сделавшись пищей для сенсаций и сенатских прений. По этим причинам контору в бухте Гаррисон финансировали бесперебойно и щедро, ее сотрудники трудились за страх и совесть, не воровали спирт, а промывали им автоклавы, и остальные меры безопасности были вполне на высоте. С объектом 117 все обстояло как раз наоборот: ни денег, ни спирта, ни, собственно, надежных сотрудников и автоклавов. Я понимаю, развал империи… Однако не Римской, где самым грозным биологическим оружием были трупы, гниющие после сражений и осад. Правитель нынешних времен, приняв имперское наследие, обязан представлять, что не должно разрушиться и развалиться, – в противном случае наследством станет кладбище. Как минимум континентальное, поскольку вирусы не признают границ.

В конце девяностых, в годину бедствий, объект 117 стал угрозой глобального масштаба, и с течением лет эта угроза росла в геометрической прогрессии. Опытные специалисты разбегались, копились всевозможные долги, оборудование дряхлело вместе с лабораторными корпусами, началось воровство – мелкое, жалкое, не по злому умыслу, а от безденежья и безнадежности. Словом, микробиологический зоопарк был на грани краха: служители ушли, клетки проржавели, и обитавшие в них чудища грозили вырваться наружу. Проблема усугублялась тем, что факт существования объекта 117 российскими властями не признавался, а значит, не поступали даже скудные дотации от зарубежных филантропов.

Вскоре произошло ужасное: в две тысячи восьмом подняли рубильник (а может, опустили), и в результате объект остался без энергии. Только сутки, но об этом дне и этой ночи можно воистину сказать, что идиотов бог хранит. Ну, сохранил… Опыты с самой опасной дрянью не велись, крысы из клеток не разбежались, и ни один лаборант, по счастью, не разбил пробирку, не сунулся в темноте к криогенным камерам, да и температура в них не успела подняться. Дело замяли, сняв замминистра обороны и пару шустрых энергетических начальников, но шок получился такой, что были выделены деньги – за счет учителей, врачей и прочих персон inutile terrae pondus[36]. На эти средства объект протянул десятилетие; потом история забылась, страх поуменыпился, испарился, и компетентные лица решили, что кормить микробов ни к чему. Бюджет, известно, не резиновый…

Необъяснимый зигзаг государственной мысли! Хоть в эти годы Россия, как всегда, не процветала, но к экспорту сырья добавился бизнес с оружием – в Азии, Африке, Латинской Америке, на прежних и отвоеванных у конкурентов рынках. Деньги, в общем-то, были, но, как свойственно деньгам, текли в ту сторону, где намечалась прибыль, к месторождениям газа, нефти и алмазов, в энергетику и транспортную сеть, к обогатительным комбинатам и оружейным производствам. К ним относился и объект, терзавший меня, как заноза в пятке, но относился лишь формально; чума, холера, тиф, энцефалит не пользовались спросом ни в мусульманских странах, ни в Индии, ни в Великом Китае. И потому финансовый поток упорно огибал окрестности Челябинска, равным образом как и карманы микробиологов.

В две тысячи двадцатом шестом энергию отключили вторично. Опять обошлось, но я уже понял, что это финальный звонок: больше не прозвенит, ударит похоронным колоколом, а там – как будет угодно Вселенскому Духу… Может, кто и выживет, а может, через век заселят Землю талги-колонисты, и будет это не Земля, а тридцать третья копия Талгала… Вывод напрашивался сам собой: вмешаться и выдрать «занозу» – то есть, согласно духу времени, приватизировать и конвертировать. Возможности к тому имелись: с одной стороны, был покупатель, финансовый магнат Олыпанников, с другой – горячее желание Минобороны избавиться от всех микробиологов с их жутковатым зоопарком.

Я предпринял необходимые шаги, дело двинулось, потом зависло, и настолько прочно, что Олыпанников, имевший связи, средства и влиятельных друзей, смог лишь обнаружить «точку зависания». Ею была администрация президента, узкий круг чиновников, столь же продажных, как остальные, но в данном случае вопрос деньгами не решался. Бродили опасения, что новый собственник предаст огласке некоторые факты, а то и всю историю с объектом 117, что нанесло бы властям невосполнимый ущерб. Толпы испуганных граждан, паника, бунты, запросы в парламенте, смена правительства, международный скандал – все это мыслилось вполне реальным, если в зоопарк прорвутся чужаки – к примеру, эксперты СЭБ. А с ними – спаси господь! – гринписовцы и журналисты, репортеры ти-ви, члены Совета Европы, Хурала ВостЛиги и Общепланетного Суда! Возможное развитие событий, если учесть, кто станет собственником! Память об информационных битвах, которые вел отец Олыпанникова, была еще свежа, как и о том, что он победил в войне или, по крайней мере, не проиграл, оставив сыну десяток газет, издательства, радиостанции и телеканалы.

