синкопическом ритме, известном как „регтайм“. Но эти фрагменты, похоже, и предназначены-то для демонстрации одного лишь ритма, ибо имеют на удивление малую мелодическую ценность. Наличествующие в опере обрывки мелодий не способны отразить тех событий, с которыми они связаны по ходу действия. Мелодии эти банальны и откровенно скучны. Короче, здесь очень мало от того Пуччини, каким он был прежде. Среди всех персонажей оперы самая заметная фигура — Дик Джонсон. Карузо удалось передать грубую силу, нагловатую удаль находящегося вне закона бандита и его мужество перед лицом смерти. Те немногие выразительные фразы, что содержит эта партия, были спеты им без всякого утрирования, с вокальной и художественной красотой“»[310] .
Композитор очень высоко оценил работу тенора, но остался недоволен своей любимицей Дестинн, которую упрекал в вялости на сцене. Впрочем, недовольство могло быть связано и с другим обстоятельством. В этой постановке был один любопытный «закулисный» аспект. Дело в том, что трое главных героев премьеры: Джакомо Пуччини, Артуро Тосканини и Энрико Карузо оказались… соперниками! Все они испытывали нежные чувства к исполнительнице партии Минни — великой Эмми Дестинн. В чешских источниках можно прочитать, что каждый из них сватался к певице. Однако подобного быть просто не могло: Пуччини и Тосканини были женаты (дирижер, ко всему прочему, состоял тогда в близких отношениях с Джеральдиной Фаррар), и о разводе не могло быть и речи. Что касается холостяка Карузо — то по воспоминаниям самой Дестинн, он дважды к ней сватался, однако, получив решительный отказ, совсем к ней охладел. Это похоже на правду. Довольно полная Дестинн была как раз из того типа женщин, который нравился Энрико. Ко всему прочему, она обладала высочайшей культурой, незаурядной вокальной техникой, хорошим литературным даром и яркой личной харизмой. Все это, безусловно, могло пленить Карузо. А если принять во внимание то, что перед «королем теноров» мало кто из женщин мог устоять, то легко представить, как был задет Карузо отказом Дестинн. Говорят, эта любовная неудача очень порадовала Тосканини, который всегда завидовал успеху тенора у женщин и считал, что этот успех связан исключительно с его голосом, но отнюдь не с человеческими достоинствами. Сама Эмми была не замужем, вела образ жизни довольно свободный (позднее она даже написала роман, в котором главной героиней стана эмансипированная женщина), однако на длительные отношения с кем-либо из названных героев не решилась.
Что же касается еще одного — художественного аспекта постановки, — то остается только пожалеть, что Карузо не оставил в звукозаписи ни одного фрагмента «Девушки с Запада», в частности — знаменитой арии Дика Джонсона «Ch’ella mi creda». Но то была не его вина. В журнале «Музыкальная Америка» от 17 декабря 1910 года говорилось, что это было следствием махинаций Тито Рикорди, который запретил запись любых фрагментов оперы из опасения, что это помешает продаже нотных изданий.
Карузо работал в прежнем ритме, однако силы его были небеспредельны, усталость накапливалась. В результате в конце сезона он вынужден был вновь отменить четыре спектакля. И хотя официальной причиной называлась обычная простуда, в прессе вновь начали поговаривать, что у великого тенора опять возникли проблемы с голосом. Слухи лишь усилились, когда стало известно, что в разгар сезона Карузо уехал отдыхать в Атлантик-Сити. Несмотря на заявление доктора Куртиса, что певец скоро вылечится, Энрико не появлялся на сцене в течение всего марта. А 5 апреля поклонников тенора встревожило объявление, что он уезжает в Европу — для лечения от гриппа и ларингита. Болезнь Карузо внесла серьезные коррективы в планы «Метрополитен-оперы»: решено было отменить запланированные гастроли театра в Риме, так как без Карузо они могли стать убыточным предприятием.
Энрико прибыл в Англию, где хотел всего лишь отдохнуть и пообщаться с младшим сыном. Однако его невероятная популярность не оставляла для этого никаких шансов. Если он куда-нибудь выходил, то немедленно становился центром внимания, если был дома — выстраивалась вереница визитеров. Газетчики и прихлебатели буквально одолевали его. Ко всему прочему, в очередной раз в прессе бурно обсуждались его здоровье и возможное скорое окончание карьеры.
