— Именно что заметил! — торжествующе вскричал мистер Эннисмор-Смит. — Я спросил у жены: «И вообще, сколько сейчас времени?» А она посмотрела на свой будильник — он у нее такой, знаете, со светящимся циферблатом — и говорит: «Половина второго»!
— Прекрасно, — воодушевился Морсби. — Благодарю вас, мистер Смит. Эта информация может оказаться просто бесценной. И что же, шум повторился?
— Нет, на этом все стихло. Но жена говорит, что разбудила меня далеко не сразу. Так что мы просто перевернулись на другой бок и снова заснули. Господи боже, только представить! И все это время бедная старушка лежала прямо над нашими головами! Ее спальня, знаете, прямо над нашей. Чудовищно, просто чудовищно! А как, говорите, ее убили?
Старший инспектор утолил вполне естественное любопытство мистера Энизмы и вернулся к своим вопросам. Ничего существенного, однако, больше из него вытянуть не удалось. Мистер Смит не слышал наверху никаких шагов, не припоминал никаких подозрительных звуков снаружи и ни одного подозрительного субъекта, праздно шатающегося возле дома после наступления темноты.
К удивлению Роджера, когда допрос уже подходил к концу, Морсби вдруг повернулся к нему:
— Мистер Шерингэм, возможно, у вас есть какой-то вопрос, который вы хотели бы задать мистеру Смиту, пока он не ушел?
Роджер вытаращился на старшего инспектора, пытаясь собраться с мыслями. Он уже совсем было хотел признаться что вопросов не имеет, когда ему в голову пришла мысль.
— Да, — сказал он. — В какой школе вы учились, мистер Смит?
— Я? В Редли. А что?
— Да нет, ничего, — ответил Роджер и кивнул Морсби.
Мистера Смита деликатно выпроводили.
— Ну-с, мистер Шерингэм, раз уж вы намерены решить эту задачку раньше нашего, — весомо подмигнул ему старший инспектор, — я бы никогда себе не простил, если бы лишил вас хоть единого шанса.
— Я, пожалуй, пас, — рассмеялся Роджер. — Мне нравятся трудные случаи.
— Понимаю, сэр. Ну и как вам мистер Эннисмор?
Роджер подумал.
— По-моему, ему стоило больших трудов не называть вас «старина».
— В самое яблочко, — хохотнул старший инспектор. — Что-нибудь еще?
— Ну, он человек дружелюбный, импульсивный, явно знавал лучшие времена. Немного впечатлительный. Больше всего его поразило то, что они спокойно перевернулись на другой бок и заснули как раз в тот момент, когда у них над головой убивали мисс Барнетт.
— Что, разумеется, было совсем не так, — небрежно заметил Морсби. — Они проснулись от шума, который убийца поднял, когда искал деньги. Со старушкой он разделался много раньше, и именно пока оба они безмятежно спали. Ладно, Эффорд, запускайте жену.
Миссис Эннисмор-Смит, столь ловко разлученная со своим мужем, подтвердила все, что тот имел сообщить, дополнив рассказ лишь описанием шума, который слышала до того, как его разбудить: несколько тяжелых ударов, словно кто-то в ярости опрокидывал — чтобы не сказать расшвыривал — мебель. Миссис Эннисмор-Смит была высокой ухоженной женщиной с седеющими волосами и спокойными манерами; известие о смерти мисс Барнетт, хотя, разумеется, и повергло ее в шок, произвело на нее куда меньшее впечатление, чем на мужа. Роджер решил, что она определенно гораздо более практична и, возможно, даже более деловита, чем ее довольно-таки воздушный муж. Роджер почти не сомневался, что именно благодаря ей семейная фамилия облагородилась добавкой «Эннисмор».
— Теперь займемся соседкой напротив, — сказал Морсби, когда миссис Эннисмор-Смит удалилась. — Как бишь ее? А, да, миссис Роуч.
— Палтус, сэр, — почтительно подсказал сержант Эффорд.
— Палтус, да. Она здесь?
