многие, кажется, не имеют никакого колебания, имитируя все дары, из-за чего те теряют свою силу и действенность. Никто не может понять этого дара пения, кроме тех, кто имел его. Это была воистину «новая песнь» в Духе (например, Псалом 39:4). Когда я впервые услышал ее на собраниях, в мою душу вошла великая жажда получить ее. Я чувствовал, что она бы в точности выразила мои невысказанные чувства.
Я еще не говорил на языках, но «новая песня» захватила меня. Это был Божий дар самого высшего уровня. Никто не проповедовал об этом. Господь суверенно даровал ее вместе с излиянием «остатка елея», «позднего дождя» крещения Духа (Иакова 5:7). Она проявлялась так, как Дух вел ее обладателей, то ли в сольном исполнении, то ли группой. Это было нечто без слов, иногда на языках. Ее действие на людей было чудесным. Она приносила небесную атмосферу, как если бы сами ангелы присутствовали и присоединялись к нам. И, возможно, они там были. Казалось, она останавливала критицизм и оппозицию, и даже нечестивым было тяжело отрицать или высмеивать.
Некоторые осуждали эту «новую песню» без слов. Но не был ли дан звук прежде, чем язык? И неужели также нет разума без языка? Кто сочинил первую песню? Неужели нам всегда необходимо следовать композиции какого-то человека? Мы – слишком большие поклонники традиций. Говорение на языках – это не по человеческой мудрости или пониманию; почему тогда не быть «дару песни»? Она, определенно, является упреком «джазовым» религиозным песням наших дней. И, возможно, она и была дана для этой цели. Но и некоторые старые гимны также хороши для пения. Нам не нужно презирать их или относиться к ним несерьезно. Кто-то сказал, что каждое новое пробуждение приносит свою собственную гимнологию. И это пробуждение, воистину, сделало так же.
В начале на Азуза мы не имели музыкальных инструментов. Фактически, мы не чувствовали в них нужды. Им не было места в нашем поклонении – все было спонтанно. Мы даже не пели из сборников. Все старые, хорошо известные гимны пелись по памяти, оживляемые Духом Божьим. «Утешитель пришел» был, возможно, одним из тех, что пелись чаще всего. Мы пели его от свежего, сильного сердечного переживания. О, как Божья сила наполняла и волновала нас! Тогда были очень популярны песни о крови Христа. «Жизнь – в крови». Синай, Голгофа и Пятидесятница имели свое законное место в движении на Азуза. Но «новая песня» была полностью другой, не от человеческой композиции. Она не могла быть успешно подделана. Ворона не может имитировать голубя. Но люди, в конце концов, стали пренебрегать этим даром, когда человеческий дух снова утвердился. Они вытеснили его сборниками и избранными читателями песнями. Это было подобно убийству Духа, и это было особо болезненно для некоторых из нас; но течение против нас было очень сильным.
Сегодняшние песенники – это в слишком большой мере коммерческое предприятие, и мы бы многого не потеряли без большинства из них. Даже старые мелодии часто осквернены изменением, и на каждый сезон должны быть раздобыты новые стили для увеличения прибыли. В них очень мало настоящего духа поклонения. Они движут ноги, но не сердца людей. Дух песни, данный от Бога в начале, был подобен Аэольской арфе по спонтанности и мелодичности. Воистину, это было само дыхание Бога, играющего на струнах человеческих сердец, или на их голосовых связках. Ноты были чудесны по мелодичности, полноте и продолжительности. Фактически, они часто были по-человечески невозможны. Это было воистину «пение в Духе».
Брат Сеймур был признан номинальным ответственным лидером. Но мы не имели ни папы, ни иерархии. Мы были братьями. Мы не имели никакой человеческой программы; Сам Господь вел нас. У нас не было ни класса духовенства, ни профессии священника. Все это пришло позже, вместе с отступничеством этого движения. В начале у нас даже не было платформы или кафедры. Все были на одном уровне. Служителя были слугами, согласно истинному значению этого слова. Мы почитали людей не за их достижения в состоянии или в образовании, но скорее за их данные Богом дары. Бог разместил члены в теле. А сейчас «Изумительное и ужасное совершается в сей земле: пророки пророчествуют ложь, и священники господствуют при посредстве их, и народ Мой любит это. Что же вы будете делать после всего этого?» (Иеремия 5:30,31). Также, «Притеснители народа Моего – дети (иногда это – подрастающие личности), и женщины господствуют над ним» (Исайя 3:12).