Свою лепту в круговорот слухов внес и обиженный доктор Ведова. Профессор дал миланским журналистам интервью, в котором сказал, что тенору срочно нужна еще одна операция — и теперь куда более серьезная. Карузо пришел в ярость. Он заявил, что слова доктора — не что иное, как попытка сделать себе рекламу за счет дутой сенсации. В подтверждение своих слов он привел мнение весьма уважаемого английского доктора, который опроверг заявление итальянского коллеги и подтвердил, что тенор полностью здоров.
Только летом в Италии Карузо смог-таки по-настоящему расслабиться. Он проводил много времени с сыновьями, путешествовал с ними. Принимал только ближайших друзей, хотя и вынужден был время от времени общаться с прессой. Посетивший Энрико на вилле «Беллосгуардо» нью-йоркский журналист написал в статье, что «король теноров» находится в идеальной вокальной форме.
Коллега Карузо сопрано Лилиан Нордика, навестившая товарища в Италии, вспоминала, что, когда Карузо спел для нее у себя дома несколько вещиц, она едва не потеряла дар речи — настолько красивым и мощным показался ей «золотой голос».
Тенор Риккардо Мартин, приехавший из Америки, чтобы поучиться у Карузо певческому мастерству, публично заявил, что у того нет и намека на какие бы то ни было вокальные проблемы.
Пока Карузо отдыхал и восстанавливал силы в Европе, адвокаты защищали его интересы в суде. В июне 1909 года, вскоре после неудачной попытки похитить Фофо, Ада Джакетти затеяла против Карузо судебный процесс, проходивший в Милане. Ада потребовала вернуть ей детей. Она обвинила Карузо в нарушении закона, так как в свидетельстве о рождении мальчиков значилось, что они появились на свет от не состоящей в браке женщины (достигшей половой зрелости), в то время как она была официально замужем за Ботти. Таким образом, Карузо, по мнению Ады, лгал властям. Однако судья резонно возразил:
— Синьора, но вы тоже не можете претендовать на этих детей. Ведь в свидетельстве о их рождении нет даже вашего имени…
На суде Ада заявила также, что в то время, когда жила в миланском отеле «Эксельсиор», она вынуждена была по требованию Карузо отказаться от выгодного контракта с Манхэттенской оперой, потеряв, таким образом, 10 тысяч долларов. Подтверждением этому служило предъявленное Адой письмо Оскара Хаммерштайна, который, не заполучив Карузо, решил, по всей видимости, сыграть на скандальной ситуации и пригласить в труппу его бывшую спутницу жизни. Вряд ли Хаммерштайн верил в то, что Ада сколь-нибудь выдающаяся певица. Но он прекрасно понимал, что публика будет валом валить, как только узнает всю пикантность положения. Естественно, понимал это и Энрико, который, судя по всему, категорически запретил Аде появляться в манхэттенской труппе. Он дал задание адвокатам доказать на суде, что письмо Хаммерштайна — фальшивка, хотя знал, что это не так. Конечно, выбери Ада мирный путь решения проблем с Карузо, она получила бы от него куда большие суммы, но уж больно ей было обидно, что человек, прервавший ее карьеру певицы, продолжает срывать ей контракты и после их разрыва.
Одной из претензий Ады было и то, что Карузо, по ее мнению, присвоил драгоценности и не хочет их возвращать. Понять ее можно — ведь все они были подарками, и Ада искренне считала, что имеет право сама ими распоряжаться.
Среди многочисленных свидетелей на процессе выступал также один из ближайших друзей Карузо, бас Андрес Перелло де Сегурола. Он вспоминал, что перед первым заседанием Карузо сказал ему: «Дорогой Андреа, я хочу, чтобы ты знал: мои сыновья должны остаться со мной. Но, прошу тебя, старайся, когда будешь давать показания, избегать каких-либо оскорблений в адрес Ады. Я буду тебе очень благодарен. Несмотря ни на что, я люблю ее, и ничего не могу с этим поделать…»[311]
Процесс продолжался до 1911 года, пока, наконец, не был вынесен вердикт суда.
Разумеется, попытки Ады противостоять человеку со столь грандиозной поддержкой во всех кругах, всеобщему любимцу, человеку весьма состоятельному и могущественному, были тщетны. Карузо был оправдан по всем пунктам. В процессе заседаний было признано, что Ада и ее шофер Ромати организовали заговор против Карузо, наняв лжесвидетелей и подделав ряд документов, в том числе и письмо Хаммерштайна.
Суд решил возбудить уголовное дело против них по обвинению в клевете и взяточничестве. То, что Карузо согласился выступить с иском против любимой женщины, можно объяснить лишь тем, что он