— Не то слово, — жестко усмехнулся окружной инспектор. — Точнее будет сказать, что она всюду. Когда я появился, она как раз пыталась прорваться к телу, хотя хоть убей не представляю, что бы она стала с ним делать дальше. Я уговорил ее вернуться в свою квартиру.
— Да, Мерримен, вы умеете ладить с людьми, — заметил Морсби.
— Иногда удается, — мрачно отозвался окружной инспектор. — Эту пришлось уговаривать с помощью констебля, который силой запихал ее в квартиру. Она и сейчас там, если, конечно, констебль не ушел спать.
— Выпускаем ее, — объявил Морсби. — Попробуйте выковырять ее оттуда, Эффорд.
Сержант Эффорд ушел, бормоча что-то о гвоздях и моллюсках.
— Вы, кажется, заскучали, мистер Шерингэм? — участливо осведомился Морсби. — Должно быть, на редкость тоскливое занятие, наблюдать за работающими полицейскими?
— Заскучал? Избави боже! Я просто задумался. Я так понял, этот парень вчера просто потерял голову?
— Не совсем. Обычно это случается где-то через месяц после приговора. А почему, кстати, вы так решили, сэр?
— Я про весь этот шум, который он здесь устроил. Когда я сказал Бичу, что соседи просто обязаны были услышать такой грохот, он ответил, что шуму могло быть гораздо меньше, чем может показаться при взгляде на комнату. Что никто не опрокидывал шкафы, а просто осторожно клал их на бок. И, однако, если верить миссис Смит, их именно опрокидывали. Вот я и говорю, что он, должно быть, совсем потерял голову.
— Он потерял ее уже потому, что пошел на убийство, мистер Шерингэм, тут вы абсолютно правы. И очень может быть, что он снова обрел ее только после того, как наделал здесь столько шума. Возможно, именно этот грохот и заставил его прийти в себя. Это, кстати, отлично увязывается со словами миссис Смит, что она не слышала никаких шагов, хотя и очень старалась. Наверное, он стоял там ни жив ни мертв, выжидая, поднимет кто-нибудь тревогу или нет.
— Здорово же ему тогда пришлось потрудиться, чтобы прийти в себя, саркастически заметил Роджер. — Просто опрокинуть всю мебель оказалось недостаточно. Чтобы окончательно успокоиться, ему пришлось еще швырнуть в угол пару тазиков и запустить им вслед столько же утюгов. Так, что ли, получается?
— Вы любитель поспорить, не так ли, мистер Шерингэм? — ровным голосом осведомился Морсби.
Роджер рассмеялся. Поспорить он и вправду любил. К сожалению, появление миссис Палтус исключило всякую возможность заниматься этим и дальше.
Миссис Палтус оказалась не слишком опрятно одетой приземистой и коренастой особой. Уже подсохшие на ее лице слезы не мешали ей быть сердитой. Очень сердитой. Она говорила с легким ирландским акцентом и, не мешкая, вылила на собравшихся поток слов, живописующих чудовищную жестокость, пугающую черствость и доходящий до идиотизма непрофессионализм людей, лишивших покойную забот единственного во всем мире близкого ей человека.
Роджер так и не понял, каким образом Морсби удалось с ней сладить, но уже через три минуты миссис Палтус с не меньшей горячностью умоляла простить за недомыслие, побудившее ее вмешиваться в сложнейшие процессы расследования, призванного отомстить за ее подругу. И хотя главная заслуга в столь чудесном превращении принадлежала, вне всякого сомнения, Морсби, Роджер не мог отделаться от ощущения, что известную роль в нем сыграли и странности кельтского темперамента.
Когда мир был восстановлен, миссис Палтус торжественно согласилась выполнить свой долг свидетеля.
Она заявила, что мисс Барнетт практически не имела от нее секретов. Всю жизнь покойной, равно как и свою собственную, она может выложить перед инспектором как на ладони — ему только нужно сказать, о какой именно он хочет сейчас услышать.
Старший инспектор сказал, что для начала, и поскольку так уж заведено, он хотел бы услышать немного о самой миссис Палтус.
С этим проблем не возникло. Вдова, девичья фамилия — Керри. Родилась в Ирландии, в Корке, где у