Бросился старик из теплышка, увидала Татьяна, пустилась бежать со всех ног; бежит, а сама орет во все горло, старика ругает. Посмотрел ей вслед старик: бежать за ней силы не было, плюнул и полез опять в теплышко.
– Ну и дьявол баба! – сказал он.- Ведь вот что выдумает! ..
– Батюшка, что уж мне теперь делать-то! – сказала Агафья и заплакала.- Ведь она мне теперь житья не даст, заест теперь она меня совсем.
Ни слова не сказал старик, а только насупился. Кончили сушку, пошли домой. Агафья тряслась как виноватая, когда в избу входили. Однако все благополучно сошло. В избе все спали; разделась Агафья, помолилась богу и легла спать. И долго она заснуть не могла: тревожили ее нехорошие мысли, и горькие слезы лились из ее глаз.
Утром собрались к ним бабы с деревни лен мять. Пришли бабы, принялись за работу. Работают, разговаривают; не говорит только одна Агафья; стоит у мялицы как пришибленная. Стали над нею бабы трунить.
– Вишь,- говорит одна,- запечалилась как! Чай, об муже грустит … Не горюй, и без мужа проживешь: в деревне пастухов много.
Пришло время завтракать. Пришла Татьяна звать баб.
– Бог в помощь! – говорит.
– Спасибо, тетка Татьяна!
– Хорошо ли лен высушен?
– Ничего, гоже.
– То-то! – говорит Татьяна, сама ехидно улыбается.ґ Грех, кажись было бы, если плохо высушить-то! Мой старик до петухов его сушил, да не один, а с солдаткой молодой. Так хорошо сушили, что любо посмотреть. Прихожу это я проведать их, а мой-то говорит: 'Ты, молодуха, не робей, старуха ничего, а если что, так я ее приструню'.
Не удержались некоторые бабы, засмеялись.
– Что смеетесь? Правда, хоть самое спросите, нешто от стыда не скажет.
Да неужто правда? – спросила одна баба.
– Истинный бог! Это она тихоней-то притворяется. Подите-ка раскусите-ка ее, какая она! Недаром говорится: в тихом омуте черти водятся!
Некоторые бабы опять рассмеялись. А Агафья при речах свекрови и руки опустила, и работу забыла.
Озлобил ась она донельзя, подступила она к старухе, кажется, так и вцепилась бы в нее; озлобилась и Татьяна.
– Ты что это,- говорит,- очумела, что ль? Что ты подскочила-то ко мне? Аль драться хочешь? Попробуй, я те покажу, шлюха этакая, как на свекровь руки поднимать!
Повернулась Татьяна, позвала баб к завтраку и пошла из овина. Подкосились ноги у Агафьи, опустилась она на мялицу и заплакала. После завтрака не пошла баба на работу, а стала свои пожитки собирать. Заметил это свекор и спрашивает:
– Ты что затеяла? Аль уходить хочешь?
– К матушке пойду.
– Аль опять что вышло?
Рассказала Агафья. Вздохнул старик и говорит:
– Эх ты, головушка моя горькая! Что мне с ней делать?
Собралась Агафья, закинула узлы на спину и пошла в свою деревню к матери.
Удивилась мать Агафьи, как увидала дочь
– Что это ты, Агафьюшка, никак ко мне перебираешься?
– Пока к тебе, матушка.
– Что так?
– Не дает мне житья свекровушка. Заела совсем меня.
И рассказала Агафья про горе свое. Поплакали они вместе и стали обдумывать, что делать.
– Я, матушка, в Москву пойду,- сказала Агафья.
– В Москву? Да что же ты там будешь делать?
– Место какое-нибудь приищу, проживу кое-как.
– Ох, доченька, какое ты место-то искать будешь, ведь ты и порядков-то московских не знаешь?
– Что за беда, привыкну,- ведь не одни природные московские живут, а, чай, и деревенские есть. Эна, наша тетка Мавра тоже прямо из деревни, а сколько годов живет!
– Так-то так!
– А в деревне что мне делать? Ну, лето туда-сюда, в работницы можно наняться, а зиму? Что за лето наживешь, проживать?
Вздохнула старуха и говорит: – Гляди, как лучше, доченька.
Нашла Агафья грамотея, написала обо всем мужу, выправила паспорт и отправилась в путь. Приехала она в Москву и стала тетку Мавру разыскивать. Жила Агафьина тетка у господ. Отыскала ее Агафья и пришла к ней. Удивилась Мавра, как Агафью увидела, еле узнала ее.
– Агафьюшка,- говорит,- какими судьбами?
– Да жить в Москву приехала.
– А в деревне-то что ж?
Рассказала Агафья, почему она из деревни уехала. Потужила о ней тетка и говорит:
– Ну, что делать? Знать, твоя судьба такая! Не тужи, авось, бог милостив, найдем тебе местечко получше, и будешь жить да поживать, пока муж вернется; а муж вернется, – все дела разберет.
Однако, не сразу вышло место Агафье; прожила она у тетки недели две, а о месте и слуху не было. Стало бабе скучно без дела. Сидят раз на кухне Мавра, кухарка и Агафья, чай пьют, и входит к ним прачка, что на господ белье стирала. Остановила ее Мавра и говорит:
– Анна Петровна, вы по разным господам-то ходите, не слыхали ли где местечка вот для племянницы моей?
– А какое местечко-то?
– Все равно, какое ни на есть, лишь бы пристроиться, она только из деревни.
Посмотрела прачка на Агафью, оглядела и говорит:
– Не знаю, не слыхала. Разве мне ее взять белье стирать?
– Все равно, Анна Петровна, возьмите, пожалуйста; она бабенка работящая, будете довольны ею.
– Хорошо, пусть приходит завтра утром.
Ушла прачка, и говорит Мавра племяннице:
– Ну, вот, Агафьюшка, и место тебе. Как скажешь, ничего?
– Ничего, тетушка, спасибо за хлопоты.
– Ну, слава богу, Устроишься и живи,- работай, не ленись, не балуйся, все по-хорошему и будет.
На другой день утром свела Мавра Агафью на место, определила ее.
Стала Агафья к новой жизни привыкать да присматриваться. Прачечная была в подвале; баб рабочих было семь: три – стирали, а остальные – гладили; стирали бабы деревенские, а гладили – городские. Сначала не нравилась Агафье новая жизнь: работа не тяжелая и харчи хорошие, да не по душе ей были порядки московские – прачки все молодые да бойкие, в разговорах такие слова говорят, что и мужчине за стыд сказать; весь день песни горланят, да и песни-то нехорошие; за обедом водку пьют, между делом
