неинтересно, чтобы ты лез из кожи вон, чтобы опровергнуть ее вранье. А еще учти: без ваших показаний у полиции нет ровным счетом никаких улик против кого-либо из вас, одни только подозрения. На мой взгляд, сейчас, после ее выступления, они не могут арестовать ни одного из вас, если им не удастся воспользоваться показаниями кого-либо из вас. Ясное дело, вам нужно сделать так, чтобы у вас обоих невозможно было брать какие-либо показания. К этому есть два пути: либо вы оба должны отправиться на тот свет, либо пожениться. Я бы не советовал выбирать первое.

— Боже сохрани, — я судорожно перевел дыхание, — Но… но ты должен понимать, что…

— Что?

— Знаешь, — опять смутился я, — это было бы несправедливо к бедной девочке, заставлять её так страдать из-за меня и… Нет, в самом деле, Шерингэм, я имел в виду…

— Да с чего ты взял, что она будет страдать?

— Я… Боюсь, я тебя не вполне понимаю.

— Тейперс, скажи мне правду. Только не надо отбрыкиваться, выпячивать грудь и обиженно пыхтеть; просто скажи правду. Тебе нравится эта девушка или нет?

Невероятно, по я даже не протестовал против такого беспардонною вмешательства в мою личную жизнь.

— Не знаю… — расстроенно ответил я.

— Так подумай. Не буду тебе напоминать, что ты уже пытался взять на себя вину за убийство, чтобы спасти ее от подозрения.

Самым странным было то, что мне и не требовалось ничего обдумывать. Как только я заговорил, я уже знал, что пытаюсь сам себя обмануть. Я все знал. У меня вдруг открылись глаза на то, что мне действительно нравилась Аморель. Да еще как нравилась! Я хотел как можно больше находиться рядом с ней. Нет, не просто больше — постоянно! Я пытался уверить сам себя, что это чувство было всего лишь естественным проявлением благодарности к ней, но в действительности за ним стояло нечто большее. На самом деле я (несмотря на отсутствие опыта, я был уверен, что это так) — я был влюблен в Аморель.

Читатель не должен подумать, что я пришел к такому поразительному выводу, не проверив его без промедления. Я применил несколько простых тестов и понял, что сомнений быть не могло. Хотел ли я снова поцеловать Аморель? Без всякого сомнения. Хотелось ли мне продемонстрировать ей свою коллекцию марок и научить ее отличать один вид лесного мха от другого? Конечно. Мог ли я без отвращения подумать о том, чтобы разделить с ней постель? Эта мысль приводила меня в смущение, но, кажется, мог. Мог ли я терпеть ее не слишком приятные привычки: неряшливость, склонность к резким высказываниям, особенно когда она волновалась, ее ужасный сленг и все остальное — до того, как я смогу обтесать все это и превратить в манеры, более уместные для молодой хозяйки замка Стакелей? Я был в этом уверен, кроме того, сама идея превратить ее из неотесанной дикарки в светскую даму казалась мне необычайно привлекательной.

Все эти мысли с такой скоростью промелькнули у меня в голове, что когда я ответил Шерингэму, в моем голосе еще звучало немалое удивление.

— Да, мне она нравится.

— Я и не сомневался, — серьезно ответил он.

Что-то в его голосе показалось мне подозрительным. Я понял, что это было. Аморель, как он сам сказал, была единственной девушкой из миллиона, но разве я был ей под стать — единственным мужчиной из миллиона? С непрошеной ясностью предо мной предстал ответ: разумеется, нет. Я не был даже единственным из тысячи… да что уж там, и из сотни тоже. У меня, по сути, были все причины, чтобы влюбиться в Аморель — а у нее ни одной. Эта мысль совсем расстроила меня. У меня вытянулось лицо.

— Ну и что мне с этим делать? — тоскливо спросил я у Шерингэма.

— Сделать ей предложение, разумеется.

— Но она и думать об этом не захочет, — заверил я его. — Зачем ей это надо? Ты и сам должен это понимать. Такая своенравная девушка и вдруг я… должен признаться, у меня есть свои укоренившиеся привычки, и я вовсе не хочу их менять. Нет, — грустно добавил я, — глядя на себя со стороны, я прекрасно понимаю, что ничем не могу заинтересовать такую необыкновенную девушку, как Аморель.

