что Анастасия тихонько его попрекнула – могут принять за деревенщину, в жизни не видевшего города, а для рыцаря иметь такого слугу не очень–то почетно. Капитан сказал, что в этом городе ему тоже не больно–то хочется выглядеть деревенщиной, и стал держать себя сдержаннее. Зато подмигнул смазливой пекарю, стоявшей перед своей лавкой. Заметив неудовольствие на лице Анастасии, осведомился, не роняет ли и сей поступок достоинство слуги странствующего рыцаря и самого рыцаря. Анастасия сухо ответила: ничуть. Капитан принялся насвистывать с непроницаемым выражением лица. Правда, оно у него заметно изменилось, когда Капитан узрел пять звезд, сиявших над храмом Великого Бре, – он выразился кратко, неизвестными Анастасии словами. Судя по тону, к украшению языка Древних они принадлежать никак не могли.

Остановились в «Голубом драконе», где каждый, понятно, получил комнату соответственно своему сословию. Комнаты Ольги и Капитана были рядом, а лучшие покои для рыцарей оказались в другом крыле, чему Анастасия не обрадовалась – предпочла б иметь Капитана на глазах. То, что он будет на глазах у Ольги, ее не вполне успокаивало и устраивало.

Что и как ему предстоит врать насчет своей службы, жительства и всего прочего, они с Ольгой дотошно объяснили. Вопреки ожиданиям Анастасии, решившей, что он засядет в комнате, он вел себя с военным нахрапом, совершенно по–свойски – сразу после обустройства и завтрака преспокойно замешался в толпу незнатных постояльцев, оруженосцев, конюших и ловчих, бивших баклуши во дворе, в ожидании Приказов своих рыцарей. Там он, как легко было предположить, оказался единственным мужчиной, но ничуть этим не смутился. Анастасия долго не усидела в своей комнате и вскоре стояла на галерее, притворяясь, будто не обращает никакого внимания на шумный двор. Она видела, как Капитан быстренько обыграл в орлянку двух конюших, а выигрыш тут же употребил на пиво для всей честной компании – к шумному восторгу болтавшихся во дворе. Притащили несколько пенившихся кувшинов, появились глиняные кружки. Капитан устроился на низком бочонке у распахнутых настежь ворот (Анастасия поджала губы, видя, что Ольга уселась рядом), взял у кого–то гитару и затянул странную песенку:

Вдоль обрыва, по–над пропастью,

по самому по краю я коней своих нагайкою

стегаю–погоняю – что–то воздуху мне мало,

ветер пью, туман глотаю.

Чую с гибельным восторгом – пропадаю!

Пропадаю!

Видно было, что играть и петь он умеет. Ольга завороженно слушала его, подперев подбородок сжатыми кулаками, окружившие их притихли, а Капитан склонив голову набок, с грустным и отрешенным видом перебирал струны:

Чуть помедленнее, кони, чуть помедленнее!

Не указчики вам кнут и плеть…

У Анастасии странно защипало в глазах, она ощутила непонятное стеснение в груди и невольно шагнула было назад, в глубину галереи, но тут же придвинулась к перилам, внимательно слушала. Отвлеклась на стук копыт.

По улице проезжала шагом блестящая кавалькада – яркие рубашки, синие с красным, желтые с белым, зеленые, розовые. Анастасия фыркнула и поморщилась. Княжна Тюма Ирина имела среди рыцарей самую скверную репутацию – к ней относились со смесью насмешки и тихого презрения. Прежде всего, она была прямо–таки вызывающе мужественна – хрупкая фигурка, руки не способны удержать даже шпагу, не говоря уже о боевом мече. И потому она в жизни не помышляла о рыцарских шпорах, что опять–таки вызывающе подчеркивала. И свиту подобрала себе под стать – вечно окружена тоненькими красавицами из знатных семей, чьи пальчики прямо–таки унизаны перстнями с огромными самоцветами; все увешаны золотыми цепочками, браслетами, даже на головы присобачили (точнее не скажешь, презрительно подумала Анастасия) золотые обручи. Зато слуги, доезжачие, ловчие – мужчины, как на подбор, крепкие и сильные. Об этом странном княжеском дворе, где мужчины и женщины противоестественно поменялись ролями, сплетничали столько, что пересуды в конце концов наскучили и почти сошли на нет. (Одно время болтали даже, что Ирина раздобыла где–то единственный уцелевший манускрипт с рисунками древних платьев, велела их сшить и устраивает ночные оргии, где в этих платьях щеголяет.) И это – пограничное княжество, рубеж и оплот, которому сам Великий Бре велел вести жизнь еще более строгую и суровую, чем в серединных! Или это какой–нибудь вредный ветер дует с закатной стороны, что означает: там, на закате, все же… Тьфу, что за мысли!

Естественно, рыцарство в княжестве Тюм переживало упадок – чего иного ожидать при такой княжне? Поговаривали, что и в императорском дворце положением дел в Тюме весьма недовольны. Втихомолку ждали громов и молний, именного Постановления – указа о немилости с большой императорской печатью. Счастье еще, что Серый Кардинал Тюма была женщиной властной и энергичной. На ней, похоже, княжество и держалось, ее стараниями карающий гром Постановления пока что не грянул.

Сейчас вся эта попирающая законы естества компания медленно приближалась к распахнутым настежь тяжелым воротам «Голубого дракона». Ярко одетые, увешанные драгоценностями женщины и мужчины под стать Капитану впрочем, эти тоже не пренебрегали драгоценностями и пышными одеждами. Даже собаки у них были – не крупные боевые псы, а поджарые изящные борзые в золотых ошейниках. «Скорее всего, и насчет платьев не врут», – подумала Анастасия. Она, конечно, презирала Ирину, но интересно все же – какие они, платья? Просто любопытно. В целях познания. Женщин на улицах древних городов, которые показал волшебник–ничтожество, она не успела рассмотреть толком, и их нарядов