Брат Сеймур обычно сидел за двумя пустыми ящиками, поставленными один на другой. Во время служений он обычно держал голову внутри верхнего ящика, пребывая в молитве. Там не было никакой гордости. Служения продолжались почти постоянно. Ищущие души, пребывающие под силой Божьей, могли быть найдены там почти в любой час дня и ночи. То место никогда не закрывалось и не пустовало. Люди приходили встретиться с Богом – и Он всегда был там. Поэтому, собрание и шло постоянно. Собрание не зависело от человеческого лидера. Божье присутствие становилось все более и более чудесным. В этом старом здании, с его низкими стропилами и голыми полами, Бог разбивал сильных мужчин и женщин на куски, и снова собирал их для Своей славы. Это был грандиозный процесс перемены курса. Гордость и самоутверждение, самомнение и самоуважение там не могли выжить. Религиозное «я» быстро проповедовало свою погребальную проповедь.
Никакая тема или проповедь не объявлялась заранее, и не было никаких особых спикеров на такой-то час. Никто не знал, что может произойти, что сделает Бог. Все было спонтанно, управляемо Духом. Мы хотели слышать от Бога, через кого бы Он не говорил. Мы не имели никакого лицеприятия. Богатые и образованные были такими же, как бедные и необразованные, хотя первым было намного тяжелее умереть для себя. Мы признавали только Бога. Все были одинаковыми. Никакая плоть не может хвалиться в Его присутствии (1 Коринфянам 1:29). Он не может использовать самоуверенных. Это были собрания Святого Духа, ведомые Господом. Им нужно было начаться в бедном окружении, чтобы быть сохраненными от эгоистичного человеческого элемента. Все вместе в смирении склонялись у Его ног. Все выглядели одинаково и имели все общее, по крайней мере, в этом смысле. Стропила были низкими; высокие должны были сгибаться. Ко времени, когда они добирались до Азуза, они были смирены, готовы к благословению. Корм, таким образом, был положен для ягнят, а не для жирафов. Все могли дотянуться до него.
Мы прямо там были освобождены от церковного иерархизма и злоупотребления. Мы хотели Бога. Когда мы только что приходили на собрание, мы избегали человеческих контактов и приветствий, насколько это было возможно. Мы сначала хотели встретить Бога. Мы держали головы в углу под скамьей в молитве, и с людьми встречались только в Духе, больше не зная их «по плоти» (2 Коринфянам 5:16). Собрания начинались сами собой, спонтанно – в свидетельстве, хвале и поклонении. Свидетельства никогда не были подгоняемы приглашением к «поп-корну». Мы не имели никакой запланированной программы, которая сжимала бы нас во времени. Наше время принадлежало Господу. Мы имели настоящие свидетельства, от свежего сердечного переживания. А иначе – чем короче свидетельства, тем лучше. Дюжина людей могла одновременно встать на ноги, трепеща под могущественной силой Божьей. Нам не нужно было получать указания от какого-то лидера; однако, мы были свободны от беззакония. На собраниях мы были затворены в молитве к Богу, наши умы – на Нем.
Все повиновались Богу в кротости и смирении. В почтительности мы «предпочитали друг друга» (см. Римлянам 12:10 KJV). Господь мог внезапно проявиться через любого. Мы постоянно молились об этом. Наконец, кто-то мог встать, будучи помазан для слова. Казалось, все распознавали это и уступали дорогу. Это мог быть ребенок, женщина или мужчина. Это могло быть и с заднего сиденья, и с передней части. Это не имело никакого значения. Мы радовались, что Бог действовал. Никто не хотел показать себя. Мы думали только о повиновении Богу. Там на деле была Божья атмосфера, которая не позволяла никому, кроме глупца, попытаться высунуться без настоящего помазания – и это и не длилось долго. Собрания были контролируемы Духом с Престола. Это были воистину чудесные дни. Я часто говорил, что лучше бы жил шесть месяцев в такое время, чем пятьдесят лет в обычное время. Но Бог такой же и сегодня. Только мы изменились.
