— Ты вот что! — взорвался Пантелеев. — Если есть какие факты, догадки, — выкладывай!
Кочергин обиженно нахмурился.
— Нету догадок.
Пантелеев подошел к окну.
День был пасмурный. На старом тополе во дворе, нахохлившись, сидели воробьи.
— Дождь будет, — раздумчиво произнес Василий Матвеевич. Ему и самому был неприятен этот разговор. — Ты, Николай, не обижайся. Чую, что-то есть, а что — понять не могу. Как все-таки они узнали про разведчика?
Он обернулся.
— Я ж говорю… — начал было Кочергин, но оборвал себя и махнул рукой.
— Ну?
— Да я все про Кудрявцева.
— Давай его сюда! — решительно сказал Пантелеев, усаживаясь за стол.
Кочергин появился первым, следом вошел Кудрявцев.
— Слушай, Петр, — начал Пантелеев, но внезапно, подчиняясь какой-то мелькнувшей догадке, спросил не о том, о чем хотел было, а совсем о другом: — Слушай, Петр, где конюх?
— А он как вчера ушел, будто бы за ветеринаром, так с тех пор и не появлялся.
— Что значит «будто бы»?
— Не был он у ветеринара. За фельдшером утром дежурный посылал. Очень мы боялись за Воронка. Вдруг что…
— Погоди. — Василий Матвеевич поднялся, прошел к окну, поглядел в сторону конюшни, опять вернулся к столу. — Это что ж выходит — пропал Демьяныч?
— Не знаю, — пожал плечами Кудрявцев.
Пантелеев вновь взволнованно прошелся от стола к окну и обратно. Резко обернулся к Кудрявцеву.
— Какие у тебя отношения с конюхом?
— То есть как отношения?
— Ну, о чем, к примеру, вы с ним разговариваете?
— О разном, товарищ начальник.
— А вчера, например…
— Вчера? — Кудрявцев опять пожал плечами, потом оживился. — Вспомнил. Как раз вчера он меня спросил — откуда, мол, очкастый у нас появился?
«Это он о Новикове», — подумал Пантелеев.
— А ты что?
— Я говорю — не знаю.
— Ну, а он?.. Да что я из тебя вытягиваю, сам рассказывай!
— А он ничего, переобулся и за ветеринаром ушел.
— Понятно, — протянул Пантелеев, хотя понятного пока для него было мало. — А откуда взялся у нас этот Демьяныч — надо бы разобраться. Займись-ка, Кочергин, этим…
18.
ПОСЛАННЫЙ Скоковым к леснику Ковалев, возвращаясь, решил завернуть в Боровое к отцу, уверенный, что милиционеры покинули село. До рассвета было еще далеко, ночь стояла темная, собиравшиеся с вечера тучи обложили небо, и он, не таясь, въехал прямо на главную улицу, чтоб сберечь время.
Он уже подъезжал к церкви, как вдруг услышал тихий, но внятный оклик:
— Стой!
Голос был незнакомый. Ковалев хлестнул нагайкой коня и помчался прочь, прижимаясь к шее лошади, замерев в ожидании выстрелов.
Выстрелили только раз. А потом он услышал конский топот. За ним шла погоня.
Ковалев не испугался и не растерялся. Он уже знал, как поступить. У церкви свернет к карьеру, миновав его, спустится в овраг, там коня бросит и кустами вернется обратно к карьеру — пусть ищут, в такой темноте-то…
Погоня приближалась. Ему что-то кричали, хлопнул выстрел, еще и еще…
«Подобьют, — впервые с тревогой подумал Ковалев, — сшибут нечаянно».
Но вот и старый сарай у карьера, направо — овраг. Ковалев направил лошадь к нему, но она вдруг поднялась на дыбы, тонко заржала и стала заваливаться на бок. Ковалев едва успел соскочить. Забывшись, он побежал не к оврагу, а к карьеру.
Догонявшие его всадники были уже рядом.
— Здесь он где-то, — услышал Ковалев и, не выдержав напряжения, побежал, уже не таясь.
Рядом засвистели пули. Он увидел уходящий вниз крутой откос и прыгнул в карьер. Сверху стреляли. Пуля вонзилась в глину возле головы. И Ковалев, отчаявшись, ответил. Но как только выстрелил, сразу понял, что теперь не уйдет.
И все-таки он пытался добраться до пещеры. Он полз к ней, соскальзывая с крутых склонов. Глина осыпалась, целые комья ее скатывались вниз, и наверху, конечно, хорошо определяли по этому шуму, где он находится.
Единственный раз мелькнула у Ковалева мысль, что нельзя ему ползти к пещере, что он может выдать ее местоположение. Но боязнь за себя, посвист пуль словно гнали его туда, где он надеялся найти спасение.
И уже когда он был у самой пещеры, вдруг кто-то громко, словно находился прямо у него за спиной, произнес:
— Руки вверх!
Он закричал, выражая в этом диком крике и ярость, и страх, и ненависть, перевернулся на спину и начал стрелять по склону карьера. Последнее, что услышал и увидел, был грохот грома и яростная молния, ослепившая его…
19.
ВСАДНИКОВ Лунин увидел, когда они появились на взгорке, метрах в пятистах от карьера.
Лунин, отличавшийся осторожностью, приказал милиционерам укрыться за деревьями.
Всадники проехали мимо. Никого из них Лунин не знал, а офицерская тужурка на том, кто ехал первым, окончательно убедила его: они снова встретились с бандитами. Он уже думал, как поступить, преследовать их самостоятельно или одного из милиционеров отправить с сообщением к Пантелееву, как вдруг всадники остановились у сарая, один из них увел лошадей в овраг, а потом все вместе они начали спускаться в карьер.
Это удивило Лунина — почему так притягательна для бандитов громадная глиняная яма? И тот, который два часа назад был убит в перестрелке с милиционерами, стремился именно сюда, и эти трое… Может, секрет в той пещерке, где до утра они спрятали труп? Пожалуй, стоит подождать, пока они вылезут из карьера, а гонца все-таки в Кромск направить. Но можно ведь и самим справиться с этой троицей, как- никак силы равные. Последний довод покончил со всеми колебаниями.
— Давай, ребята, мигом до сарая, — приказал Лунин. — Сейчас они приятеля обнаружат и наверняка наверх полезут. Тут не зевай.
От сарая милиционеры ползком добрались к глиняным кучам у склона, и Лунин осторожно выглянул.