собственным разумом, а не чужим, пусть более мудрым. Что же касается советов… Да, совет ты можешь попросить, когда не в силах разобраться сам. Но, как было сказано, не очень часто.

– Один из Старейших беседует с моим отцом, и с дедом, и с прадедом, – сказал я с невольной робостью. – Отец говорит, что это наш предок и хранитель рода.

– Все, кто общается с нами, – наши предки, далекие и близкие, – отозвался Зилур. – Люди уходят с Уренира сотни тысяч лет, и древние Старейшие связаны узами родства со всей планетой. Но они, мой мальчик, только частица межзвездного содружества; есть иные существа, иные расы, и нам их тяжело понять. Слишком велики различия… гораздо больше, чем, например, между талга-ми и уренирцами.

– Но Старейшие…

– О, Старейшие! За них не беспокойся, они отлично понимают друг друга. Они единый галактический народ, следующая ступень эволюции, но это не значит, что нужно спешить приобщиться к ним. Все в свой черед, Асенарри, все в свой черед… Сейчас, при первом контакте, ты должен лишь убедиться, что они есть и что они живые, такие же, как ты и я или обитатели Рамессу-Кор, планеты рами… Конечно, тебе об этом говорили, но собственный опыт – лучший из учителей и самый мудрый из наставников. Ты убедишься, Асенарри, что жизнь твоя беспредельна и облик, который дан тебе природой, лишь ее начальный дар. Будут и другие! – Зилур запрокинул голову, всмотрелся в небо, где плавали, лучась теплом, два солнца, и повторил: – Да, будут и другие! Старейшие ведь не конец и предел… по их понятиям, предела вообще не существует.

Величие этой мысли ошеломило меня. Озеро с кораблями, деревья, здания, холмы вдруг растворились в солнечном сиянии, а вслед за этим распахнулось небо.

– Что я увижу, Наставник? Что почувствую?

– Мощь. Красоту. Единение с Вселенной. Беспредельность жизни, всесилие разума… Достаточно, мой мальчик?

– Да.

– Ты готов?

– Готов.

– Не тревожься, Асенарри, я с тобой. Я твой проводник среди небесных сфер, твой первый и верный вожатый. Я здесь, я рядом… Ты не одинок!

Темная космическая пустота, и в ней – светящийся туман, подобный межзвездному газу, рассеянному в необозримом пространстве… Я плыву, не ощущая холода, я поднимаюсь все выше и выше, и нечто, какой-то внутренний порыв или беззвучный голос подсказывают мне, что это туманное облако – всего лишь мираж, иллюзия, что-то подобное чадре из кисеи, скрывающей облик человека. Не совсем человека, почти божества, могущественного и прекрасного, мудрого, всезнающего, но главное – родного… Оно, это создание из галактических бездн, говорит со мной, шепчет, зовет, и я подчиняюсь его настойчивому призыву, чувствую, что меня принимают как равного. Я уже не крохотный, ничтожный, уязвимый; я – великан, повелитель Галактики, владыка звезд, царь Вселенной…

Что говорит мне новый друг, что шепчет? Одно усилие, и я различаю слова:

«Асенарри, сын Рины, Наратага и Асекатту… Добро пожаловать, новая жизнь! Приветствуем тебя и ждем… Придешь, когда наступит срок».

Это не вопрос, а утверждение, но я все равно отвечаю:

«Приду… Приду!»

Когда я вернулся в лагерь, Фэй была уже свободна. Трос, которым ее связал Сиад, валялся на земле, у плоского камня-стола тихо гудела спиртовка, какое-то варево булькало в котелке, распространяя знакомый упоительный аромат. Я втянул ноздрями воздух. Чай! Зеленый чай! Напиток богов и людей из Поднебесной…

– Как ты освободилась? – спросил я, подсаживаясь к котелку.

Лукавая улыбка скользнула по губам Фэй.

– Моя женская тайна. Мы, девушки из Хэйхэ, всякое умеем.

– Кажется, наша семейная жизнь не будет скучной, – заметил я и отхлебнул из кружки. Кружку мне поднесли с церемонным поклоном.

– Безусловно, – подтвердила Фэй.

Мы пили чай, поглядывая друг на друга, на маленький огонек спиртовки и на небо. Смеркалось, но воздух был прозрачен, а небеса ясны. На востоке висел лунный диск, и с каждой минутой узоры созвездий проступали отчетливей и ярче. Флер исчез, и теперь я знал, в чем причина этой стремительной перемены.

– Ты возвратился один, – сказала Фэй.

Это был вопрос, заданный в вежливой форме, которая принята на Востоке. Можно ответить или просто кивнуть – последнее было бы знаком, что я не желаю касаться данной темы.

Но я ответил.

– Макбрайт лишился разума. Такие затмения бывают в зоне эоита… Он захотел меня убить.

Брови Фэй взлетели вверх.

– Тебя? Но ты же бессмертен, Цзао-ван!

– Бессмертен мой дух, но не тело. – Я сделал паузу, наслаждаясь вкусом и запахом чая. Он был великолепен; поистине девушки из Хэйхэ умели многое!

Фэй чуть слышно кашлянула.

– У него был боевой имплант, не лазер, а метатель на сжатом воздухе. Выбрасывает стрелки… вот такие… – Я отмерил фалангу мизинца. – Иглы с ядом, таким же, как в наших дротиках. Он выстрелил в меня.

– И?.. – Щеки девушки побледнели.

– Между нами встал Сиад. Зарубил хозяина и умер. Их тела – за той расселиной, где мы были утром. Я завалил их камнями.

Фэй долго молчала, хмуря брови и навивая на палец темный локон. Потом губы ее дрогнули, и до меня донеслось:

– Он был достойным человеком. Ты мог спасти его, Цзао-ван? Мог что-то сделать с Макбрайтом?

– Мог. Убить или забрать его жизненную энергию… Но этого мне не хотелось. Убийство – смертный грех, а лишение жизненной силы – гнусный поступок. Взять энергию у живого, даже у деревьев, можно лишь с согласия того, кто отдает, иначе превращаешься в вампира… В общем, я ждал, что Макбрайт утихомирится, и просчитался.

– Никто не застрахован от ошибок, – сказала Фэй. – Даже мудрый пришелец из космоса.

– Никто, – подтвердил я.

Мы молчали, сидя у крохотного язычка пламени, нашего очага в этой бесплодной пустыне. Небо расцвело звездами, луна карабкалась к зениту, прохладный ветер играл волосами Фэй, то разбрасывая их пушистым облаком, то свивая в тонкие пряди. Ветер стихал и поднимался вновь, словно пустыня дышала нам в спины, напоминая о своем присутствии, о стертых в пыль горах, исчезнувшем Тиричмире и миллионах людей, павших под косою времени. Нынче к ним прибавились еще двое… Фэй пошевелилась.

– Тот дух, что прилетал к тебе… Старейший… он еще здесь?

– Да, милая. Я говорил с ним. Это мой брат. Риндо, сын Рины, старшей из моих матерей.

Мои слова не вызвали удивления – она привыкала к необычному с поразительной быстротой.

– Он молод, этот Риндо? Рано ушел, да?

– Рано. Но люди разные, моя фея, и мудрость, определяющая их поступки, не исчисляется годами. К одним она приходит на склоне лет, к другим – едва они достигнут зрелости. Риндо был из числа последних.

– Скажи, Цзао-ван, объясни мне… – В голосе Фэй вдруг зазвучало волнение. – Сделаться Старейшим –