— Постой-ка, мне кажется, эта самая замечательная девушка сама предлагала тебе жениться на ней?

— Так это совсем другое дело, — пришлось объяснить мне. — Это было просто проявлением ее душевного благородства.

Шерингэм заерзал на своем стуле и по-новому скрестил ноги.

— А знаешь, Тейперс, твое самоуничижение для меня приятное открытие, потому что, сказать по правде, мне казалось, что ты превратился в еще более занудного ханжу, чем был в начале нашего знакомства. С той самой минуты, как я сюда приехал, мне все время хотелось отпечатать свой ботинок на твоей филейной части. Рад, что ошибся. Но я с тобой полностью согласен: не представляю, чем ты мог ее привлечь. Впрочем, это ее дело. А пока позволь мне сказать следующее. Если такая замечательная, как ты говоришь, девушка предлагает тебе жениться на ней, а потом встает на свидетельскую трибуну и поливает сама себя грязью из-за за тебя, это не может быть простым изъявлением благодарности за то, что ты — как она полагает аккуратно устранил ее кузена. Ты представляешься ей этаким голубоглазым принцем ее мечты. Так что можешь не слишком переживать за нее.

— Ты имеешь в виду… постой, ты хочешь сказать, что я ей нравлюсь?только и мог сказать я.

— Конечно, спаси ее господь. И в эту самую минуту она ждет в гостиной, чтобы ты спустился к пей и рассказал, какая она замечательная и что ты собираешься делать но этому поводу.

— Но это все… это совершенно невероятно!

— Согласен. Просто ты невероятно везучий парень. Никогда не поздно исправиться, а уж если кто и способен сделать из тебя мужчину, так это Аморель. Так что вставай и отправляйся вниз, а я пожелаю ей удачи.

— Ты мне советуешь… Шерингэм, ты всерьез считаешь, что я должен предложить ей руку и сердце?

— Считаю. И как можно скорее, пока одного из вас полиция не отправила в тюрьму. Ты можешь потихоньку улизнуть с ней на машине прямо после завтрака и получить разрешение на срочное бракосочетание. Такое, чтобы вас обвенчали в тот же день. Это будет стоить тебе немалую сумму, но я тебе ее одолжу. А еще я дам тебе рекомендательное письмо к епископу, чтобы все прошло гладко.

— А ты что — знаешь самого епископа? — запинаясь, выговорил я. Мир вокруг постепенно терял реальность.

— Как родного брата, — уверено подтвердил Шерингэм. Он просто ест у меня с руки. Как-нибудь я приглашу вас обоих на обед и покажу тебе. Ну давай беги.

— Может, стоит попробовать, — неуверенно ответил я. Мною быстро овладевала странная робость. Казалось совершенно невозможным, чтобы Аморель… Думаю… думаю, я знаю, как к этому подступиться. — Я ей сообщу, что мы уже обсуждали этот вопрос, я все обдумал и пришел к заключению, что в наших обоюдных интересах — ее и моих — заключить брак, который она сама предложила и… э-э… если она сделает мне такую честь, то… ай!

Последнее восклицание вырвалось у меня от боли. Я медленно шел к двери, рассуждая таким образом, и тут Шерингэм воспользовался тем, что я подставил ему удобную мишень, и дал мне крепкого пинка. Я быстро обернулся — он весь буквально скривился от отвращения. Я никогда не видел ничего настолько отталкивающего.

— Ты, жалкий червяк! — закричал он. — Не вздумай сделать что-либо подобное! Ты сейчас подойдешь к этой девушке, обнимешь ее обеими руками и скажешь: 'Аморель, вы самая чудесная девушка на свете. Во имя всего святого, выходите за меня замуж! Я больше ни дня не смогу прожить без вас'. Вот что ты ей скажешь.

— Ты правда так думаешь? — взволнованно спросил я, забыв даже о только что полученном пинке. — Ну а если она скажет нет? А если она посмеется надо мной?

Вынужден признаться, что Шерингэм ответил на это в выражениях, которые я постесняюсь здесь пересказать.

Мне безжалостно помогли выйти из комнаты и спуститься с лестницы.