ванную.

– Ты даже не поцеловал меня, когда пришел. Сперва за свою бутылку схватился. Ты такой великий, правильно. Пьянь ты великая.

Джек промолчал. Пять минут спустя он стоял в дверях ванной, брюки и трусы спущены на башмаки.

– Господи Христе, Энн, ты что, не можешь здесь даже туалетную бумагу держать?

– Извини.

Она сходила в чулан и вынесла ему рулон. Джек закончил свои дела и вышел. Потом допил пиво и взял еще.

– Живешь тут, понимаешь, с лучшим полутяжелым весом в мире и только и делаешь, что ноешь. Меня бы куча девчонок заполучить хотела, а ты рассиживаешь тут, да ссучишься.

– Я знаю, что ты хороший, Джек, может, даже самый лучший, но ты даже не представляешь, как скучно сидеть и слушать, как ты снова и снова повторяешь, какой ты великий.

– Ах, тебе скучно, вот как?

– Да, черт возьми, и ты, и твое пиво, и какой ты великий.

– Назови лучшего полутяжелого. Да ты даже на мои бои не ходишь.

– Есть и другие вещи помимо бокса, Джек.

– Какие? Валяться на заднице и читать Космополитэн?

– Мне нравится улучшать свой ум.

– Так и должно быть. Над ним нужно еще много поработать.

– Говорю тебе, кроме бокса, есть и другие вещи.

– Какие? Назови.

– Ну, искусство, музыка, живопись, вроде этого.

– И у тебя они хорошо получаются?

– Нет, но я их ценю.

– Говно это, я уж лучше буду самым лучшим в том, чем занимаюсь.

– Хороший, лучше, самый лучший… Господи, неужели ты не можешь ценить людей за то, какие они?

– За то, какие они? А каково большинство из них? Слизни, пиявки, пижоны, стукачи, сутенеры, прислужники…

– Ты вечно на всех свысока смотришь. Все друзья тебе нехороши. Ты так дьявольски велик!

– Это верно, малышка.

Джек зашел в кухню и вышел с новой бутылкой пива.

– Опять со своим проклятым пивом!

– Это мое право. Его продают. Я покупаю.

– Чарли сказал…

– Ебись он в рыло, твой Чарли!

– Какой же ты великий, черт возьми!

– Правильно. По крайней мере, Пэтти это знала. Она это признавала. Она этим гордилась. Она знала, что это чего-то требует. А ты только ссучишься.

– Так чего ж ты к Пэтти не вернешься? Что ты со мной делаешь?

– Я как раз об этом и думаю.

– А что – мы не расписаны, я могу уйти в любое время.

– Только и остается. Блядь, приходишь домой, как дохлый осел, после 10 раундов круче некуда, а ты даже не рада, что я на них согласился. Только гнобишь меня.

– Послушай, Джек, есть и другие вещи, кроме бокса. Когда я тебя встретила, я восхищалась тем, какой ты был.

– Я боксером был. И кроме бокса нет других вещей. Вот все, что я есть, – боксер.

Это моя жизнь, и у меня она хорошо получается. Лучше не бывает. Я заметил, ты всегда на второсортных клюешь… вроде Тоби Йоргенсона.

– Тоби очень смешной. У него есть чувство юмора, настоящее чувство юмора. Мне Тоби нравится.

– Да у него рекорд 9, 5 и один. Я завалю его, даже когда пьяный в стельку.

– Бог не даст соврать – ты достаточно часто пьян в стельку. Каково, по- твоему, мне на вечеринках, когда ты валяешься на полу в отрубе, или шибаешься по комнате и всем твердишь: “Я ВЕЛИКИЙ, Я ВЕЛИКИЙ, Я ВЕЛИКИЙ!” Неужели ты думаешь, что я от этого себя дурой не чувствую?

– Может, ты и впрямь дура? Если тебе так сильно Тоби нравится, чего с ним не пойдешь?

– Да я же просто сказала, что он мне нравится, мне кажется, он смешной, это же не значит, что я хочу с ним в постель.

– Ну, так ты идешь в постель с мной, а потом говоришь, что я скучный. Я просто не знаю, какого рожна тебе надо.

Энн не ответила. Джек поднялся, подошел к кушетке, задрал Энн голову и поцеловал ее, отошел и снова уселся.

– Слушай, давай я расскажу тебе про этот бой с Бенсоном. Даже ты бы мною гордилась. Он меня заваливает в первом раунде, исподтишка правой. Я поднимаюсь и не подпускаю его весь остаток раунда. Во втором он меня снова валит. Я еле-еле встаю на счет восемь. Снова его не подпускаю. Следующие несколько раундов я ноги в порядок привожу. Провожу 6-й, 7-й, 8-й валю его разок в 9-м и дважды в 10-м. Я бы это ничьей не назвал. Они назвали. Так вот, это 45 штук, врубаешься, девчонка? 45 штук. Я великий, ты не сможешь отрицать, что я великий, правда?

Энн промолчала.

– Ладно тебе, скажи, что я великий.

– Хорошо, ты великий.

– Ну вот, так лучше. – Джек подошел и снова поцеловал ее. – Мне так хорошо. Бокс – это произведение искусства, в самом деле. Чтобы быть великим художником, нужны кишки, и чтобы быть великим боксером, тоже нужны кишки.

– Ладно, Джек.

– “Ладно, Джек” – это все, что ты можешь сказать? Пэтти счастлива бывала, когда я выигрывал. Мы оба были счастливы всю ночь. Ты что – не можешь за меня порадоваться, когда я что-нибудь хорошее сделаю? Черт, да ты меня любишь, или ты любишь этих неудачников, дристунов этих? Ты, наверное, счастливее была бы, если бы я притащился сюда побитым.

– Я хочу, чтобы ты побеждал, Джек, просто ты так залипаешь на том, что делаешь…

– Черт возьми, да это же мой заработок, моя жизнь. Я горжусь тем, что я самый лучший. Это как летать, как улететь в небо и солнцу надавать.

– А что ты будешь делать, когда больше не сможешь драться?

– Черт, да у нас будет столько денег, что мы будем делать все, что захотим.

– Может, только ладить не будем.

– Может, научусь читать Космополитэн, улучшать свой ум.

– Н-да, там есть что улучшить.

– Пошла ты на хуй.

– Что?

– Пошла на хуй.