Все это выяснилось при осторожном зондировании, осуществленном моими агентами, живыми и виртуальными. Редкая ситуация на Земле, когда не работает формула «деньги—товар», но в данном случае товарец смердел, как покойник, и требовались гарантии, что трупный запах будет похоронен вместе с трупом. Тихо, незаметно, без салюта и оркестра… Кроме того, был нужен человек определенного веса – такого, чтобы передать мои гарантии вышестоящим лицам и успокоить страсти по Оль-шанникову.

Такая персона нашлась – к моему изумлению, мелкий чиновник из ведомства управделами президента. Впрочем, как докопались мои компьютерные аналитики, Павел Сергеевич Казин должность исполнял для вида, являясь, по сути, советником-парапсихологом и составителем астрологических прогнозов. В Кремле его уважали, а главное, верили ему и консультировались в различных деликатных случаях – ну уж а мой был деликатней некуда! Его прогнозы в самом деле сбывались с вероятностью три к двум – маловато для прекогниста, но верный признак того, что здравый смысл предсказателю не чужд.

Заручившись рекомендациями, я отправился в столицу. Ехал ночным монорельсом, чтобы не растратить энергии; она, как шептало предвидение, могла пригодиться для более важных дел. Помню, как добирался от вокзала в Кремль – случилось это двадцатого мая, в Москве уже цвела сирень, и ее аромат преследовал меня, вливаясь в кабину сквозь распахнутые люки. Мой лимузин затормозил у служебного входа, я сунул кредитную карточку в щель, кивнул таксисту, вышел и спустился в полуподвальчик, к бюро пропусков. Там маячили двое в штатском, три модификанта при оружии и тощий игрун – провод от вставленной в череп розетки тянулся к блоку распознавания. Пропуск, как обещали поручители, был готов; игрун обнюхал мои документы, блок звякнул, подтверждая их подлинность, и один из типов в штатском проводил меня в заветный кабинет.

Светильники по углам, стены с гипсовыми барельефами в шумерском и древнеегипетском стиле, темный ковер на полу и ни единого окна… По правую руку – стойки с лазерным голопроектором, контролем прослушки и кое-какими приспособлениями для аналитического шпионажа; все оборудовано не хуже, чем в Лэнгли, штат Вирджиния[37], где я бывал не раз. В глубине комнаты, под портретом президента, – кресла и стол, широкий, как взлетное поле для стратопланов. На столе – компьютер-видеофон, большая пепельница и какие-то официального вида бумаги; за столом – человек лет сорока, лысоватый, губастый, с нависшими дремучими бровями. Виски асимметричные, один впалый, другой выпуклый; явно вставлен мозговой имплант. В общем, маг из современных, из тех, что не гадают на кофейной гуще, а чертят гороскопы на компьютере.

Ощутив его ауру, я успокоился. Эта публика – я имею в виду магов, кудесников, целителей и тому подобный сброд – делится на две категории, на фанатиков и мошенников. Фанатик искренне верит в свою идею – к примеру, о том, что с ним общаются ангелы или что все недуги можно исцелить с помощью штопора в левой ноздре. Это суггестивная, подсознательная вера, часто граничащая с душевным расстройством; она облекает фанатика броней, непробиваемой для разумных доводов. Что же касается мошенников, то их интересуют предметы вещественные: гонорары, связи, водка, девочки, ну, на худой конец хвалебная статья. Мошенники – реалисты, фанатики – идеалисты и потому опаснее. Есть и еще одно отличие: фанатик готов встретиться с чудом, мошенник – нет, и потому оно его поражает и пугает.

К счастью, Павел Сергеевич Казин был из породы мошенников. Это давало серьезный шанс договориться.

Не поднимаясь и не протягивая руки, он кивнул мне на кресло. Я сел.

– Измайлов Арсен Данилыч? Шеф Северо-западного информбюро? За вас просили… – Казин насупился, пожевал губами. – Ну, так чего вы хотите, голубь мой? Интервью? Возможно, гороскоп? Или заговор, чтобы иметь успех у женщин?

– Ни то, ни другое, ни третье.

Он коснулся импланта под туго натянутой бледной кожей.

– Не верите в астрологию, любезный?

– Как можно! Верю. Кстати, мой батюшка был египтологом и понимал в таких вещах. – Я бросил взгляд на барельеф с изображением Гора и столбиками иероглифов. Скопировано грубовато, но все же мне